Я стираю свою тень 9 - Сергей Анатольевич Панченко

Я тоже вынул камень. Разница была в ощущениях. Как будто приоткрыли дверь, в которую задул сквозняк, но это даже близко не походило на то, что мы испытали, когда над нами пролетел евнух.

— Вот что бывает, когда не перепроверяешь чужую глупость, — напомнил я напарнику о его убеждениях относительно работы глушака.

— Они никогда не ошибались.

— Выходит, не никогда. А ты, случайно, своим чутьём не можешь определить, где здесь ближайший провал? Моя техника ничего не видит. — Надо было дать мальчишке возможность реабилитироваться.

— Только с дерева могу. С земли ничего не увидишь.

Лишним временем мы не располагали, но бесцельно бегать на глазах у врагов тоже было неправильно.

— Полезай, но смотри, не навернись из-за шлема.

— Не навернусь. — Паренёк вернул камень в рот, потёр руки о себя и полез на дерево.

— Смотри, чем выше, тем внушение может быть сильнее.

— Я хнаю, — ответил Галим.

— Всё вы знаете, — иронично хмыкнул я.

Следопыт ловко поднялся на два десятка метров и замер, лишь вращая головой. Простоял так минуты две и слез. Вынул камень изо рта.

— Огня почти не видно. Они поймут, что мы обманули их, чтобы добраться до друзей.

— Ты провал нашёл? — нетерпеливо перебил я пацанёнка.

— Нашёл. Туда нам надо, — указал он. — Около двухсот шагов. Ближе нет.

— Ладно, побежали.

Провал находился немного в стороне от того маршрута, который нам был удобнее, но добежав, я понял, насколько он оказался удачным. Трой и Апанасий были на виду, не прикрытые растительностью. Двое тыквоголовых стояли чуть поодаль, так что я мог запросто снять их без страха зацепить друзей, наполовину высунувшись из провала.

Прицел на магнитной винтовке умел дорисовывать контуры тела, находящиеся за препятствием. Поэтому я прекрасно видел очертания огромной головы. Помимо этого в одиночном режиме огня винтовка умела наводить ствол на выбранную цель и стабилизировать его, компенсируя подрагивание конечностей стрелка.

— Пятьсот двадцать два, пятьсот двадцать три…

Видимо, учуяв поток моих мыслей, направленных на себя, тыквоголовый повернул голову пустыми глазницами в мою сторону. В ту же секунду меня окатил липкий страх неведомого. Сердце застучало и замерло, потом снова замолотило и затихло. Винтовка в руках заходила ходуном. Второй тыквоголовый тоже повернулся и уставился на меня невидящим взглядом. В этот раз они не просили меня бежать куда-то сломя голову, а целенаправленно пытались убить, вызвав нарушение работы внутренних органов и в первую очередь сердца. У меня началось головокружение от недостатка кислорода. Я понял, что ещё мгновение, и потеряю сознание. Ко всем бедам с работой организма добавилась стая ищеек, бегущих в нашем направлении.

Галим закричал и со всех ног бросился в сторону тыквоголовых. На его голове больше не было каски. Меня, как отца двух детей, просто пробило молнией от затылка до пяток. Ну не мог я допустить, чтобы с ребёнком что-то случилось, а я не вступился. Убедил себя до такой степени, что сердце моё вдруг прекратило истерику и забилось в обычном режиме. Головокружение прекратилось, стих тремор в руках. Я выдохнул и приложился к прицелу винтовки.

Перекрестие замерло на громадной голове менталиста. Раздался выстрел. Синяя молния пули, покрывшейся плазмой от скорости, прошила череп тыквоголового без изменения траектории. Розовое облако взбитых мозгов взметнулось в воздух. Я перевёл прицел на второго, который неуклюже закосолапил подальше от опасного места. Далеко уйти не удалось. Пуля лишила нескромной головы и его. Ментальное давление сразу же исчезло. Галим упал, а стая ищеек, оставшись без управления, замерла на месте. Трой и Апанасий завертели головами, не понимая, как они здесь оказались.

Я выплюнул камень в руку и поднялся во весь рост. Апанасий увидел меня и принялся радостно махать, как будто это он нашёл потерявшегося Гордея. Я повесил винтовку за спину. Поискал шлем, потерянный Галимом. Нашёл его прямо за собой, а заодно и извалявшийся в земле личный глушак пацанёнка. Подобрал их и направился к нему. Поднял и перекинул почти невесомого подростка через плечо.

Пока шёл к друзьям, они немного осмотрелись и поняли, что произошло.

— Так это ты их? — удивлённо спросил Апанасий. — Когда успел?

— Если я вам сейчас расскажу всё, что произошло с того момента, как вы сбежали в лес, вылупив шары, то удивитесь ещё сильнее, — заинтриговал я их.

— А что с Галимом? — участливо поинтересовался Трой.

— Надеюсь, только потеря сознания. Перед тем как их пострелять, на нас была мощная атака. Они больше не хотели нас заполучить, а целенаправленно старались убить. Так что, мужики, ставки в нашей игре поднимаются.

— А что с твоим шлемом? — Апанасий заметил, что он потерял форму и стал гораздо больше.

— Полезное новшество. Я натолкал защитных камней под камуфляж, и они работают. Это позволило мне подобраться на дистанцию уверенного выстрела. Не хотел нечаянно зацепить вас. Правда, есть один нюанс — когда ты целишься в тыквоголового, он чувствует это и сфокусированно атакует тебя. Вот тут моё изобретение помогает слабо.

Трой вынул из аптечки нашатырь и сунул под нос Галиму. Тот дёрнулся и открыл глаза. Я поставил мальчишку на землю.

— Ну что, выспался? — спросил я его смеясь.

— Я спал? — удивился тот и сразу стал обстукивать карманы в поисках глушака. Оберег от менталистов так плотно стал ассоциироваться у него с главными потребностями, что он вспомнил о нём в первую очередь.

— Держи, — протянул я ему потерю. — И больше не развевай рот.

Глава 10

Пётр всеми силами старался вызвать к себе сочувствие, как будто оно питало его. Но вместо этого сделался жалким и даже отталкивающим. Николай первое время помогал ему, кормил с рук, пособлял с туалетом, но в конце концов не выдержал бесконечное нытьё и стал заглядывать два раза в день, чтобы проверить самочувствие и послушать жалобы. На третий день он увидел, что Пётр решил не испытывать судьбу и прирос некоторыми частями тела к комоду, избавив его от необходимости обслуживать.

— Всё, Колян, прощай, растворяюсь в чужом теле, — обречённо произнёс он в последний визит. — Не хочу быть никому в тягость.

— Эхе-хе, Петруха, не захочешь, а поверишь, что карма существует. — Николай обошёл живую инсталляцию со всех сторон. — А нервы тоже срастаются или нет? Ты чувствуешь чужое тело?

— Я чувствую только обиду,