Военная тайна - Лев Шенин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надо вам сказать, товарищ Леонтьев, что следователи по уголовным делам разделяются на «бытовиков», «хозяйственников» и «сексуалистов», то есть специализируются по расследованию преступлений бытовых, хозяйственных и сексуальных. Разумеется, им приходится расследовать всякие дела, но у каждого следователя обычно имеется «своя струнка», склонность к расследованию определенных видов преступлений, а стало быть, и соответственные навыки и способности.
Бахметьев принадлежал к довольно редкой группе следователей — любителей хозяйственных дел. Всякие там балансы, сальдо, двойные и прочие бухгалтерии, недостачи на оптовых базах, дерзкие растраты и запутанные торговые комбинации интересовали его гораздо больше, нежели вооруженные ограбления, убийства из ревности и прочие, как он выражается, «пережитки быта». Да, Бахметьев решительно предпочитал унылых растратчиков, в глубине души давно примирившихся с неизбежным приговором, заведующих оптовыми базами с беспокойным блеском в глазах и сухопарых, подвижных, молниеносно соображающих комбинаторов — специалистов по разного рода мошенническим операциям.
Роясь в кипах отчетных документов и колонках бухгалтерских записей, неумолимо нащупывая самые запутанные, мастерски завуалированные счета и бухгалтерские проводки, угадывая каким-то особым, профессионально выработавшимся чутьем преступные связи и комбинации, Бахметьев работал, как одержимый, не зная усталости, с подлинно артистическим вдохновением.
В утро, о котором идет речь, он, как всегда, склонился над папкой с очередным делом и погрузился в изучение кипы бухгалтерских документов. Внезапно раздался резкий звонок его настольного телефона. Оторвавшись от дел, Бахметьев взял трубку.
«Вас слушают».
«Мне нужен товарищ Бахметьев, Сергей Петрович», — послышался почему-то знакомый (у Бахметьева отличная память на голоса) тенорок.
«Бахметьев у телефона. Кто говорит?»
«Говорит ваш бывший клиент, Сергей Петрович. Одним словом, обвиняемый. Имею к вам спешное дело особой государственной важности…»
«Кто говорит? — строго переспросил Бахметьев. — Я ничего не понимаю. Какой обвиняемый?»
«Боюсь не помните меня, много прошло времени. Докладывает Жора-хлястик, ежели изволите помнить… Проходил у вас по делу о похищении со взломом морских котов в Мехторге… Одним словом, старый знакомый…»
Бахметьев вспомнил. Да, лет пять тому назад действительно было в его производстве дело о похищении большой партии меховых товаров на оптовой базе Союзпушнины. По этому делу привлекалась группа лиц во главе с заведующим базой, по инициативе которого и была инсценирована кража со взломом. Среди прочих обвиняемых проходил и один молодой карманник, случайно затесавшийся в эту компанию.
Бахметьев заказал «бывшему клиенту» пропуск. Вскоре на пороге его кабинета появилась личность небольшого роста, в брюках неопределенного цвета и щегольской, замшевой «канадке» на молнии. Личность еще на пороге отвесила изысканный поклон, молча поставила в угол небольшой чемодан из фибры ядовито-желтого цвета и выжидательно уставилась прямо в лицо Бахметьева озорными, с лукавой искрой, глазами.
«Ваша фамилия?» — суховато спросил следователь, не любивший называть обвиняемых по кличкам.
«Фунтиков, — быстро ответил пришедший. — В миру Жора-хлястик, а от папы с мамой — Фунтиков, Маркел Иваныч».
«Помню, — ответил Бахметьев. — Садитесь» Чем могу служить?»
Фунтиков присел на самый краешек стула, разгладил на коленях пушистую кепку и озабоченно спросил:
«Каким располагаете временем?»
«Я вас слушаю», — вежливо, но суховато ответил следователь.
«Прибыл по своей специальности, — начал Фунтиков. — Если изволите вспомнить, я по своей квалификации карманник и всегда работал по этой линии. По меховому делу я влип тогда случайно, попал, как говорится, в дурное общество, уговорили меня, как фрайера, и вообще нужно мне это было, как рыбке зонтик… У меня, Сергей Петрович, золотые руки, и незачем было идти на эту меховую липу. Получил я, как пижон, пять со строгой, отбыл три, получил досрочное за ударную работу в лагере и вернулся к прежней специальности».
«По карманной части?»
«Так точно. Между прочим, не стал бы этого касаться, если бы не вчерашнее происшествие на Белорусском вокзале. О чем и считаю необходимым доложить. Можно по порядку?»
«Можно», — ответил Бахметьев, с интересом слушая.
«Вчерашний день прибыл я на работу на Белорусский вокзал, как всегда, к отходу заграничного поезда Москва — Негорелое. Между прочим, шикарный экспресс, интеллигентная публика, дамы с вуалетками и заграничные чемоданы. Правда, чемоданы не по моей епархии, но если чемодан крокодиловой кожи, кругом на молниях, и весь в наклейках, то у такого пассажира и в кармане есть о чем поразмыслить. Ну, прихожу на перрон, второй звонок, сутолока, пассажиры прощаются, дамы уже вытащили платочки, носильщики огребают чаевые, паровоз пыхтит. Одним словом, час-пик для нашего брата. Именно в этот момент надо не разевать рот, а приступать к молотьбе и уборке урожая. Я уже заранее выбрал себе подходящего карася — иностранец, стекло в глазу, перчатки. Пришел он минут за пять, провожал какого-то типа, сунул ему что-то и еще, видно, сунуть хотел, да не успел. В толкотне у международного вагона я бочком к нему прижался, отточенный двугривенный зажал между пальцами и очень деликатно вырезал у него задний карман. Увел у него на ощупь толстый бумажник и отшвартовался влево. Здесь, Сергей Петрович, я довольно независимо прогулялся, бежать сразу вредно, потом звонок, свисток, поезд тронулся, и я тоже лег на курс и вышел на площадь. Ну, натурально, зашел в кафетерий, заказал пиво с раками, вынул бумажник, раскрыл и аж похолодел…»
«Почему?» — спросил Бахметьев.
«Именно потому, что в бумажнике был чистый шпионаж, статьи пятьдесят восемь дробь шесть, и коварные методы иностранных разведок… Вот посмотрите сами, Сергей Петрович, убедитесь».
И Фунтиков протянул следователю бумажник.
Бахметьев раскрыл бумажник и прежде всего увидел проявленную пленку длиною около метра. На кадрах пленки можно было рассмотреть переснятые технические чертежи, конструкции и различные цифры. Кроме того, в бумажнике были записки на немецком языке, сделанные карандашом, визитная карточка какого-то Отто Шеринга, коммерсанта, американские доллары и немецкие марки. Документов, удостоверяющих личность владельца бумажника, не было, так как визитная карточка, судя по надписи на ее обороте, принадлежала одному из его знакомых.
Рассмотрев содержание бумажника, Бахметьев перевел взгляд на Фунтикова. Тот сидел с серьезным выражением лица, перебирая в пальцах кепку.
«Что это за чемодан?» — спросил Бахметьев, указывая на чемоданчик, поставленный Фунтиковым в угол.
«Необходимый набор для домзака. Захватил на случай посадки, — ответил Фунтиков. — Ибо дело делом, а суд по форме. Я, Сергей Петрович, прежде чем к вам войти, ночь не спал — раздумывал. Сами посудите — в кои веки такой случай мог произойти, что моя работа пользу государству принесла… Натурально, не выдержал и пошел».
«Вы сможете опознать человека, у которого вырезали бумажник?» — спросил Бахметьев.
«А как же! Да я его на всю, можно сказать, жизнь запомнил. Высокий, носатый такой… Извините, задом на ходу виляет».
Бахметьев подумал и коротко, очень серьезно произнес:
«Вот что, Фунтиков. Арестовывать я вас не буду, хотя вы правы, что дело делом, а суд по форме. Но адрес ваш может понадобиться. Понятно?»
«Понятно, Сергей Петрович, — с чувством ответил Фунтиков. — Понятно и весьма приятно».
«Это не все, — продолжал Бахметьев. — Вы должны мне дать слово, что перестанете воровать, иначе, сами понимаете…»
Отпустив Фунтикова и записав его адрес, Бахметьев доложил о визите своего старого «клиента» прокурору. Заявление Фунтикова и бумажник были переданы следственным органам, компетентным в этих вопросах. Вскоре благодаря документам, находившимся в бумажнике, удалось установить тот специнститут, в котором орудовала агентура германской разведки. Выяснена была и личность владельца бумажника, сотрудника германской миссии в Москве. Явившись на Белорусский вокзал для проводов одного из агентов германской разведки, этот «дипломат» намеревался отправить с ним добытые документы и фотографии, но был обворован Фунтиковым. По-видимому, это происшествие испугало «дипломата», и он еще до того, как была установлена его личность, спешно «заболел» и выехал из Москвы в Германию, откуда больше не возвращался.
Фунтиков, не знавший всех этих подробностей, потерял покой, стараясь найти человека, у которого он вырезал карман. Ему очень хотелось довести дело до конца и найти шпиона. И, хотя никто ему этого не поручал, он почти ежедневно посещал Белорусский вокзал, болтался у гостиницы «Метрополь», в которой обычно останавливались иностранцы, бродил по комиссионным магазинам. Но все его старания были тщетны — толстого блондина с виляющим задом не было, его и след простыл.
