Белая субмарина: Белая субмарина. Днепровский вал. Северный гамбит - Владислав Олегович Савин

оконечности архипелага, мы легли на грунт и заглушили всё, что можно заглушить. И мне пришлось особым приказом запретить Штрелю доступ к любому виду спиртного: он всё время хотел нализаться до скотского состояния и повторял, что Ужас нас сожрет. И это офицер кригсмарине?!

Для нас лучше, если бы мы не встретили никого. И кригс-комиссар подтвердил бы – мы же не виноваты, что русские успели раньше? Мертвящая тишина, тусклый свет, команда лежит по койкам – мы казались сами себе заживо похороненными. И так четверо суток! Еще три дня – и идем домой.

Но пятого ноября акустик доложил – идет конвой. Русские эсминцы и что-то под дизелем, сигнал похож на «двадцать первую». Надо было отрываться от грунта и выходить под перископ, но я медлил. В конце концов, мы можем сделать это в последний момент, развив под водой семнадцать узлов и выходя на дистанцию торпедного удара, и после еще останется достаточно энергии для уклонения. Как я после был благодарен Господу, что сделал именно так!

Хороший акустик может примерно оценить расстояние по уровню сигнала. Мы уже могли различить пеленги на отдельные корабли русских. И тут появился еще один контакт, очень слабый, невнятный, на короткое время. Как сказали акустики, похож, скорее, на турбину, чем на электромотор. И судя по угловому перемещению, достаточно быстрый – словно кто-то, не замеченный нами прежде, сменил позицию в русском ордере, развив большую скорость. Акустик с U-1506 побелел лицом, сказав лишь:

– Это он.

А на Штреля вообще страшно было смотреть.

Мы слушали, как русский конвой проходит над нами, уводя наш трофей. И молились, чтобы нас не заметили. Если Ужас – это подлодка, то его локатор работает лишь на прием, в обычном режиме, но стоит ему хоть что-то услышать… Он быстрее нас, лучше слышит и метко стреляет торпедами по подводной цели. У нас нет шансов, при попытке подвсплыть для атаки, нас не выпустят даже на глубину в двадцать – тридцать метров, с которой мы могли бы дать залп, даже наугад, в надежде, что хотя бы одна из шести торпед найдет цель. Несколько процентов вероятности, что нам дьявольски повезет – но сами мы тогда покойники, без вариантов.

Это было понятно даже кригс-комиссару. Люди из СД тоже хотят жить.

Шум винтов русского конвоя стих вдали, а мы всё не осмеливались пошевелиться. Кто знает, как далеко слышит Ужас и как быстро он может атаковать – если у него и впрямь скорость под водой как у эсминца, обнаружит, развернется, быстро догонит, выпустит торпеды. Как русским удалось сделать такого идеального подводного убийцу? Где были германские конструкторы?

И только когда стало ясно, что русские ушли, мы поднялись со дна и направились на юг. Сначала под моторами, затем подняли шнорхель, чтобы зарядить батарею. Оттого наш ход не превышал шести узлов, и через сутки мы услышали шум винтов за кормой. Вспыхнувший было страх сразу исчез – русским не было никакого смысла возвращаться с ценным трофеем, а Ужас, преследующий нас в одиночку, мы услышали бы в самый последний момент. Значит, это был кто-то другой? А кораблей Рейха и его союзников тут быть уже не может!

Британцы. Легкий крейсер, тип «колони», и четыре эсминца. Идут курсом зюйд-зюйд-вест, 190, скорость – пятнадцать узлов. Ну, вот вы сейчас за всё и ответите! Ведь лучше будет вернуться хоть с такой победой, чем ни с чем и объясняться с гестапо? «Двадцать первая» не «семерка», она гораздо быстрее может занять исходную позицию для атаки, даже если цель изначально проходит в стороне. И у нас в боекомплекте есть новейшие торпеды Т-5, умеющие «слышать» – вот только, вопреки ожиданию, совсем не вундерваффе: стрелять надо с кормовых курсовых углов цели, при ее скорости не больше восемнадцати узлов, и надо попасть в радиус два кабельтова за ее кормой, на котором система самонаведения захватит шум винтов. Они должны хорошо работать по транспортам или тихоходным корветам и фрегатам охранения, но не по эсминцам, которым достаточно лишь увеличить ход.

Так что, раз атака по быстроходным военным кораблям, идущим навстречу, я бы стрелял старыми добрыми «угрями» без всяких изысков. Но согласно инструкции приказываю готовить залп из четырех проверенных G7e и двух акустических. До крейсера двадцать кабельтовых, пеленг 290, скорость – пятнадцать. Стреляем и ныряем на глубину сто пятьдесят. Слышим два взрыва, затем еще один. И шум винтов крейсера и одного из эсминцев прекратился!

Эсминцы ходят кругами. Слышать работу их сонаров достаточно неприятно. Мы очень осторожно отползаем к югу. До «подранков» совсем недалеко. Один из эсминцев маневрирует там малым ходом – снимает команду? Второй только что прошел в полумиле впереди нас, и за кормой должен слышать плохо. Третий ведет поиск где-то в стороне, нам не опасен.

Чисто теоретически, удалась бы атака – быстро подвсплыть и полный залп в сторону цели? Особенно если цель стоит без хода?

Четыре взрыва! А вот после было жарко, эсминец успел нас засечь и вцепился, поначалу как бульдог. Будь на нашем месте «семерка», ее, скорее всего, бы потопили – но «двадцать первая» была быстрее и тише, сумела оторваться. И лишь два британца нас преследовали – выходит, крейсер и два эсминца можно записать на наш законный счет? Надеюсь, это послужит заменой не потопленной нами 1506-й?

Не послужило. В Тронхейме нас встречали гестаповцы, прямо на пирсе. И первым вопросом было:

– U-1506 потоплена? Нет? Арестовать!

И тогда я впервые усомнился в гениальности нашего фюрера, дозволяющего такое отношение к своим верным солдатам.

Лондон, 12 ноября 1943 года

Ночью снова выли сирены воздушной тревоги. Джерри теперь наведывались в гости почти каждую ночь, малым числом или даже одиночками, высыпали бомбы и спешили удрать. Принося мало вреда, эти налеты очень нервировали лондонцев, не давая спать. Впрочем, кто-то уже уходил на ночь в подвал или погреб, а кто-то не реагировал никак, философски рассудив, что вероятность попадания бомбы невелика. Большую опасность представляли осколки зенитных снарядов, падающие стальным дождем, оттого к запрету перемещения по улице во время тревоги относились более серьезно.

Отчего Королевские ВВС не могли прекратить это безобразие? А вы можете представить радар на одномоторном истребителе? Наведение же с земли имело свои проблемы. Зенитный огонь по радионаводке не мог быть метче, чем днем – немцы предусмотрительно летали не ниже двадцати тысяч футов, когда цель – Лондон, куда-нибудь попадешь всё равно. И поставить в ночном небе непроницаемый забор было невозможно, хотя кого-то, конечно, сбивали. Причем пленные джерри, когда их вели по лондонским улицам, держались нагло, так что полиции приходилось защищать их