Право на жизнь. История смертной казни - Тамара Натановна Эйдельман

не казни, но действия людей, доведенных до отчаяния. Из России были изгнаны евреи, включая даже доктора, лечившего саму императрицу. Да и вообще, как пишет Е. В. Анисимов, «эта милая красавица, всегда демонстрировавшая свое "природное матернее великодушие", писала начальнику Тайной канцелярии указы о допросах и пытках так отрывисто, сурово и по-деловому жестоко, как некогда писал свои указы шефу тайной полиции ее отец»[92].

Но в то же время Елизавета – не самая злобная, но, безусловно, и не самая добрая и уж тем более не самая просвещенная из российских правителей – сделала то, что не пришло в голову никому из куда более ярких и умных европейских монархов XVIII века – уже в 1744 году, через три года после вступления на престол, она приказала приостановить исполнение смертных приговоров и отправлять каждый из них на ее личное утверждение. После этого в течение почти двадцати лет ее правления продолжалась борьба императрицы с окружением. Сенат регулярно подавал ей представления, намекая на то, что надо бы смертную казнь все-таки произвести, а императрица упорно отказывалась.

Доводы, приводившиеся сенаторами, напоминают все то, что говорится и сегодня: «Сенаторы попытались урезонить императрицу и выдвинули сразу несколько аргументов против моратория на смертную казнь. Во-первых, они полагали, что число всех этих оставленных в живых воров, разбойников, убийц и фальшивомонетчиков будет неуклонно расти. Армию преступников крайне сложно удержать в повиновении, начнутся побеги, наказания несчастных караульщиков и разорение порядочных подданных. Во-вторых, сами эти подданные, увидев безнаказанность, будут склонны к злодействам, а войска к непослушанию. Наконец, по мнению сенаторов, пагубное милосердие шло вразрез с традицией русского законодательства и особенно со строгими государственными установлениями "родителя" царствующей государыни, "блаженного и вечно достойного памяти Петра Великого", который "смертные вины" карал жестокими казнями»[93].

Мы видим здесь приводящийся и сегодня аргумент экономический: а как же всех этих убийц содержать, деньги государственные на них тратить? – аргумент юридический: отменив смертную казнь, развяжем руки преступникам, которые ничего уже не будут бояться, – и, наконец, обращение к традиции: всегда так делали, а мы чем лучше? Специфичным для елизаветинского царствования был еще один довод: императрице (которая, как известно, не слишком любила заниматься государственными делами) придется тратить очень много времени на изучение смертных приговоров.

В другой раз предложили смертные приговоры дворян и купцов отправлять на утверждение, ну а хотя бы «подлых людей» казнить просто так. Но ни на какие предложения подобного рода Елизавета не соглашалась.

Мало того, в последние годы ее правления началась работа над созданием нового Уложения, которое должно было заменить Соборное. Увы, работа эта остановилась со смертью Елизаветы, но перед этим законодателям было дано четкое указание: «…перед началом работы комиссии над второй редакцией проекта кабинет-министр А. Олсуфьев словесно объявил, что "Ее Императорское Величество Высочайше повелеть соизволила в оном новосочиняемом уложении за подлежащие вины смертной казни не писать"»[94].

Если бы Елизавета прожила чуть дольше, то уже в XVIII веке Россия получила бы законодательство, где смертной казни не было бы вовсе – и это была бы совершенно уникальная ситуация.

Почему императрица так упорно отказывалась от утверждения смертных приговоров? Считается, что, начиная борьбу за престол, она дала клятву перед иконой в случае победы никого не казнить. Похоже, истово религиозная Елизавета действительно просто хотела сдержать слово, данное Спасителю.

«Приостановка экзекуций за тяжкие преступления не имела теоретических обоснований и никак не была связана с развитием юридического знания того времени. Любые рассуждения об ограничении публичности казни, переносе акцента со зрелищности расправы на торжество справедливости в суде, переходе от наказания тела к предотвращению повторного деяния и прочие идеи, волнующие европейских философов и правоведов, мало занимали императрицу. Логика христианских заповедей напрямую привела ее к хорошо известному вопросу: "И кто меня тут судьей поставил, кому жить, кому не жить?"»[95].

Именно поэтому решение Елизаветы столь удивительно. Можно, конечно, сказать, что наказания в России все равно оставались ужасающими (на уровне тогдашней юстиции): преступникам рвали ноздри, их клеймили, били кнутом и подвергали многим другим страшным мучениям; можно вспомнить о вечном солдатском ужасе – шпицрутенах. Но все-таки ЛЮДЕЙ НЕ КАЗНИЛИ. Не было больше тел казненных, выставленных на всеобщее обозрение и поругание, не было ни открытых, ни тайных казней. И тот факт, что Елизавета в свой жестокий век дошла сама – даже не столько умом, сколько душой – до необходимости не казнить, напоминает о восклицании Руссо: «Сердце ропщет». Это, наверное, один из самых важных доводов против применения казни – перед ним бледнеют все рациональные доказательства.

Правление Елизаветы сменилось коротким и несчастливым царствованием Петра III. Но вот что интересно: мы всегда смотрим на него глазами его жены Екатерины, не поскупившейся в мемуарах на подробное описание глупости, невежества и жестокости мужа. И за Елизаветой с Алексеем Разумовским он подсматривал в дырку в стене, и во взрослом возрасте играл в солдатики, и крысу, которая отгрызла голову игрушечному солдату, приказал повесить – в общем, картина неприглядная. Петр Федорович явно не был выдающимся государственным деятелем, но все-таки при любом супружеском конфликте – даже царском – имеет смысл выслушать обе стороны. Екатерина II, ненавидевшая мужа и всю жизнь стремившаяся оправдать совершенный переворот и смерть Петра при невыясненных обстоятельствах, представляла одну версию отношений супругов. Петр Федорович свою оставить не успел: вскоре после свержения с престола он был, скорее всего, убит Алексеем Орловым. Но, как бы то ни было, интересно, что и при этом странном и вздорном солдафоне продолжился курс на смягчение наказаний. Одна из главных претензий, предъявлявшихся Петру III, – его восхищение Фридрихом II, прусским королем, бывшим в то время врагом России. Но, похоже, Петра восхищал не только Фридрих-военачальник, но и Фридрих-законодатель. Еще в 1740 году, вступив на престол, прусский король отменил пытки, – а Петр вскоре после своего вступления упразднил печально знаменитую в елизаветинскую эпоху Тайную канцелярию, где тоже пытали арестованных.

Свергнув ненавистного мужа с престола, к власти пришла Екатерина II. Ее действия, связанные с наказаниями вообще и со смертной казнью в частности, уже не были столь импульсивными, как у Елизаветы. Екатерина любила подчеркивать, как много она работала над собой и читала в молодости, как будто готовясь к будущему царствованию. И вот она стала владычицей огромной державы. В самых разных сферах, будь то крестьянский вопрос, организация государственного управления или применение смертной казни, императрица вынуждена была