Бродяга, Плутовка и Аристократ - Александр Фарсов

— О-о, Гриша, ты уже вернулся! — радостным голосом воскликнула она.

— Вот только что. Что-то нужно? Мы с отцом беседуем о делах.

— Просто хотела узнать, когда ты прибудешь. А тут такое счастье, ты уже здесь.

— Я думаю, мы всё уже обсудили, Григорий. Можешь провести время с сестрой, — влез Симон.

— Если так, то до вечера. Я хотел бы обсудить свою речь с тобой.

Симон кивнул, продолжив пролистывать торговые договора. Гриша и Нат вышли на улицу. Девушка решила прогуляться по саду. Натали взяла молодого аристократа под руку и повела по вымощенному тротуару.

— Ты хотела о чём-то со мной поговорить. Я слушаю.

— Я всегда хочу с тобой разговаривать, — сказала она, нежно коснувшись его руки. — Последнее время ты такой занятой. Совсем не уделяешь мне, своей сестре, внимания. Мне одиноко знаешь ли, — дополнила и надула щёки.

— На носу важное событие. Это если не считать защиту докторской, — безразлично ответил он.

— Какие мы серьёзные. Напомни, какая тема работы?

— Моральные категории добра и зла: в довоенной философии теистических общин и в призме современных этических воззрений Церкви Единства.

— У-у, как сложно. Мальчик ударился в религиозные проблемы. Кому это сейчас интересно? Теистические общины — это меньше процента в Артее.

— Но тем не менее они есть. Более того, они набирают силу в Рабочем районе, — пояснил Гриша. — Натали, прошу хватит упираться грудью.

— Тебе не нравится? А раньше ты был без ума от них, — они повисла на нём. — Слушай, а давай ты вечером вместо отца заглянешь ко мне? Мы можем отлично провести время… только ты и я.

Гриша остановился. Темно-зеленая листва затмили собой солнце, и в миг на его лице проступила тень. Она закрыла его полностью, оставив лишь крохотную правую часть освещенной. Тогда Кол Галланд приблизился к сестре и тихо нашептал:

— Нат, ты вполне могла забыть, поэтому напомню… я больше не игрушка больной нимфоманки. Не испытывай моего терпения.

— Какой страшный. Мальчик вырос и стал мужчиной.

— Мальчик мёртв, дорогая Натали, — он убрал с себя её нежные руки. — Наша прекрасная семейка поспособствовала. Если это всё, что ты хотела обсудить, то прости. У меня много дел.

Сказав это, он ушёл. А Натали осталась подле беседки.

«У меня много дел, говоришь? — эта фраза отдалась в её голове до ужаса неприятным чувством. — Во истину Кол Галланд»

Компания очаровательной особы на данный момент была юноше абсолютно неинтересна. Нат тоскливо уселась на скамейку, провожая его взглядом.

— Ах… видно, и я, и ребятки слегка перестарались, играясь. Кто же знал, что игрушка станет игроком по крупнее. Но даже так… эти глаза морского дна остаются до скверного привлекательными.

***

Вечером того же дня, только в Рабочем районе.

Лотти в компании ещё двух человек в спешке куда-то направлялась. Они надели плащи и под покрывалом ночи шли по переулкам.

— Не думаю, что успеем к началу проповеди, — сказал один из них. — Чего тогда торопиться?

— Стёп, даже если мы опаздываем, это не значит, что мы должны сбавлять темп.

— Георгий, прав, — встряла Лотти. — К тому же сегодня не только проповедь, сегодня мы обсудим наши планы на будущее.

— Вы серьёзно верите, что у нас что-то получится? — продолжал бурчать он.

— Если не веришь, тогда тебе следует сразу уйти! — прогневалась Лотти.

— Да верю-верю я… дай хоть недовольным побыть. А то взъелась, как собака.

— У нас нет времени быть недовольными. Оглянись вокруг, — её взгляд пробежался по стенам и переулкам. — Если мы ничего не сделаем, наш дом навсегда останется таким… или даже хуже. Посмотрите хотя бы на этого бедолагу. Не дай Бог стать таким же.

Прямо перед ними проходил человек, одетый в ободранную и грязную ткань. Его глаза были пусты, он постоянно бормотал себе под нос бессвязные фразы и еле передвигал босые ноги. Они были изранены, виднелся длинный шрам до самой лодыжки. С виду казалось, что он под наркотиками или вовсе не в своём уме.

— Как ужасно, — вновь заговорила Лотти. — Видите, он порождение этого общества… общества, которое привело нас всех в отчаяние.

— Отчаяние? — бродяга услышал её слова и повернулся всем телом к ней. — Знаете, что такое отчаяние? Отчаяние — это когда вас двое. Кха! кха! кха! — истерично засмеялся. — А? А-а?! — к полоумному пришло внезапное осознание. — Какой странное чувство… я что СУЩЕСТВУЮ?! КАКОЕ ЗАМЕЧАТЕЛЬНОЕ ЧУВСТВО!! — за словами последовал дикий хохот.

Его смех резал уши, он будто царапал сознание, проникал в его глубь и разрывал его на части. Смех сумасшедшего, в котором чувствовалась сама суть грусти. Он смеялся, но лицо исказилось от печали. И так он продолжил идти вперёд, сам не ведая куда.

III

Пять лет назад. 209-ый год со дня открытия пара Земли.

Небо над городом заволокли тучи. Они вальсировали, собираясь излить всю горечь утраты по тому, кто за ними наблюдал. Начался дождь. Холодные, крупные капли отбивали ритм по натянутым зонтам. Люди в траурных одеждах склонили головы перед могилой. Тонкая гранитная плита торчала из земли, устремляясь ввысь. Надпись на ней гласила: 196–210 гг со дня открытия пара Земли. Нейтан из Норта «Тот, кто смотрит на небо и ищет ответ».

Служитель Церкви Единства читал псалмы пророка Григория:

— Да прибудет его душа в Единой душе. И будет она вращаться в едином потоке душ созвучно с другими чистыми душами, пока не вернётся на землю обетованную и не продолжит творить дела благие и угодные роду человеческому.

Из-за дождя его белая ряса окрасилась в серый цвет, он и сам весь промок, но продолжал говорить:

— И пусть ребенок не успел начать свой путь, как уже покинул нас, но помыслы его всегда были чисты, а действия полезны. Пророк Григорий в Откровении человеческом писал: «Нет больше горя, чем утрата детей наших, ведь дети есть будущее. Я не знаю, кем были они или кем станут. Но знаю, что каждый ребенок есть самородок в чистой сути своей. И никогда не заполнить ту пустоту отцов и матерей, братьев и сестёр, друзей и подруг, тех, кто любил и ненавидел, что образовалась с уходом того, кто придавал их существованию весомости. Сам я не отец и не понять мне до конца, что значит это. Однако я понимаю, что такое терять близких. И потому скажу. Скорбите об утрате, но идите вперёд навстречу рассвету, как того хотели бы любящие вас».

На похоронах собрались все приютские дети, в том числе и Гриша. Симон привёз его, а сам остался ждать в Атмосе. Выходить у него не было особого желание,