Ларк-Райз - Флора Джейн Томпсон

графства, и судья, осведомившись об обстоятельствах продажи и доходах покупателей, обязал их выплачивать в счет долга по два пенса в неделю. Великому волнению, вызванному покупкой собственного бочонка разливного пива, пришел конец.

Разносчик, или коробейник, в былые времена привычная в здешних краях фигура, в восьмидесятые годы встречался редко. Людям понравилось покупать одежду в лавках рыночного городка, где моды были новее, а цены ниже. Впрочем, последний уцелевший представитель некогда многочисленного клана по-прежнему, правда изредка и нерегулярно, наведывался в Ларк-Райз.

Этот седовласый и седобородый старик, все еще бодрый и румяный, хотя и сгибавшийся почти вдвое под тяжестью черного холщового короба за плечами, сворачивал с большака и тащился по узкому проселку к деревне.

– Что-нибудь посмотрите сегодня? – спрашивал он у каждого дома и при малейшем интересе скидывал свою ношу с плеч и раскрывал ее прямо на пороге. Он предлагал заманчивое разнообразие товаров: отрезы на платья и рубашки, остатки для детской одежды, фартуки и передники, обычные и по последней моде, мужские вельветовые штаны и разноцветные шарфы и ленты для воскресных нарядов.

– Вот небольшой отрез отличной материи, мэм, – говорил старик, вытаскивая из короба штуку ткани, чтобы продемонстрировать ее. – Платье, сшитое из нее, прослужит вечно, а потом из него выйдет хорошая нижняя юбка.

Немногие деревенские женщины могли позволить себе убедиться в качестве его тканей; как правило, у него приобретали нитки, ленты или бумажный пакетик с булавками; тем не менее его отрезы были отменного качества и носились куда дольше, чем в наши времена быстро меняющейся моды. Именно из его короба происходила мягкая, теплая шерстяная материя, серая в белую крапинку, платье из которой Лора надевала с маленьким черным атласным фартучком и приколотым к груди букетиком подснежников, когда отправлялась продавать марки на почте.

Раз в лето через деревню проезжал немецкий оркестр, останавливавшийся у трактира, чтобы дать выступление. Его составляла одна семья – отец и шестеро его сыновей, походившие на комплект кувшинов, от высокого юноши, игравшего на корнете, до пухлого розоволицего мальчугана, который бил в барабан.

Выстроившись в своих опрятных одинаковых зеленых костюмах полукругом, они так усердно дули в свои дудки, что, казалось, их пухлые немецкие щеки вот-вот лопнут. Большая часть музыки, исполнявшейся оркестром, была выше понимания деревенских жителей, которые говорили, что им хочется «чего-то помелодичнее»; но, когда в конце представления звучало «Боже, храни королеву», слушатели с удовольствием подпевали.

Это являлось знаком для трактирщика, который выходил в одной рубашке, держа в руках три кружки пенящегося пива. Одну для отца, который выливал пиво в глотку, как воду в раковину, а две другие благовоспитанно передавали друг другу сыновья. Пиво было их единственной наградой за выступление, если только во время представления к воротам трактира не подъезжала фермерская двуколка или коляска торговца. Музыканты не протягивали суму для сбора пожертвований женщинам и детям, собравшимся послушать, ибо по опыту знали, что в кармане жены батрака не найдется лишней монетки на немецкий оркестр. Поэтому, вытряхнув из своих духовых инструментов слюну, они кланялись, щелкали каблуками и маршировали по пыльной дороге в соседнее село. Пиво у трактирщика было хорошее, им было жарко и хотелось пить, так что, вероятно, и этой награды бывало достаточно.

Вторым и последним заезжим развлечением были так называемые танцующие куклы. Эти, увы, танцевали не на улице, а в одном коттедже, вход в который был платным, и поскольку коттедж был не из самых чистых, Лоре ни разу не позволили посетить представление. Те, кто его видел, рассказывали, что куклы были на веревочках, а человек, который ими руководил, говорил за них, так что, судя по всему, это был театр марионеток.

Однажды, в самом начале их школьной жизни, дети из «крайнего дома» встретили мужчину с танцующим медведем. Мужчина, по-видимому иностранец, заметил, что ребята боятся пройти мимо, и, чтобы подбодрить их, заставил свое животное плясать. Балансируя длинным шестом, лежащим на передних лапах, медведь неуклюже вальсировал под мелодию, напеваемую его хозяином, затем взвалил шест на плечо и стал выполнять упражнения по команде. Деревенские старожилы сообщили, что медведь появлялся в Ларк-Райзе уже много лет, с большими перерывами, однако это оказалось его последнее появление. Несчастного мишку с облезлой шерстью и горячим, зловонным дыханием в тех краях никогда больше не видали. Вероятно, он умер от старости.

Самое большое возбуждение, надолго запомнившееся в Ларк-Райзе, примерно в середине десятилетия вызвал приход бродячего торговца посудой. Однажды осенним вечером, незадолго до наступления сумерек, он явился в деревню со своей тележкой, груженной керамической и оловянной посудой, и разложил свои товары на придорожной траве перед холщовым задником, расписанным айсбергами, пингвинами и белыми медведями. Потом зажег керосиновые лампы и стал зазывно стучать друг о друга тазами, крича:

– Налетай, покупай! Налетай, покупай!

Это был первый визит продавца посуды в Ларк-Райз, и там воцарилось необычайное волнение. Мужчины, женщины и дети повыскакивали из домов и столпились в круге света, чтобы послушать болтовню пришельца и полюбоваться его товарами. А как он их расхваливал! У него имелся чайный сервиз, украшенный огромными, пышными розовыми розами: двадцать один предмет без единого изъяна. Оказывается, точно такой сервиз приобрела для Букингемского дворца сама королева. А еще чайники, подносы, наборы тарелок и тазов, а также комплект фарфора для спальни, который заставил всех краснеть, когда торговец выбрал самый интимный предмет, чтобы постучать по нему костяшками пальцев и показать, что фарфор настоящий.

– Два шиллинга! – крикнул он. – Всего два шиллинга за этот прелестный набор кувшинов. Один для пива, один для молока и еще один запасной, на случай, если вы разобьете какой-то из первых двух. Никто не решился? Тогда как насчет этого набора подносов, прямо из Японии, вручную расписанных пионами; или комплекта мисок – точных копий той, из которой ела кашу принцесса Уэльская, когда родился принц Георг? Будь я проклят, мне они обошлись дороже. Завтра в Банбери я смогу получить вдвое больше того, что прошу; но я отдам их вам почти задаром, потому что мне по душе ваши лица, а тележка слишком тяжела. Бросовые цены! Огромные скидки! Налетай, покупай! Налетай, покупай!

Но желающих что-либо купить почти не было. Только иногда какая-нибудь женщина давала три пенса за большую форму для пудинга или шесть пенсов за жестяную кастрюлю. Мать Лоры и Эдмунда купила за пенни терку для мускатного ореха и набор деревянных ложек для готовки; жена трактирщика раскошелилась на дюжину стаканов и моток бечевки; затем наступил долгий перерыв, во время которого торговец продолжал сыпать шутками и анекдотами, вызывавшими у его