Миленький ты мой - Мария Метлицкая

Потом я рассказывала про смерть бабы, про приезд Полины Сергеевны и окончательный крах моих надежд – ведь тогда я была просто уверена, что она меня наконец заберет. Заберет с собой, в Москву, и мы будем вместе. Уже навсегда! Тогда я еще любила ее… Впрочем, нет, уже ненавидела, но все-таки еще и любила…

И она оставила меня на Тоньку…

А потом Н. и мой отъезд. И училище, и общежитие. И моя дружба с тихой Машей. И Димка… Моя первая любовь. Первая и, наверное, самая-самая…

Потом приезд Полины Сергеевны. И опять моя перекрученная жизнь. И ее болезнь, и смерть, и мой отъезд к больному мужу в Москву. И все остальное – чего мне не простили…

Моя беременность… Аборт… Пьянки с Галькой… И мой приезд к мужу в общежитие. И его букет – для нее, тихой Маши.

И наша случайная встреча в кафе. И Машин живот, и любовь в его глазах…

А потом Л., Валентин, школа…

Поездка в Москву. Дина. Наша первая квартирка у деда Антона. И его уход… Без объяснений.

И Упырь, обвинивший меня в воровстве.

И мои последние мысли, перед тем как Дина нашла меня… про мое прощание с жизнью… Которую я уже опять ненавидела.

Я говорила и говорила – без остановки и передышки, а Дина молчала и только иногда кивала, подливая мне кофе.

Наконец я замолчала, и она мне сказала:

– А знаете, Лидия Андреевна! Жизнь ведь почти всегда показывает фигу! Вы думаете, что это происходит исключительно с вами? – Она усмехнулась. – Так вот, дорогая, вы ошибаетесь! Жизнь ведь всегда – зона турбулентности! Мотает тебя, кидает в ямы, вышвыривает. Чуть выбрасывает на поверхность – и снова вниз, снова швыряет. А ты… – Дина на мгновение замолчала, – ты снова карабкаешься, опять задыхаешься, и в который раз думаешь, что больше не выдержишь…

И вдруг – снова выдох! Опять отпустило! Ты набираешь побольше воздуха и тебе кажется, что вот теперь – все! Все закончилось. В смысле, плохое закончилось. И назавтра ты просыпаешься с этой уверенностью – дышишь, живешь. Чистишь перышки. Оглядываешься. И снова веришь! Ты снова ГОТОВА поверить, что все плохое, страшное, черное, отвратительное и больное уже позади! И теперь ты будешь только счастливой!

А потом… снова яма. А сил уже нет…

Я кивнула:

– Понимаю… Только… зачем тогда? Ну, если по новой?

Дина пожала плечами:

– А кто ж его знает? Вот так все устроено!..

Мы помолчали – каждая в мыслях о своем. И вдруг Дина снова заговорила.

Заговорила горячо, сбивчиво. А потом, спустя полчаса, уже чуть ровнее. Дина всегда умела владеть собой. Но сейчас, как мне казалось, она боялась что-то пропустить, недосказать, позабыть.

Родилась в Москве, в самом центре. Семья была дружной – отец, мать, бабушка, брат. Жили скромно, но на еду и одежду хватало: родители занимались наукой – химией. Наукой перспективной и новой.

Бабушка вела дом, занималась детьми. Ходили в театры, на балет и в оперу – детей развивали. Летом ездили на курорты. Все вместе, всей семьей. Мама была красавицей – легкая, стройная, белокурая. На нее оглядывались, и все завидовали отцу. А он и не думал ревновать: знал, что крепкая и большая у них любовь.

А когда ей, Дине, исполнилось шестнадцать, мама скончалась. Так внезапно и быстро, что никто не поверил. Спалила ее ужасная болезнь – буквально в течение месяца. Следом ушла и бабушка – не смогла пережить смерть единственной дочери. Брату тогда было тринадцать. Она, Дина, поступила в институт и вскоре ушла в общежитие – отец привел в дом женщину. Нет, она все понимала! Он тогда погибал… Но чтобы так быстро? Не переждав траурный год?

«Брату нужна мать» – так объяснил отец. В родную квартиру приходить было больно. Та женщина распоряжалась всем как хозяйка. И даже носила мамины вещи. Смотреть на это было невыносимо.

Но брата она не обижала, к отцу относилась сносно, и в доме был порядок и чистота. Но это уже не был их дом. Дом, в котором она росла и была счастлива.

Со своим будущим мужем Дина познакомилась там, в общежитии – он был приезжим. Парнем «будущий» был видным, активным и шумным – таких она не любила, но… Знаки внимания и забота ее подкупили. К тому же она была так одинока тогда… Через какое-то время он, балагур и шутник, душа компании и «человек с большим будущим» – так все его называли, – сделал ей предложение.

Пару ночей Дина не спала – размышляла. Не понимала: любит его или нет. А что такое любовь? Например, мама и отец – там же была любовь, правда? Да какая! Все это видели! И… через пять месяцев после смерти любимой жены? Чужая женщина на ее кровати и в ее пальто? Это как? Тоже любовь?

Дина сомневалась. Люблю, не люблю… Нет, он хороший парень! Такой точно пробьется! Ему все нипочем. С ним будет не страшно. Он защитит ее и поддержит. Он точно не нюня! Значит… Надо идти?..

И Дина сказала «да». Свадьба была скромной, студенческой. На каникулы они уехали к его родителям, в маленький городок на Дальнем Востоке. Чудные люди, приняли ее как родную дочь. Вместе лепили пельмени, ходили по грибы, купались в речке. Все было прекрасно!

Оттуда Дина приехала беременной… Радовались, конечно! Она волновалась: как там и что? Квартиры нет, денег нет и помощи тоже… А он успокаивал: «Все у нас будет – и дом, и машина, и деньги! Ты только люби меня, слышишь?» – так говорил он, словно не веря ей до конца. Словно предчувствуя что-то…

А она гладила свой еще совсем крохотный живот (ничего пока не видно, три месяца… смешно!), вставала у зеркала в профиль, выпячивала его, снова гладила и тяжело вздыхала: «Да люблю я, люблю! И почему ты не веришь?»

В ноябре начались морозы. А потом их сменила оттепель. Ну а за ней снова морозы. Животик был уже приличным, кругленький – говорили: «на девочку».

Упала она у метро. Как раз ехала навестить брата. Оттуда и забрала ее «Скорая» – с кровотечением. Вернулась через пятнадцать дней. Одна, без ребенка. Села на кровати и, раскачиваясь и воя, просидела так ровно три дня и три ночи. Он ничего не мог сделать: не помогали ни уговоры, ни убеждения, ни здравые доводы. А потом Дина слегла. И пролежала еще месяца три.

Так бы и лежала еще, если бы не их отъезд. Решение принял он – она тогда ни на что была не способна. Да и что ее интересовало? Вообще ничего.

Он объяснил коротко: нам надо сменить обстановку. Уехать отсюда, где все – сплошное напоминание. Там, в Л., новый завод. Перспективы. Сразу хорошая должность. Зарплата. Жилье. Да, провинция! А как ты хотела? Ну, если строить карьеру? И ты там всегда найдешь, где работать – с твоей-то профессией!

А ей было все равно – столица, провинция… Северный полюс… Южная Африка или Австралия…

Вещи он собирал сам – она по-прежнему почти не вставала.

Ну и поехали – что уж теперь?

– Так и приехали сюда, в эту… – Дина сделала паузу, – дыру.

Потом мы обе молчали. Я не задавала вопросов. Только теперь поняла, откуда такая тоска у нее в глазах. Ничего не получилось. И весь город к тому же знал про его похождения. Бедная, бедная… бедная, богатая Дина Михайловна! Столичная девочка, красавица, умница… И чтоб вот так!..

Я думала, что ничего больше она не скажет. И так все понятно. Но Дина снова начала говорить. Боль выплескивалась из нее, как кипяток из кастрюли – булькала, шипела как на горячей плите.

Дина говорила, что отношения у них так и не наладились. Нет, внешне все было неплохо, но… После той истории людьми они стали чужими. А были ли родными? Вот ведь вопрос! Он очень хотел детей, очень. Она честно старалась – нет, старались они вместе. Он доставал ей путевки на грязи в бесконечные санатории. Отправлял в столицу к лучшим специалистам. Ничего не жалел, ничего. Но… все было тщетно. Дина чувствовала свою вину. Хотя, в чем была ее вина? Непонятно. И эта вина загоняла ее в угол – все дальше и глубже. Он начал поддавать. Сначала слегка, потом все больше. Начались бесконечные походы в бани, на охоту, рыбалку. А там – пьянство и девки. Она была уверена: и девки! Приходил жалкий и виноватый, старался задобрить и «искупить». Кидал деньги, покупал путевки за границу. А Дина плакала и умоляла остановиться.

Он злился, срывался сильнее, а потом опять обещал, обещал. И все оставалось по-прежнему. Они почти не разговаривали – ну, как разговаривают муж и жена. Жили соседями. Дина, разумеется, все понимала про его баб – город-то маленький, всем все известно.

Отдыхать ездили поодиночке, и потом, спустя время, она находила следы его «романтических» историй – любовные письма, записки. Попадались они в бардачке машины, в его письменном столе, в пиджаке, в портфеле. Однажды нашла шелковый шарф и флакончик духов. Были скандалы. Но он, кажется, уже ничего не боялся. Не оправдывался, не врал и не обещал. Хлопал дверью и уходил к себе в кабинет. А Дина, раздавленная унижением, не спала в своей роскошной итальянской спальне с резными завитушками на высокой спинке. Размышляла о смерти.

Понимала одно: или терпеть, или уйти. Вот только… Куда?

А потом… Потом появилась эта. Марина. И вот здесь начался ад. Жила она даже не в Л. – в деревне. В десяти километрах от Л. Юбка до пупа, фиолетовый маникюр, черные тени. Как он вообще мог? Как мог на нее обратить внимание? На это чучело, чудовище, непромытую шалаву? Где были его глаза, где? Как можно было вообще… лечь с этой девкой?