Постоянство хищника - Максим Шаттам

– Он одержим образом смерти, – сказала она вслух. – Он искал, когда она впервые появилась в истории человечества, и наткнулся на это. Оно заговорило с ним. Наслаждение и смерть, лик птицы. А глаза он забирает, поскольку хочет сохранить то, что они видели в момент ухода из жизни. Он одержим смертью, помешан на ней.

– Он не тронул глаза Анн Кари и Клер Эстажо, – сказала Торранс, которой нужны были убедительные доводы.

– «Человек из шахты», скорее всего, фигура из его детства, фотография, которую он однажды увидел. Она преследовала его, подпитывала фантазии, направляла их, потому что соответствовала навязчивым идеям. Не удивлюсь, если сорок лет спустя все изменилось. Но главное осталось прежним: ему нужно убивать, его завораживает сам акт. Поэтому он убивает, глядя в лицо жертвам, он хочет видеть, как растворяется жизнь, как возникает смерть и прорастает сквозь них. С самого детства в нем переплетаются два понятия: смерть и наслаждение, они для него взаимосвязаны.

В общих чертах Людивина знала, как создаются серийные убийцы такого типа. Есть вероятность, что он находился под властью авторитарных, даже жестоких родителей. Ущемленный, напуганный, весь в синяках, он связал побои с любовью. В том возрасте, когда его тело развивалось и зарождались побуждения, он жил в семье с ужасными, накаленными отношениями. Если имело место сексуальное насилие, вся его психика развивалась не в ту сторону, фантазии были связаны с разрушением. Он укрылся в собственной голове, в своих мыслях. Вплоть до того, что запер себя внутри, спасаясь от страшной реальности.

После жестоких побоев ему хотелось выпустить пар, залечить нервы, ослабить накопившееся давление. И он взялся за тех, кто слабее: за животных. Подчиняя их, он успокаивался, чувствовал себя всемогущим, притом что в остальное время сам был покорной жертвой. Он мстил. Все более жестоко. Такой подход, такой сброс напряжения утешали его и доставляли удовольствие, когда гормоны бушевали. Он медленно, но верно связывал возбуждение с доминированием. С насилием. С чужим страданием. Чтобы защитить себя, он все глубже запрятывал эмоции, пытаясь изжить все, что перенес в семье, что бы это ни было. И так до тех пор, пока не перестал чувствовать. Способность сопереживать угасла. Все сосредоточилось на собственном выживании, собственных эмоциях – атрофированных, извращенных. Остальной мир перестал иметь значение.

Взрослый Харон – продукт этих трансформаций. Он не сопереживает другим, не отделяет секс от доминирования, жаждет признания, но не способен добиться его ни в социальном, ни в профессиональном плане. Мир непомерных фантазий постоянно бурлит у него в голове. Гной попал в вены, отравляя все сильнее и сильнее, год за годом. Пока он впервые не перешел к действию.

Вот кто такой Харон.

Рисунок «Человек из шахты» был для него самым точным и чистым изображением. Идеальным произведением искусства, верным в каждой детали. Птица явно была очень личным символом: отец или мать держали такую в клетке, когда он был ребенком, или он мечтал, глядя на пернатых из окна.

Он расставлял силки, чтобы их ловить. Птиц он мучил, чтобы чувствовать себя живым. Потом отрывал им головы.

Людивина встала, чтобы раздышаться.

Все это предположения, хотя в основном близкие к реальности.

Но она уверена, что не ошибается.

Харон одержим смертью.

И всеми способами пытается приблизиться к ней.

Из динамиков раздался голос, который напугал ее: «Последнее напоминание для пассажиров Торранс и Ванкер. Выход номер пять».

Едва приземлившись в аэропорту Лилля, Люси и Людивина включили телефоны, чтобы позвонить на сотовый группы «Харон».

Большинство коллег прибыли в Арденны, но старший сержант Бардан остался дежурить в штабе на шахте «Фулхайм».

Он записал все, что они сказали. Получить списки мужчин, работавших во время похищений в местных похоронных бюро, парамедиков, сотрудников морга, пожарных, бальзамировщиков и, главное, их ассистентов. Они решили, что Харон не имеет профессии, хоть и очень умен, он не способен учиться долго и системно, потому что слишком асоциален и не желает подчиняться. Так что искать следует помощника или сотрудника нижнего звена этих структур.

Торранс и Ванкер знали, что шанс получить конкретное имя ничтожен, но упускать нельзя даже его. Их роль – исследовать параллельные пути, выстраивать смелые связи и смотреть, куда они приведут.

Чтобы перестраховаться, Людивина попросила проверить, есть ли в Ласко база данных посетителей, подписчиков на рассылку новостей или что-то подобное. Если «Человек из шахты» так полно олицетворял собой Харона, вполне вероятно, что в какой-то момент тот оказался рядом. Тем более что Ласко II, копия оригинальной пещеры, открылась для посетителей в 1983 году, в разгар деятельности Харона. Он не мог об этом не узнать. В то время не было записей о посетителях, но вполне вероятно, что он туда возвращался. Своего рода паломничество. Сегодня билеты бронируют в интернете, оставляя цифровой след. Убийца, конечно, параноик, но будет ли он настолько подозрительным вообще везде? Не имея причин считать, что кто-то его выследит таким образом.

На выходе из аэропорта у Людивины появилось ощущение, что все пошло по кругу. Машина. Навигатор. Пейзажи. Размышления. Они с Торранс обменялись буквально парой слов, слишком озабоченные и уставшие. Ненадолго остановившись на трассе, без аппетита съели салат из вакуумной упаковки. Когда они в последний раз нормально питались?

Дороги становились все уже. В конце концов они выехали на асфальтовую ленту, которая лениво тянулась между деревьями вдоль реки Мез, серебристой и невозмутимой, как зеркальная слеза, а затем поднялись на обширный холм. Они были почти у цели.

– Местность напоминает «Фулхайм», – заметила Торранс. – Лесистая. Изолированная. Пересеченная. Есть своя изюминка.

Людивина кивнула. Когда небо голубое, а настроение хорошее, это место кажется очаровательным, аутентичным и диким. Когда пасмурно или темно и ветер свищет, оно становится мрачным и затерянным. Сегодняшний день – где-то посередине, но в данных обстоятельствах думается скорее о втором варианте.

Они приехали в Обрив, тихую, маленькую, серо-коричневую коммуну, пересекли ее в поисках моста и переправились на другой берег. Слева вдали из-за леса виднелись две высокие трубы реактора атомной электростанции, выдыхающие в атмосферу густой белый дым. Сюрреалистическое сочетание: самое сердце природы где-то в глуши, и вдруг – грандиозное творение человека, которое словно провозглашает его превосходство над экосистемой. Или самонадеянность и глупость.

Сделав несколько витков по ухабистой дороге, они наткнулись на старые ржавые ворота, охраняемые «пежо-партнер» из гаража жандармерии, и поняли, что перед ними шахта «Жиструа».

Представившись, они припарковались на площадке, покрытой засохшей грязью и сорняками, среди полудюжины других автомобилей.

Подошел поздороваться Франк из ПО. Людивина удивилась, увидев рядом с ним инженера Фреда Вронски, хотя