Бродяга, Плутовка и Аристократ - Александр Фарсов

Может быть, я ошибалась изначально? Может, неправильно воспитывала их, надеясь, что они вырастут в неведении и станут достойными рабами Божьими? Может, мне сразу стоило открыть им правду? Но я ещё могу… у меня осталась искра надежды, которую я не в праве утратить».

Этим же вечером она позвала к себе Лотти. Сонная девочка в пижаме уселась перед ней, уставившись на маму заплаканными глазами.

— Лотти, милая. Я хочу с тобой серьёзно поговорить.

— Да, конечно, мама.

Она почувствовала её серьёзные намерения и сама собралась. Роза рассказала ей о своей жизни в Аристократии; рассказала идеи, за которые боролась; веру, которую избрала и которой следует; всю тяжесть предательства, пережитого ей; а также планы, которые собиралась исполнить. Шарлотта внимательно слушала и прониклась её мыслям, так как с детства сама задавалась подобными вопросами. Несправедливость, неправильность общества. Их девочка замечала уже давно, поэтому она приняла всё то, что тёмной ночью ей преподнесла мама.

IV

Наши дни, но за 8 месяцев до встречи Гриши, Фарля и Лотти.

На скамейке возле трёхэтажного здания сидела странная фигура, она прикрыла своё лицо чёрной шляпой с опущенными полями, и о чём-то красноречиво разъяснялась:

— Вот ты мне скажи, как существо, обладающее недюжинным умом и обаятельностью. Как ты считаешь всё, что сейчас происходит, не шутка ли? — в ответ прозвучало лишь протяжённое молчание. — Затрудняешься в ответе? Хм- м… точно же, как я сразу не догадался, мой вопрос столь глуп и бессмыслен, что и ответа на него нет лучше, чем молчание. Ты, действительно, оправдываешь свою интеллектуальность. Но всё же если задуматься в этом ключе, то некоторые моменты так или иначе больше походят на шутку, нежели на серьёзный, может, и достаточно аргументированный довод. Сам задумайся… столько фактов, кажущихся абсурдными из-за неправильной интерпретации. Вот если применить другой подход, то всё становится на свои места. Ты согласен? — тишина. — Твоё одобрительное молчание меня крайне радует.

Он продолжал вести непринуждённую беседу, навесив на лице немного пугающую улыбку, которую люди надевают всякий раз, когда общаются на тревожащий их вопрос. Со стороны на него косым взглядом поглядывали прохожие.

— Мама, а с кем этот дядя разговаривает? — спросил мальчик.

— Ни с кем… идём-идём, — подгоняя, проговорила мать.

А мужчина всё разговаривал, при этом ехидно посмеиваясь. И смех этот до более неприятный, такой будто бы он заглянул в недра сознания и достал оттуда нечто, что гораздо страннее его действий.

В это же время из подъезда вышел высокий мужчина, обёрнутый в серый плащ. Выйдя на свет полудня, он надел такую же шляпу только с прямыми полями, под которую скрыл пепельные волосы. И лишь после обратил свой острый взор на фигуру, беспечно лепечущую с чёрным вороном. Даже когда он подошёл ближе к скамье, ворон не посчитал нужным сдвинуться с места.

— Уже закончил? — спросил мужчина.

— Да, — ответил он, закурив. — А ты всё народ пугаешь, как погляжу.

— Разве? — недоумевающим голосом. — Я просто беседовал с товарищем о делах насущных.

— А-а, да, я так и понял… пойдём у нас ещё много работы.

— Понял. До встречи, месье! — обратился к ворону.

Птица повернула голову и каркнула.

— Что? Тебя тоже уже довёл? А я с ним круглосуточно, представляешь? Обдумай это на досуге. Ладно, бывай.

Они шли по пешеходной улице, заполненной магазинчиками.

— Быстро ты… что-нибудь выведал?

— Ничего стоящего. Просто очередной офисный планктон. Ему ничего не известно. Кстати, Тринадцатый, что это за слово ещё такое, «месье»?

— Был бы интеллектуалом, знал был. Вежливое обращение на мёртвом языке. А вот то, что мы ничего не выяснили удручает. Ты же знаешь последствия, Восьмой.

— Не беспокойся об этом. Контора не придерётся.

Они продолжали идти, завернули в переулок, на кирпичных стенах которого, словно артерии, тянулись паровые трубы. Пройдя по извилистым тропам, они вышли на оживлённую улицу, где по другую сторону дороги доносился тоненький мальчишечий голос. Парень размахивал стопкой свежих газет и выкрикивал:

— Убийство! Убийство! Найдены остатки тела Николая Флок Гильмеша! — кричал, зазывая людей.

Восьмой и Тринадцатый пробурили себе путь, сквозь бушующий людской поток. Восьмой купил газету у мальчонки. Прямо перед ним он распахнул её и начал читать. Взгляд его был прерывист и прыгал со строки на строку, в поисках чего интересного.

«Руку именитого философа нашли в канализационной трубе на улице Соколова. Перед этим, согласно экспертизе, ей пришлось проплыть по меньшей мере с десяток улиц при чём под стеной. Все эти данные свидетельствует, что убийство было совершено не в нашем Центральном районе. Как и предполагалась, следы ведут в Рабочий район. Дело перешло в юрисдикцию КСС (Контора Сохранения Спокойствия), проверенные источники сообщают, что параллельно дело ведёт СОГ (Служба Охраны Государства)».

— Что интересного пишут? — спросил Тринадцатый, поглядывая в газету из-за спины.

— Помнишь, я говорил, что контора не придерётся? — тот кивнул, — Забудь. Похоже, контора будет в ярости.

— Из-за нас?!

— Кто знает. Информация о Гильмеше просочилась в массы слишком быстро. Пусть это ошибка Службы контроля СМИ, но попадёт нам.

Он бросил газету в урну и продолжил идти, ускорив шаг. Они шли, пока перед ними не предстала высотка с большими буквами на входе «СОГ». Пройдя внутрь, заходишь, словно в муравейник, где тысячи насекомых носятся с кипой бумаг с этажа на этаж. Жуткий гул, топот и этот раздражающий женский дикторский голос, что раздаётся со всех сторон — всё это бесило Восьмого.

— Гильмеш был крупной шишкой. К тому же последний в своём роде, — раздумывая, сказал Тринадцатый. — Не мудрено, что Чисел подключили в дело.

— Это то да. Только вот понять не могу, кто и как смог его убить? А главное зачем?

***

Он погрузился в себя, вспоминая первый поход в дом Гильмеша в Рабочем районе. Это было невзрачное здание в самых затворках города, если бы не линии питания, его легко можно было бы вовсе не заметить. Внутри никакого удобства. Белый кафель и серые стены создавали жуткую атмосферу подпольной лаборатории. Каждое помещение было отдельным кабинетом с дорогим оборудованием. В этой лаборатории было лишь несколько спальных комнат. Свет перешёл в режим аварийной работы, поэтому был тусклым и постоянно мерцал.

— Мерзко тут, — выдал Тринадцатый. — Не место для аристократа.

— Точно.

Они прошли дальше по коридору под мигающие желтые лампы. Лёгкий скрип доносился откуда-то впереди. Детективы осмотрели несколько комнат, в них хранились записи исследований Гильмеша, лекционные тетрадки и неопубликованные труды. Зайдя, по-видимому, в кабинете философа, Восьмой начал рыться во всей документации. Среди пепла и чернушной гари, оставшейся на полу и стенах, его серые глаза