Бродяга, Плутовка и Аристократ - Александр Фарсов

пришлось попотеть, — немного смущаясь, ответил он. — Как сам то? Небось, Эли всё пилит со свадьбой, я прав Фарль?

В ответ послышался его тяжелый вздох.

— И не говори… А я погулять, знаешь ли, ещё хочу. Рано мне в эту кабалу.

— Ах, кабель, — засмеялся Гриша. — Эли с тебя три шкуры спустит, если услышит такие шуточки. Кстати, как она там?

— Благополучно я бы сказал. Приют цветёт и пахнет. Ох, точно! Мои поздравления. Самый молодой кандидат в ряды высшей палаты — это сильно.

— Благодарю-благодарю. Так, ради чего ты меня пригласил? Неужели причина обмен любезностями.

— А тебе лишь бы о делах судачить. Давай подождём немного, кое-кто должен ещё прийти, — Фарль посмотрел на часы. — С минуты на минуту… я надеюсь.

— И кто же? — поинтересовался Гриша.

— О-о, этого человека ты точно будешь рад видеть.

Тем временем фигура в красном шарфе неслась по улицам вдоль толпы. Она так стремительно рвалась вперёд, что вовсе не видела, как сбивает прохожих. И вот случайно она с размаху развернула одного мужика.

— Извините! — протяженно крикнула.

— Ну ты даёшь! Так и убить можно! Ох, всё Розе передам, — посмеялся он.

— Блин-блин-блин! Опаздываю! — проговорила она, глядя на часы. — Меня Фарль точно отчитает…

Она свернула за угол и добралась до 20-го квартала.

— Где же эта кофейня? А! Нашла! Фарль! — она аж замахала обеими руками при виде него. — Я почти вовремя!

— И года не прошло… Живёшь в двадцати минутах ходьбы, а умудряешься опаздывать. Женщины, что с них взять, — ответил Фарль, пожав плечами.

— Здравствуй, Лотти, — внезапно поробел Гриша. — Для своих лет ты отлично выглядишь… то есть не для своих лет, ты же и так молодая… я хотел сказать. Ну-у, ты очень красивая… как бы вот…

Девушка заметно подросла и стала ещё краше за эти годы. Короткие рыжие кудри сияли на солнце, словно искры. Они ослепляли Гришу, который от удивления и слов не мог подобрать. Он покраснел, не мог нормально сформулировать мысль. Но это и не требовалось. Лотти тут же обняла его. Так крепко, что сдавила грудь.

— Я тоже рада тебя видеть, глупенький! Ты так вырос!! На две головы выше меня. А красавчик то какой, не могу.

— Не смущай.

— Голубки, может вам стоит сразу пожениться, — встрял Фарль.

— ЧТО ТЫ НЕСЁШЬ?! — завопил Гриша.

— А что это можно, — подтрунивая, парировала Лотти.

— Наша девчонка! — радостно воскликнул он. — Как там Эли?

— Ой, да всё прекрасно. Грустит только вот, что кое-кто ей внимание совсем не уделяет, — покосилась на Фарля.

Он отвел взгляд.

— Понятно всё с тобой… Гриша, как твоя жизнь? Не могу поверить, что увидела тебя! — проговорила восторженным голосом. — Пять лет ведь миновало. Видимо, мне стоит поблагодарить за это Фарля. Хоть какой-то прок от него есть.

На эту реплику Фарль отреагировала недовольным фырком.

— Прости, — виновато ответил Гриша. — Ты же сама понимаешь, как у нас всё строго. Теперь, когда я стал кандидатом, могу себе позволить немного пошалить.

— Кем ты стал?! Это же замечательно, теперь мы сможем…

— Кхм! — прервал её Фарль. — Что же вы оба всё о делах хотите талдычить. Успеется это обсудить. Я сегодня вас собрал, чтобы просто поболтать. О делах позже.

А они были и не против. Около двух часов они разговаривали, и темы не исчерпывались. Истории, произошедшие за эти годы всё всплывали. Лотти осталась работать в приюте, став прекрасной работницей, во многом похожей на Розу. Её так никто и не усыновил, а она лишь рада этому. Григорий экстерном закончил престижное учебное заведение: школу имени Фауста Гильмеша — тоже самое он провернул с университетом. Сейчас он во всю занимается научной деятельностью — пишет докторскую диссертацию. Однако главной сферой его интересов осталась политика. Заслужив уважение в лице аристократов, его приняли в ряды кандидатов, которые должны войти в состав высшей палаты совета. Как раз на следующем заседании будут рассматривать, достоин ли он вступить в совет. Если да, то он станет самым молодым его членом за всю историю.

— Кстати, Фарль, — подумал Гриша. — Совет ведь уже в этом месяце. Я помню, в регламенте отмечался вопрос о вхождении семьи Ной Кэмпл в высшую палату. Тебя тоже есть с чем поздравить.

— Да. Я долго к этому шёл. Обстоятельства наконец начали благоволить. И-и раз уж ты сам поднял эту тему, то я хочу кое-что спросить.

— Спрашивай. Отвечу с радостью.

— Что ты думаешь о классовой системы? — его тон вдруг переменился, стал более серьезным.

— Сразу в лоб, — сказал Гриша, отложив чай. — Ну-у, раз ты спросил прямо, то я и отвечу соответствующе. Я не поддерживаю твою политику. Для меня классовое устройство незаменимый атрибут общества. Кажется, я уже это неоднократно говорил.

Лотти удивилась такому ответу, но пока решила не вступать в диалог, хотя хотелось.

— Значит, твоё мнение так и не изменилось… Но почему? Ты же сам вырос здесь? Ты видел, что делает это неравенство с людьми.

— Фарль, люди изначально неравны. Это простая истина, с которой нужно смириться. И именно, потому что я жил тут, я понимаю всю сложившуюся ситуацию. Да, есть проблемы, серьёзные проблемы, которые нужно решать, но не затрагивая фундаментальных устоев.

— Как ты не поймешь? У нас отняли свободу, свободу развиваться, просто жить там, где мы хотим в конце концов! Общество неверно, оно гнило как раз в основании.

— Если мы абсолютно несвободны с рождения, то почему сейчас здесь? В этих дорогих фраках и с таким статусом. Скажешь, счастливая случайность?

— Просто у нас были способности, способности которые заметили.

— Именно. Способности. Их ты тоже собираешься уровнять? Это естественно, что некоторые способнее других. Умнее, сильнее, выносливее. Все качества либо заложены, либо развиваемы. Никто не отбирает свободу развития, как ты говоришь. Всё дело в усилиях, а не в нытье, что вот я такой кривой из-за системы.

— Так мою позицию ты называешь нытьем?

Они часто спорили на эту тему, практически всякий раз как встречались. Это была дружеская перепалка, не выходившая за рамки.

— Я говорю, что отмена классовой системы ни к чему не приведёт. Всегда будут те, кто особенней с рождения; те, кто стараются; и те, кто уповают на удачу, ничего не делая.

— Это то верно. Но дело то не в этом…

— А как же чувство угнетенности, — встряла Лотти, не выдержав. — Чувство, что ты чем-то хуже других, просто потому что родился в другом районе. Разве это хорошо, по-твоему?

— Хорошо? Когда ты стала использовать такие слова? — недоумевал Гриша.

— Это неважно. Так это нормально, что к Рабочему району относятся, как к гетто? А