Рикошет - Юлия Александровна Лавряшина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сочинение нормально написала?
— Нет, — бросила Сашка.
И хотела уже снова умолкнуть, но вдруг — решившись! — впилась в Женино лицо взглядом, в котором звенела такая стынь, что ей стало страшно. Захотелось выкрикнуть: «Молчи!» Или просто зажать рот ладонью. Но слова уже потянулись от Сашки к ней, обвились вокруг шеи, сдавили так — не продохнуть.
— Я вообще не очень сдала. Не совсем отстойно, конечно, но могла бы лучше. Если бы… — должна была зависнуть пауза, но Саша ее точно сглотнула. — В прошлом мае у меня маму убили. И отца с сестрой. Так что, сама понимаешь, я не в лучшей форме к экзаменам подошла.
Женя почувствовала: ей не удается даже моргнуть, не то что произнести какие-то слова. Смотрела на нее и не дышала.
— Поэтому и не поступила никуда. Даже не пыталась.
Видимо, расслышав, Артур обернулся:
— Саш, все нормально?
— Вполне, — отозвалась она. — Не думай, мы тут не меряемся глубиной горя…
И улыбнулась Жене:
— С твоим Ромкой ничего не случилось. Я чувствую, что с ним все хорошо. Он же с бабушкой, она его не обидит… «Авессалом, нам весело?»
Последнюю фразу Женя не поняла, и каким-то образом это уловил Никита. Повернулся к ним и пояснил: Сашка процитировала мультик. Когда по недоумению в Женином взгляде понял, что подача ушла в пустоту, вскричал, воздев руки:
— Как это ты не смотрела «Неисправимого Рона»?! У тебя же малыш… Для него — самое то!
— Я показываю ему только советские мультики, — впервые Жене показалось это не совсем правильным. Может, и есть среди потомков Микки Мауса персонажи, достойные внимания?
Никита прищурился. Как ей показалось — ехидно.
— Чебурашка — это прекрасно.
— Между прочим, да.
— Шварцману уже сто лет отметили, — рассеянно проговорила Сашка.
— Кому?
— Мультипликатору. Это он нарисовал Чебурашку таким милым, что в него весь мир влюбился. Особенно японцы. У самого Успенского толком нет описания… Или сто один уже?
Никита отозвался с переднего сиденья:
— Ну всяко уже круто! Целый век прожить… Может, потому что он для детей рисовал? И сам подзаряжался.
— Ага, а Драгунский в пятьдесят с чем-то умер, — Сашка покосилась на нее. — Это автор «Денискиных рассказов».
Жене захотелось огрызнуться, но голос прозвучал на удивление спокойно:
— Я помню, — хотя помнилось смутно.
Но Сашка так тепло улыбнулась, чуть запрокинув голову:
— Ты их тоже любила?
— А кто их не любит?
Улыбнувшись через зеркало, Артур спросил:
— Саш, а я рассказывал тебе, что встречался с тем самым Дениской?
У Жени вырвалось:
— В смысле?!
Но Саша догадалась:
— С Денисом Драгунским? Он ведь тоже стал писателем, да?
Логов кивнул:
— Не таким известным, как отец, но — да, стал. И Ксения — его младшая сестра. Умерла недавно.
— Какой он? — подавшись вперед, Сашка замерла, дожидаясь подробностей.
Но Артур замялся:
— Да какой… Обычный. Ему ведь уже много лет. Не помню точно. Но за шестьдесят точно.
Это поразило Никиту:
— Дениске?
— Книжные герои остаются детьми, а их прототипы взрослеют и стареют, — пробормотала Сашка и откинулась на спинку сиденья.
— Я не подумал бы, что это он был тем мальчишкой, с которым мне так хотелось подружиться, — признался Логов.
— Вам тоже? И я мечтал его найти. Ну да… Наверное, всем хотелось такого друга.
«Сказать или нет?» — Женя немного неловко чувствовала себя в компании этих умников, но все же решилась произнести:
— Не очень-то здорово быть прототипом… Особенно такого героя. Ну, которого все любят… Мечтают найти его и все такое. Подружиться хотят. А ты на самом деле совсем не такой… Может, Драгунский все придумал в тех рассказах? А назвал мальчика именем сына, и все решили, что это о нем.
Обернувшись, Никита уставился на нее с неподдельным изумлением:
— Вот подстава, да?
— Я не пожелала бы такой доли своему сыну.
— Ты категорична, — заметил Артур. — Я же не сказал, что Денис Драгунский не был таким мальчишкой в детстве. Возможно, его отец все списал с реальности! Мы все меняемся… Ничего не поделаешь. Сейчас в нем уже не разглядишь того Дениску, но кто из нас сумел сохранить в себе ребенка? Каждый из нас в чем-то предал себя маленького. Изменил себе. Своим мечтам. Принципам. Мы выросли не такими, как хотелось.
«Какой у него голос», — Женя внезапно поймала себя на том, что готова слушать его и слушать.
Эта мысль ей не понравилась… С какой стати ей вообще вслушиваться в эти интонации, напоминающие об эротических фильмах? Нет, не то чтобы Женя их смотрела! Ну, может, пару раз, не больше. И, конечно же, вместе с мужем. Когда он еще был рядом. Никто другой и не оказывался в ее постели — ни до Антона, ни после. Женя не кичилась своей верностью, она была для нее естественной.
А голос Артура… Это всего лишь ассоциации. Подсознание не подчиняется логике и моральным устоям.
— Приехали, — произнес Никита совсем другим голосом.
И она очнулась.
* * *
Новенький рюкзачок ему понравился. Особенно цветом, ведь Ромка любил мандарины. И апельсины тоже, но они очень трудно чистились, все пальцы сломаешь. Иногда под ноготь забивались кусочки кожуры, и становилось так больно! Мандаринки чистились легче, корочка у них была совсем тоненькая. И пахли они радостью…
Ромка аккуратно складывал в рюкзачок незнакомые вещи, купленные бабушкой. К ним он еще не привык, поэтому не сразу угадывал, кому с кем удобнее лежать, вытаскивал их снова и укладывал в другом порядке. Его старые вещи, с которыми мальчик был хорошо знаком, остались дома, их очень не хватало сейчас, хотя он догадался, что должен радоваться обновкам, ведь бабушка сказала:
— Ликуй, Роман! У тебя начинается новая жизнь. Вот держи вместо твоего барахла…
И вручила ему большой пакет. Ромка не сразу понял, о каком барахле идет речь, но бабушка брезгливо указала пальцем на его любимую футболку с пандой:
— Снимай это старье.
А когда он, стесняясь, неуклюже стянул с себя одежду (даже трусики пришлось снять!), она поочередно подала ему новые вещички и заключила, оглядев одетого внука:
— Вот теперь ты похож на человека. У твоей матери абсолютно нет вкуса. Мой сын просто идиот…
Ромка уже знал — кто ее сын. И решил: она обзывает так его папу за то, что тот уехал куда-то от них с мамой. Куда именно, мама ему не говорила, но папа не бросил их, как отец Маруси — девочки из их группы в садике, это
