Власть книжного червя. Том 4 - Kazuki Miya
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сначала Гиб Хальденцель, затем Карстедт и Эльвира удивленно моргнули. На сцене сейчас стояли только алтарь с подношениями богам и маленький потир.
— Вы тоже будете петь, леди Розмайн? — Спросил гиб. — Мне кажется, что весна в этом году наступит быстрее, если святая Эренфеста вознесет свои молитвы.
Я удивленно огляделась по сторонам. На лицах всех было написано, что они тоже заинтересованы в этом предложении, но я не хотела попасть в неловкое положение или даже беду, творя благословения на каждом праздновании, словно какой то забавный трюк на земной вечеринке. — Я не планировала проводить никаких религиозных церемоний… — сообщила я.
— О, но разве доставка потира не является частью религиозной церемонии?
— Это так… Но…
Что мне делать?! Фердинанд, помоги!
Как раз в тот момент, когда я раздумывала, стоит ли посылать ордонанса, вмешалась Эльвира.
— Дорогой брат, было бы жестоко заставлять её петь песню, которую она только сейчас слышит в первый раз. Вместо этого, почему бы не попросить спеть женщин из Халдензеля? Мы можем предложить исполнить им песню вместе, так же, как это делали мужчины.
Вот так-то! Спасибо, Матушка! Я всегда могу на тебя рассчитывать.
Меня захлестнула волна облегчения; мне не нужно было предпринимать что либо, пусть лучше поют женщины Халдензеля. Но это напомнило мне — это была родная провинция Эльвиры.
— О, значит ли это, что мы еще раз услышим, как вы поете, леди Эльвира? — Спросил один дворянин.
— Это действительно редкая возможность. Я, конечно, хотел бы снова услышать, как звучит ваш харшпиль, — добавил другой. Это были старейшины Халденцеля, которые казались примерно такими же старыми, как Бонифаций, смотревшие на Эльвиру с веселыми улыбками; похоже, что она редко бывала дома после свадьбы с Карстедтом, и пожилые люди скучали по её игре.
— А, замечательная идея. Эльвира, как насчет того, чтобы выйти на сцену? Я полагаю, ты все еще способна петь? — Спросил Гиб Халдензель, его губы изогнулись в усмешке, когда его взгляд переместился с меня на нее. Это было выражение старшего брата, дразнящего свою младшую сестру, но в его глазах читалась искренняя семейная теплота.
— Если ты настаиваешь. Я полагаю, что раз я была той, кто поднял этот вопрос, то значит я и должна действовать.
После быстрого обсуждения, на круглой сцене собрались женщины, для исполнения песни. Они знали её наизусть, так как мужчины пели её каждый год. Толпа зашевелилась от возбуждения при столь внезапном, совершенно неожиданном развитии событий. Не в силах отвергнуть надежд и мечтаний стольких нетерпеливых зрителей, Эльвира согласилась снова взять в руки свой харшпиль и выступить.
— Отец, я не хотела, чтобы Матушка… — начала я, немного беспокоясь о том, что Эльвира вынуждено оказалась в такой ситуации. Однако Карстедт отнюдь не был встревожен, он наблюдал за своей женой с веселой улыбкой.
— Не волнуйся. Эльвира довольно опытна.
— Вы действительно собираетесь использовать эту возможностью, чтобы похвастаться своей женой…? — Сказала я, будучи настолько искренне обеспокоенной, что не смогла сдержать вырвавшуюся у меня жалобу. Лампрехт, услышав мои слова, расхохотался, в то время как другие прикрыли рты руками и теперь дразняще смотрели на Карстедта.
— О, так ты оказывается хвастаешься мной, Лорд Карстедт? — Спросила Эльвира, глядя на Карстедта сверху вниз с выражением, которое было гораздо более дразнящим, чем у остальных. Он резко вдохнул и, оглядевшись, кашлянул, чтобы прочистить горло.
— Э, Розмайн… Подобные комментарии ты должна держать при себе. Хорошо, запомнишь на будущее?
— Конечно. Я воздержусь в будущем от упоминаний о том, что вы иногда не можете сдержать свои романтические чувства к Матушке.
Но только я успела дать это обещание, как Эльвира обратилась ко мне с просьбой, для выполнения которой мне пришлось бы нарушить только что данное обещание.
— Пожалуйста, расскажите мне об этом попозже, леди Розмайн.
… И как будет правильно поступить?
Карстедт молча давил на меня взглядом, требуя чтобы я держала рот на замке, в то время как Эльвира улыбнулась Гибу Хальденцелю и сказала, что сейчас вернется, только возьмет свой харшпиль. Гиб улыбнулся в ответ, велев ей поторопиться, так как её комната была самой дальней.
Подождите, почему Матушка собирается принести его сама, когда у нее есть для этого слуги?
Этот вопрос крутился у меня в голове, когда я наблюдала за танцами с клинками, посвященными богам, и только когда Лизелетта подошла, чтобы налить мне свежего чая, я узнала ответ. Эльвира, по-видимому, намекнула, что ей нужно некоторое время для практики, и гиб, в свою очередь, сказал, что она может выступить в самом конце Весеннего молебна, но, тем не менее, ей нужно будет поторопиться.
Ну и как я должна была все это понять?!
Я была так ошеломлена открывшимся мне скрытым значением столь невинного обмена словами, что мне ничего не оставалось делать, как наблюдать за продолжающимися танцами с клинками. Увидев его вблизи, я вспомнила танцы с мечами, которые исполняли Карстедт и Сильвестр, когда последний сопровождал нас на Весенний молебен, переодетый синим жрецом. Я вспомнила, что на них было очень приятно смотреть, и именно по этой причине мне тоже захотелось посмотреть, как же танцует Ангелика. Однако я постаралась не высказывать этого желания вслух; последнее, чего я хотела, — это низвергнуть Халдензеле в хаос ради своей столь ничтожной прихоти.
— Прошу прощения за ожидание.
Эльвира вернулась со своими служителями, несущими её харшпиль, после того, как танцы с мечом закончились, и когда кружение веры почти подошло к концу. Только представление подошло к концу, как она опустилась в свое кресло и перевела дыхание.
Обычно это знаменовало окончание весеннего молебна, но не в этом году. Гиб Халдензель встал и объявил, что хочет, чтобы женщины спели песню в соответствии с текстом приведенным в древнем священном писании, передаваемом от одного Высшего епископа герцогства к другому. Затем он представил свою
