Ленин. Спаситель и создатель - Сергей Кремлев

«Ещё прошу Вас: позвоните Феликсу Дзержинскому и скажите ему, чтоб он поскорей выпустил химика Сапожникова. Сей последний нашёл способ добывать из газовой смолы… гомоэмульсию, продукт столь же сильного антисептического значения, как карбол… Нам этот продукт совершенно необходим, ибо у нас свозят г…вно (у Горького слово написано полностью. – С.К.) со дворов на Невский, а с Невского грузят на трамвайные платформы и – за город.

Это хорошо, да не очень, ибо теперь распутица, торцы мостовой обнажены от снега и впитывают в себя всякую гниль. Вы понимаете? Продуктом Сапожникова можно поливать целые улицы»[1172].

Профессор Михайловской артиллерийской академии Алексей Васильевич Сапожников (1868–1935) много работал в области изучения химии нитроцеллюлозы и бездымных порохов, а в 1912 году организовал в Петербургском институте инженеров путей сообщения первую в России лабораторию по изучению грибков – вредителей дерева. Сапожников тоже не покинул Россию, и в советское время у Сапожникова учились многие советские специалисты по различным отраслям химии…

Но выше приведено письмо Горького Ленину ещё и потому, что оно интересно вот чем… Писатель, деятель культуры спокойно адресуется к главе государства по вопросу о том, как нейтрализовать угрозу от, гм…, этого самого…

Факт, любопытный и поучительный сразу с нескольких точек зрения.

Уж не говорю о том, что обращаться с подобными вопросами к царю Николаю и думать нельзя было… Но показательно, что в новой России Ленина даже деятели культуры – если это были деятели действительно гуманистической культуры, а не производители «рафинада» «чистого искусства» – вовлекались в «производственный», так сказать, общественный процесс и не гнушались ставить любые вопросы, если их решение оздоровляло общественную атмосферу не только в переносном, но и в прямом смысле слова.

Горький вспоминал, что однажды, после того как Ленин слушал вместе с ним на квартире первой жены Горького – Екатерины Пешковой, сонаты Бетховена в исполнении Исая Добровейна, он признался, что готов слушать «Апассионату» каждый день. А потом, прищурившись и невесело усмехнувшись, прибавил:

– Но часто слушать музыку не могу, действует на нервы, хочется милые глупости говорить и гладить по головкам людей, которые, живя в грязном аду, могут создавать такую красоту. А сегодня гладить по головке никого нельзя – руку откусят, и надобно бить по головкам, бить безжалостно, хотя мы, в идеале, против всякого насилия над людьми. Гм-гм, – должность адски трудная![1173]

Это, конечно же, не придумано Горьким, Ленин, вне сомнений, так и сказал. И только полный духовный «глухарь» или безнадёжный социальный негодяй способны увидеть в этих его словах не великий, деятельный гуманизм Ленина, а некую жестокость или безразличие к людям.

В этих словах сквозит глубокая горечь по поводу того, что слишком часто и человеческая масса, и её «верхи» особенно, не очень-то желают жить как люди, а желают «просто жить»… И это означает для массы духовное прозябание, а для «верхов» – духовное разложение.

Ленин не был «добреньким» – эпоха ему этого не позволяла, ему приходилось быть нередко не социальным терапевтом, а социальным хирургом. Хирург же, если будет бояться крови и держать скальпель нетвёрдой рукой, вместо жизни принесёт смерть.

А Ленин – это жизнь.

И не просто жизнь, а умная жизнь, человеческая…

Тот же Горький, Ленина знавший хорошо, одно время после Октября 1917 года с Лениным жестоко разошедшийся, очень неумно и несправедливо обвинявший Ленина в своих «Несвоевременных мыслях», после смерти Ленина написал о Ленине на удивление верные строки – в очерке «Владимир Ильич Ленин»…

Нынешние «лениноеды» ехидно подчёркивают, что Горький не раз правил этот свой очерк, первая редакция которого относится к концу января – началу февраля 1924 года.

Горький действительно несколько раз возвращался к очерку «Владимир Ильич Ленин», который вначале назвал просто «Человек», и последние дополнения и правки помечены концом 1930 года. Но все дополнения носили не апокрифичный (то есть – вымышленный) характер. Горький вспоминал дополнительные подробности, вносил такие детали, которые полнее выявляли натуру Ленина… Наконец, Горький просто совершенствовал стиль изложения – для литератора дело обычное…

Так вот, Горький писал, что Ленин на острове Капри, наблюдая, как каприйские рыбаки осторожно распутывают сети, заметил: «Наши работают бойчее», и когда Горький засомневался, «не без досады» сказал: «Гм-гм, а не забываете ли вы России, живя на этой шишке?»

Владимир Ильич не забывал России нигде, и тот же Горький – явно не подлаживаясь под пафосный тон – свидетельствовал, что нередко подмечал в Ленине «черту гордости Россией, русскими, русским искусством», и что иногда эта черта казалась Горькому «странно чуждой Ленину».

Но всё верно – если человек не уважает себя, то он не будет уважать других. Если он не любит – искренне, безотчётно, на уровне перехвата дыхания в груди, свою национальную Родину, он не будет любить и свою планетарную Родину – Землю, человечество.

Пожалуй, космополитическая мировая Золотая Элита и потому так тупо, безжалостно кромсает и уничтожает сегодня природу и своеобразие планеты, что эта Элита чужда нормальному – не националистическому, а национальному – чувству Родины.

А Ленин – будучи человеком Мира, не был космополитом, «европейцем»… Ленин был глубоко русским человеком, у которого в лучших проявлениях национального характера заключена способность чувствовать и действовать в планетарных масштабах не как англосакс-завоеватель, а как русский открыватель-«передовщик».

Передовщиком нового мира Ленин и был!

Горький в конце своего очерка написал:

«Он был русский человек, который долго жил вне России… Он правильно оценил потенциальную силу её – исключительную талантливость народа, ещё слабо выраженную, не возбуждённую историей, тяжёлой и нудной, но талантливость всюду, на тёмном фоне фантастической русской жизни блестящую золотыми звёздами.

Владимир Ленин, большой, настоящий человек мира сего, – умер…

Но чёрная черта смерти только ещё резче подчеркнёт в глазах всего мира его значение…

И если б туча ненависти к нему, туча лжи и клеветы вокруг имени его была ещё более густа – всё равно: нет сил, которые могли бы затемнить факел, поднятый Лениным в душной тьме обезумевшего мира…»

Сегодня, через 90 с лишним лет после написания этих слов, туча лжи и клеветы вокруг имени Ленина густа так, как никогда до этого, что само по себе доказывает верность формулы Маяковского: «Ленин – жил, Ленин – жив, Ленин – будет жить!» На фигуры, исторически отжившие, так не клевещут, памятники чисто историческим фигурам не свергают – так поступают с теми, к кому жива горячая ненависть, а горячо ненавидят лишь вечно живых…