Самые странные в мире. Как люди Запада обрели психологическое своеобразие и чрезвычайно преуспели - Джозеф Хенрик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Узкая дорога
Хотя Аватип может показаться весьма своеобразным примером, как антропологические, так и исторические данные свидетельствуют, что накопление ритуальных полномочий и должностей было одним из основных способов, с помощью которых одни кланы ставили себя выше других. Важно, что обособление привилегированного клана не обязательно приводит к появлению единственного наследственного правителя или вождя. Иногда главы семейств этого привилегированного клана образуют совет старейшин, который принимает решения путем достижения консенсуса. В других случаях вождь может выбираться из числа старших членов клана, особенно на время войны, но затем старейшины вновь заявляют о своих правах на власть, возвращая все на круги своя[186]. Постоянной величиной тут является главенствующий клан, а не отдельные вожди.
Благодаря возможности принимать общие для всего сообщества решения и контролировать их исполнение вождества часто имеют существенное преимущество в конкуренции с более эгалитарными обществами. Такая политическая централизация повышает уровень кооперации между кланами во время войны и способствует созданию общественных благ вроде храмов, оборонительных изгородей и рвов. Пожалуй, важнее всего то, что вождества могут сотрудничать в военном отношении для расширения своей территории. Кланы — например, в Илахите или Аватипе — могут объединяться для совместной обороны, но атакующие операции и набеги являются инициативой отдельных кланов или добровольных клановых коалиций и, таким образом, обычно привлекают относительно немного людей. Однако вождества часто обладают достаточными властными и контролирующими полномочиями, чтобы собирать для проведения военных кампаний крупные армии. Следовательно, вождества имеют тенденцию расширяться посредством завоеваний и ассимиляции, а также побуждая другие группы подражать их политической организации. Конечно, сталкиваясь с серьезной военной угрозой, окружающие общины иногда «добровольно» присоединяются к могущественным вождествам[187].
Поскольку вождества часто растут за счет завоевания или ассимиляции других сообществ, межгрупповая конкуренция часто порождает систему, в которой десятки или даже сотни общин объединены под властью целой иерархии вождей с верховным вождем на самой вершине. Завоеванные деревни могут управляться родственниками верховного вождя, включая братьев или отцов его жен. В иных случаях имевшийся в деревне главенствующий клан остается у власти и начинает заключать браки с кланом верховного вождя[188].
Несмотря на свой размер и политическую иерархию, простые вождества, которые я описал, по-прежнему оставались скорее семейными предприятиями. Если не считать рабов (да, там обычно имелись и рабы), большинство жителей могли проследить свое родство с вождем в рамках социальной сети, состоящей из кровных и брачных уз. Такое положение дел сохранялось до тех пор, пока члены главенствующего клана продолжали брать в супруги всех остальных. Настоящая социальная стратификация возникла, только когда верхний слой перестал заключать браки с нижним. Это изолировало представителей верхнего слоя и дало им возможность утверждать, что они в корне отличаются от выходцев из низов — обладают божественным статусом, во всем превосходят остальных и являются достойнейшими из людей. С точки зрения психологии это позволило элите стать (то есть заявлять, что она стала) отдельной категорией с особыми атрибутами и привилегиями[189].
При наличии подходящих условий подобные стратифицированные вождества могут эволюционировать в досовременные государства — царства, по мере того как новые бюрократические институты образуют прослойку между состоящей из правящих семей элитой и кланами или другими родственными группами, которые господствуют среди остальной части населения (рис. 3.3). Грань между стратифицированными вождествами и государствами очень размыта — вопрос состоит в том, какие и как много из этих охватывающих все общество бюрократических институтов нужно внедрить, прежде чем все это станет «государством». Эти институты среди прочего собирают налоги, разрешают споры между кланами, ведут внешнюю торговлю, организуют общественные ритуалы и мобилизуют армии[190].
Рис. 3.3. Досовременные государства опирались на интенсивные институты, основанные на родстве. Эти институты включали в себя множество норм и представлений, перечисленных слева. Неродственные (не зависящие от межличностных отношений) институты развивались в зоне соприкосновения элиты и всех остальных. Обратите внимание, что здесь не отображены рабы
Для того чтобы управлять этими структурами, элиты интуитивно пытались полагаться на свои семейные связи, предположительно потому, что не доверяли никому за пределами родственной сети. Однако вожди и их семьи на собственном горьком опыте усвоили, что в государственные институты нужно продвигать компетентных выходцев из неэлитных слоев. Это не только способствовало эффективному функционированию государственных институтов вроде налоговой системы (что всегда нравится правителям), но и защищало правителей от других знатных семей, которые могли консолидировать власть с помощью этих институтов и в конечном итоге совершить государственный переворот. По сравнению с элитой, которая могла заявлять о своих связях с высшими силами и претендовать на ритуальные полномочия, простолюдины и иностранцы представляли собой гораздо меньшую угрозу. Четкое разграничение между элитами и всеми остальными в стратифицированных обществах означало, что даже самые способные выходцы из народа вряд ли могли стать узурпаторами. Интересно, что чуть ли не самой большой угрозой для элит были «незаконнорожденные» сыновья, которых, судя по всему, имели владыки всех эпох и континентов (например, Вильгельм Завоеватель и правитель зулусов Чака)[191].
Несмотря на формирование этих охватывающих все общество институтов, которые часто были по крайней мере до некоторой степени меритократическими, досовременные государства по-прежнему опирались на интенсивные институты, основанные на родстве, — как в низших слоях, так и на уровне элиты (рис. 3.3). То есть даже когда в досовременных государствах имелись эффективные обезличенные бюрократические институты, такие как армия или государственная религия, они оказывались зажаты между высшими и низшими слоями, где господствовали интенсивные институты, основанные на родстве[192].
Чтобы получить представление о том, как возникли первые институты общегосударственного уровня, достаточно представить, как главенствующие кланы могут задействовать (эксплуатировать?) институт возрастных когорт для создания эффективной армии. Этот процесс начинается, когда, постепенно сосредоточивая в своих руках различные ритуальные полномочия, клан вождя получает контроль над обрядами мужской инициации, которые лежат в основе института возрастных когорт. С помощью этого рычага вождь может выставить на поле боя целую когорту воинов в качестве сплоченного полка, который обязан ему подчиняться (если воины этого не сделают, они не будут допущены к посвящению в следующую возрастную категорию). В Африке XVIII в., например, некоторые вожди начали использовать возрастные когорты воинов для сбора дани и набегов
