История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе - Равиль Бухараев

Из сохранившейся части рукописи ибн Фадлана остается неизвестным, что именно ответил Этрек, сын Катагана, и принял ли он ислам. Опыт подчиненного ему предводителя Йынала заставляет предположить, что обращение самого Этрека в ислам было не менее трудным делом. Помимо боязни нарушить племенные традиции, сюда примешивались и политические расчеты, в частности, уже существующая напряженность в отношениях с хазарами, которая только усилилась бы с принятием Этреком ислама. Спасибо уже и за то, что он отпустил посольство восвояси, не поддавшись на семидневные уговоры своих подчиненных о том, что багдадцев следует отдать хазарам в обмен на тюркских пленных или вообще казнить как лазутчиков, которых халиф якобы послал к хазарам, чтобы поднять их войной против них, тюрок-огузов. Откупясь хорезмскими и хорасанскими дарами, посольство продолжило свой тяжкий путь на север и, переправясь через многие степные реки и благополучно пережив встречу с ордой печенегов, пришло к реке Яик, с которой мы и начали эту главу.

За Яиком по левобережью Волги уже лежали земли башкир и волжских булгар. И теперь мы должны представить себе, какие верования господствовали в тех землях, куда направлялся продрогший от весеннего холода ибн Фадлан – с халифским письмом в дорожной сумке, опасениями по поводу денежной недостачи в уме и Откровением ислама в душе и сердце.

На пороге новой цивилизации

Ибн Фадлану как единственному человеку в посольстве, способному в силу образованности убедительно и красноречиво говорить об исламе, на пути в Волжскую Булгарию пришлось не только посевать семена веры Пророка, но и самому – волей-неволей – изучать поверья и обычаи местных жителей. Эти обычаи, традиции, верования, а также многочисленные и разнообразные суеверия были среди тогдашнего населения Седьмого Климата чрезвычайно сильны и привязчивы – настолько, что их отзвуки слышны и сегодня.

Работа над составлением детальной религиозной карты начала X века полностью увела бы нас от главной цели наших бесед, Северного ислама. Поэтому мы ограничимся здесь беглым очерком древних верований тюркских и финно-угорских жителей Поволжья и Приуралья, останавливаясь чуть подробнее на сведениях малоизвестных и, как мы надеемся, тем более интересных для нашего собеседника.

Что касается тюрок, то с их религиозными обычаями ибн Фадлан столкнулся еще у огузов, и, среди всего прочего, оставил нам записи об их погребальном обряде:

«А если умрет кто-нибудь из них, то для него выроют большую яму в виде жилища, положат его туда, наденут ему куртку, пояс, лук… вложат в его руку кубок с набизом, а также поставят перед ним деревянный сосуд с тем же питьем. Потом принесут все его имущество и положат с ним в этой яме. После этого эту яму-дом покроют настилом и насыпят сверху нечто вроде купола из глины (курган). Затем в зависимости от численности убьют сто, двести или всего одну лошадь и съедят их мясо, кроме головы, ног, шкуры и хвоста. И, право же, они все это развешивают на деревянных сооружениях и говорят: «На этой лошади он поедет в рай». Если же он был храбр и когда-нибудь убил человека, то вытесывают из дерева изображения по числу убитых, помещают их на его могиле и говорят: «Эти люди будут служить ему в раю[138]»».

Очевидно, что сама идея возведения кургана косвенно говорит нам о вере людей в загробную жизнь, вернее, в круговращение жизни, когда человек после смерти возвращается в чрево Матери-Земли для нового рождения. Языческие верования жителей Поволжья и Приуралья, как и верования всех древних народов земли, были самым тесным образом связаны с природным циклом, ведь, в конечном счете, именно от природы и ее щедрости зависели жизнь и смерть языческого человека. Языческие религии древних племен Седьмого Климата, будь то тюрки, славяне или финно-угорские племена, полны не только удивительной метафорической поэзии, но и самой глубокой философии единства человека с природой, которая во многом превосхитила для жителей Средней Волги и Приуралья исламскую идею Всеобщего Единства.

Мы уже говорили, что верховным божеством для тюрков было Всемогущее Небо, Тенгри, Воля которого пронизывала все сущее. Именно Тенгри давал человеку душу (кут) и забирал ее после смерти; именно Он определял продолжительность жизни человека на земле. Тенгри был мужским началом вселенной, а Мать-Земля – женским, подчиненным началом. Культ Тенгри, который, по мере соприкосновения древних тюрков с цивилизациями Средней Азии и Ирана, получил новое для себя имя Ходай, или Кудай, был распространен от монгольских степей до южных окраин нынешней России.

Этот культ настолько прочно вошел в плоть и кровь тюркских народов, что и после принятия ислама имена Тенгри и Кудай оставались, да и сейчас остаются синонимами Имени Аллаха. Религиозные обряды, посвященные Тенгри, до сих пор существуют в разных обличьях среди тюркских народов России. Главный обряд жертвоприношения Верховному Небу и сегодня совершается сохранившими язычество народами Алтая в начале лета, между 5 и 10 июня. Если верить утверждениям татарского писателя Рафаэля Безертинова в его книге «Тенгрианство – религия тюрков и монголов[139]», известный татарский праздник Сабантуй, празднуемый в июне, также происходит от древнего праздника жертвоприношения Тенгри.

Важно, однако, что далеко не у всех тюркских народов, поклонявшихся всемогущему Тенгри, этот культ впоследствии способствовал относительно легкому и скорому переходу в ислам. Алтайские тюрки и хакасы, так же, как чуваши и якуты, сохранили свое язычество в неприкосновенности до XVI, а то и XIX века.

Дело в том, что поклонение верховному богу не всегда доминировало среди множества других языческих культов, а во многом зависело от исторических обстоятельств, от того, насколько тот или иной народ выходил в разные эпохи на зримые перекрестки истории. В этой связи приведем интересное наблюдение французского ученого Жан-Поля Ру, который отмечал, что

«Деятельный бог неба являлся имперским созданием, имеющим отношение только к имперской религии: люди поклонялись ему только в те времена, когда имперская власть была достаточно сильной, чтобы обеспечивать повсеместное поклонение этому божеству[140]».

Суть язычества, однако, заключается в обожествлении не только верховного божества, но и многочисленных подчиненных ему божеств. Среди таких божеств, которым поклонялись древние жители Седьмого Климата, самыми известными были покровительница тюрков богиня Земля-Вода Йер-Су, которая ассоциировалась в сознании древнего тюрка с понятием родины; богиня Умай, лучезарная богиня плодородия и охранительница рожениц, а также божество тьмы и подземного царства Эрлик, владыка злых духов. Как пишет Р. Безертинов,

«В представлении древних тюрков божество Эрлик был тесно связан с камами (шаманами). По древним преданиям первый черный кам был обучен камланию Эрликом. Подземному миру камлали только черные камы (кара кам), белые камы (ак кам) никогда в подземный мир не ходили. Хотя Эрлик и был божеством, руководящим подземным миром, он в редких случаях вершил намеренное зло. Он не ведал смертью людей и не забирал их кут (душу), а только принимал в свое царство материальное тело умершего. Древние тюрки считали, что кут умершего путем сожжения тела возвращался на Небо или после захоронения перекочевывал в землю умерших, в землю предков, а не в ведение владыки ада (Эрлика), как это считается в учениях мировых религий[141]».

По тюркским поверьям, Эрлик имел семью, дочерей и сыновей, которые помогали ему управлять подземным миром. Кроме того, древние тюрки, как и другие языческие народы, обожествляли практически каждое проявление природных стихий. Подчиненными Тенгри божествами, связанными между собой тесными узами, были в этом сказочном пантеоне также Вода, Огонь, Воздух, Солнце, Луна, Звезды, Гром и Молния, Ветер, Дождь, Облака и Тучи, Радуга. Помимо этих божеств, каждое из которых требовало внимания и жертвоприношений, вся зримая и осязаемая вселенная была населена многочисленными духами, которыми одушевлялись деревья, реки, ручьи, озера, горы, степи и пустыни, а также и человеческое жилье. Последнее само по себе представляло нечто вроде храма, воздвигнутого божеству очага, от которого проистекало все благополучие и благосостояние жилища.

В поверьях древнетюркских и финно-угорских народов картина вселенной представала в виде соединения Земли и Неба посредством Древа Жизни. Эта грандиозная религиозная метафора, оставившая свои поэтические следы и в поверьях казанских татар, скорее всего, возникла в связи с почитанием священных рощ, или кереметей, среди чувашей, удмуртов, мордвы, марийцев и других народов Поволжья, Урала и Сибири. Татарский ученый Г. Давлетшин в своей статье «Космогонические представления волжских булгар» пишет: