Белая субмарина: Белая субмарина. Днепровский вал. Северный гамбит - Владислав Олегович Савин

– Но позвольте всё же не то чтобы усомниться, а побыть адвокатом дьявола. Друг мой, а сколько вы кладете шансов из ста на реализацию такой феерической картины?

– В полной мере, вероятность мала. Процента два – три – но всё же больше нуля. Слишком много тут будет зависеть не от нас, а от возможных ошибок других игроков. Но согласитесь, нелишним будет создать ситуацию, когда таковые возможны. И надеюсь, мы сумеем их не упустить.

– Однако же я, как политик, должен принимать реалистичные планы. Что мы можем получить при правильной игре оппонентов?

– Уинстон, я бы дал всё же шестьдесят шансов из ста, что нам удастся укрепиться как минимум на Рейне. И сделать Францию, а скорее всего и Бельгию, Голландию, нашими сферами влияния и рынками сбыта. Заставить французов оплатить наши издержки в войне, если не полностью, то в значительной части. И уже если после той войны проигравшие лишились колоний, перешедших к победителям, отчего сейчас должно быть иначе? Русские в этом точно нам не конкуренты – по причине удаленности и отсутствия у них флота. Янки интересует лишь доступ на рынки – и полагаю, мы можем дать Вашингтону большие гарантии стабильности на тех территориях, чем какие-то дикарские правительства, если таковые и будут созданы? Небольшая проблема в том, что мы, и белая раса вообще, потеряли лицо в глазах населения там – но думаю, армия Британии еще достаточно сильна, чтобы решить этот вопрос в нашу пользу? Так что мы можем еще рассчитывать, с достаточной вероятностью, на Алжир, Марокко, Сахару и Центральную Африку, а также Индокитай и Голландскую Ост-Индию, не говоря уже о Ливии и Эфиопии. Территории, примыкающие к нашим владениям – которые мы реально в состоянии удержать!

– Мы сейчас не можем себе позволить долгую и дорогостоящую колониальную войну. Напомнить вам, во что обошлось Испании усмирение рифов в Марокко? Тем более для нас недопустимы людские потери – электорат не поймет.

– Уинстон, мы же наедине, без журналистов – я, как ваш старый и искренний друг, не в счет. Я хорошо помню ваши слова о применимости в таком случае химического оружия, «даже если Индию после понадобится снова заселять».

– И кто после будет покупать наши товары? Работать на наших плантациях, шахтах и заводах?

– Уинстон, строго по моей теории непрямого воздействия, угроза может быть действеннее применения. Достаточно уничтожить несколько миллионов самых активных смутьянов – и проявить милосердие к уцелевшим, кто поспешит вернуться под руку Империи, осознав пагубность своих заблуждений. Тем более что бунтовщики не покупают наших товаров и не работают на наших плантациях – а население тех стран весьма многочисленно, быстро растет и весьма мало ценит собственную жизнь.

– И Британия станет единственной колониальной державой. Если удастся занять Голландию – помнится мне, голландская казна получала из Ост-Индии больший доход, чем собственно от метрополии.

– Еще, Уинстон, я положил бы процентов пятьдесят из ста, что нам удастся закрепиться в Италии. Поскольку там, согласно переданной мне информации, уже сложился заговор против дуче, в который вовлечены весьма высокие и влиятельные фигуры, как маршал Бадольо и сам король. И лишь страх перед местью немцев удерживает заговорщиков от попытки эти планы реализовать. Но если нашим войскам удастся выйти к альпийским перевалам прежде русских, Италия мгновенно скинет немецкое иго и перейдет на нашу сторону. С Францией, Испанией, африканским берегом – наши позиции в Средиземном море станут как бы не лучше довоенных. Но боюсь, что русские успеют раньше – они уже на Балканах, и уже со дня на день могут выйти к Изонцо своим авангардом. Как только они подтянут достаточно сил – кто-нибудь сомневается в исходе очередной «битвы при Капоретто», что бы там ни вопил Муссолини, взывая к традициям и духу древнего Рима и требуя от героической итальянской армии встать несокрушимой стеной? Остается лишь слабая надежда, что русские прежде Рима решат побывать в Берлине, а вот тогда в игру вступаем мы и спасаем потомков римлян от славянской напасти.

– Пятьдесят – шестьдесят из ста уже можно играть. Бэзил, если ваш план удастся, я не забуду своего обещания. Поставить вашу статую на колонне не меньшей, чем Трафальгарская. И на постаменте будет надпись: «Он спас Британскую империю». Я всего лишь скромный премьер-министр, да и просто неудобно ставить памятник самому себе.

– Теперь что касается русской сверхподлодки. Черт, вот уже воют сирены! Пойдем в убежище, Уинстон, или останемся здесь?

– Конечно, укроемся, Бэзил! Потому что с этой минуты мы не принадлежим себе, а одной лишь Британии! И если случайная бомба всё же попадет сюда – к вам, как и ко мне, отныне больше, чем к адмиралу Джелико применимы слова: «Он мог выиграть или проиграть войну».

В этот же день в Берлине

Давно уже не звучали по радио победные фанфары. Но война казалась еще далекой – и разве Геббельс не обещал, что ни один враг никогда не ступит на немецкую землю? Уже был сожженный Гамбург и разрушенные плотины на Рейне, но англо-американские бомбардировки пока причинили не слишком много вреда. Армия и флот сражались, терпя временные неудачи – но статистика людских потерь Рейха относилась к государственным секретам, и считалось, что эти потери пока не велики.

Геббельс вещал, что победа близка. Что виной всему неисчислимые монгольские орды – ведь как раз с этой зимы, когда был Сталинград, Монголия вошла в состав СССР. Что англичане наняли и вооружили пятнадцать миллионов этих азиатских дикарей вместо полностью уничтоженной Красной Армии, и хотя солдаты фюрера убивают их десятками тысяч, взамен проклятые британцы тотчас же выставляют других. Но когда-нибудь и туземцы закончатся – «и мы с честью выйдем из этого испытания, должного показать право арийской расы править миром».

Кто не был согласен, помня ту, прошлую войну – тот молчал, опасаясь попасть в Дахау, и не на срок, а «до исправления». В целом же население верило своему фюреру, по привычке боясь перемен – и существующий порядок казался лучше, чем то, что могло прийти вместо него. Помнившие ту войну не забыли и разорение, голод, безработицу первых лет после нее – казалось очевидным, что теперь расплата при проигрыше будет еще ужаснее.

Жизнь в целом была терпимой. Несмотря на мобилизацию экономики – «пушки вместо масла» – с лета этого года, в магазинах еще были товары, остатки прежней роскоши от ограбления всей Европы. Те, кто потеряли мужей, отцов, детей, могли бы иметь свое мнение – но что может быть достойнее честной воинской смерти за победу, после которой Рейх будет править