Путь отцов - Сергей Фудель

«Благодатное молитвенное настроение характеризуется умилением, посещением которого объятый ум возбуждается к чистой и пламенной молитве( т. е. к переходу на высшие ступени молитвы). Умиление сие находит при разных случаях, как показал опыт… Так (же) разно и выражается оно: иногда обнаруживается оно неизреченною некою радостью духовною; иногда погружает в глубокое молчание все силы и движения души; иногда изводит более или менее обильные слезы» (св. Иоанн Кассиан Д II–137).

«Не вкусившие сладости слез умиления и не ведающие, какова благодать их и каково действо», — говорит преп. Никита Стифат, — «думают, что ни ничем не разнятся от тех, кои проливаются по умершим, придумывая при сем многие виды предположений пустых и недоуменных умозаключений. Но они естественно нам прирождены и когда гордость ума склонится к смирению, а душа смежит очи свои от прелести видимых благ и устремит их к одному видению первого невещественного света, отрясет всякое к миру чувство и свыше утешения Духа сподобится, — тогда слезы, как воды источника, исторгаются из нее, услаждая чувства ее, и исполняют мысли ее всякого радования и света божественного; и не это только, но и сокрушает сердце, и ум в видении лучшего соделывает смиренномудрым. Умиление от смиренномудрия, и смиренномудрие от умиления Святым порождаются Духом» (преп. Никита Стифат Д5 133, 134).

Стяжание умиления есть стяжание благодати, и для святых понятие молитвы сливается с понятием благодати.

«Благодать не вера только есть, но и действенная молитва. Ибо в явности показывает истинную веру, имеющую жизнь Иисусову, производима будучи посредством любви» (св. Григорий Синаит Д5 226).

О стяжании умиления в молитве Варсонофий Великий учит так: «Умиление в молитве приходит от воспоминания о грехах своих. Молящийся должен привести на память дела свои, и то, как бывают судимы делающие подобное.. При чтении же и псалмопении умиление приходит, когда кто возбуждает ум свой ко вниманию произносимых им слов и восприемлет в свою душу силу, заключающуюся в них». «Если несмотря на то, — Говорит он же, — нечувствие все еще будет оставаться в тебе, не ослабевай, а все труди себя терпеливо, ибо милостив и щедр и долготерпелив Богу, принимающий наше тщание» (Д II–583, 58;).

Чтение Священного Писания Отцы сливали с молитвенным деланием, входя в него через молитву и, в то же время, в нем почерпая и силу для молитвы, и благодать умиления.

«Непрестанно бодрствуй, поучаясь в законе Божием, ибо чрез сие согревается сердце небесным огнем» (преп. Варсонофий Великий Д II–588).

«Читай Евангелие, завещанное Богом к познанию целой вселенной, чтобы ум твой погрузился в чудеса Божии. Чтение твое да будет в невозмущаемой ничем тишине, и будь свободен от многопопечительности о теле и от житейского мятежа, чтобы ощутить в душе своей, при сладостном уразумении, самый сладостный вкус, превосходящий всякое ощущение» (св. Исаак Сирин Д II–703).

«К словам таинств, заключенных в Божественном Писании, не приступай без молитвы и испрошения помощи у Бога, но говори: «дай мне Господи приять ощущение заключающейся в них силы». Молитву почитай ключом к истинному смыслу сказанного в Божественных Писаниях». (он же Д II–749).

Ученик спросил авву Филимона: «чего ради, отче, паче всякого Писания Божественного, услаждаешься ты Псалтирью, и чего ради, поя тихо, ты представляешься будто разговариваешь с кем–то? На это он сказал ему: Бог так напечатлел в душе моей силу псалмов, как в самом пророке Давиде, и я не могу оторваться от услаждения сокрытыми в них всяческими созерцаниями» (Д III–398, 399).

«Чтение Писаний инаково бывает для тех, кои только вводятся в жизнь благочестия, — пишет преп. Никита Стифат, — инаково для тех, кои прошли до средины преуспеяния; инаково для тех, кои востекают к совершенству. Для одних оно бывает хлебом трапезы Божией, укрепляющим сердца их на священные подвиги добродетели… так что они говорят: «уготовь еси предо мною трапезу сопротив стужающих ми» (Пс. 22). Для других оно — вино чаши Божественной, веселящее сердца их, в исступление их приводящее… так что им свойственно говорить: чаша Твоя уповающа мя, яко державна (Пс. XXII, 5). А для третьих (оно) — елей Божественного Духа, умащающий их душу, укрощающий и смиряющий ее преизбытком божественных озарений… так что и она хвалясь вопиет: умастил еси елеем главу мою, и милость Твоя пожнет мя вся дни живота моего (Пс. XXII, 5) (Д V 139—140). «Блажен, кто ненасытно яст и пиет молитвы и псалмы здесь день и ночь и укрепляет себя славным чтением Писания, ибо такое причащение доставит душе в будущей жизни неистощимое радование» (преп. Иоанн Карпаф. Д III–105).

Умиление молитвы не домогается, не ищется как нечто такое, что Господь будто бы обязан нам дать. Но в то же самое время утопающий в холоде и одиночестве сухого молитвенного труда, ищет хоть соломинку благодати Божией, хоть единую каплю небесной росы с душевной пустыне. Тут как бы противоречие, разрешаемое только в смирении сердца. Ищется не должное, и не награда, и не высота духовного состояния, а только помощь Божия в Его благодати. Вот почему такой строгий учитель, как еп. Феофан затворник, пишет в одном письме к мирскому другу: «Добивайтесь ощутить сладость истинной молитвы. Когда ощутите, тогда это будет манить вас на молитву и воодушевлять к притрудной и внимательной молитве» (Ф II, 178).

Но отцы всегда предупреждают: «Внимай, как бы не пострадать из–за обильной радости духовной и умиления; а постраждешь, если подумаешь, что они суть плод собственного твоего труда, а не благодати Божией, потому что за это они взяты будут от тебя, и ты много поищешь их в молитве» (преп. Симеон Благоговейный Д V, 67). «Кто слезами своими внутренно гордится и осуждает в уме своем не плачущих, тот подобен испросившему у царя оружие на врага своего и убивающему им самого себя» (св. Иоанн Лествичник Д II–550). «Бывает плач без духовного смирения и те, которые плачут таким образом, думают, что такой плач очищает грехи. Но они тщетно обманывают себя, потому что лишены бывают сладости Духа, таинственно порождающейся в мысленном сокровище — хранилище души, и не вкушают благости Божией. Почему таковые скоро воспламеняются гневом и не могут совершенно презреть мира» (преп. Симеон Нов. Бог. Д V 29).

Ложное умиление разоблачает себя гневом — вот показатель! Только смирение–любовь может дать чистую воду слез. Корень слова «смирение» — мир. Смиренное сердце — это мирное сердце, и «Царство Божие есть правда, радость и мир». В сердце богоугодно молящихся «мир Божий, который превыше всякого ума», и который несовместим со смятением гнева.

«Если Дух Святый есть мир души, а гнев есть смятение сердца, то ничто не полагает такой преграды пребыванию Его в нас, как раздражительный гнев» (св. Иоанн Лествичник Д II–532).

«Умиление, — говорит еп. Игнатий Брянчанинов, — есть ощущение обильной милости (Божией) к себе и ко всему человечеству» (От. 67). В истинном умилении человек обретает ощущение Божественного мира и любви.

«Мир Божий есть и начало, и непосредственное следствие смирения; он — действие смирения и причина этого действия. Он действует на ум и сердце всемогущею Божественною силою. И сила, и действие е непостижимы» (свят. Игнатий Брянчанинов).

«Стяжи мир души, и тысячу вокруг тебя спасутся», как–то сказал преп. Серафим. «Начало безгневия — молчание уст, при возмущении сердца. Средина — молчание помыслов при тонком смущении души. Конец — непоколебимая тишина, при дыхании нечистых ветров» (преп. Иоанн Лествичник Д II–532). Но конечно не только страсть гнева есть «смятение сердца». В учении Отцов все страсти, в том числе и самые скрытые, душевные, как нечистая буря, противополагаются миру Божию и Его божественной тишине. Об этом так хорошо говорится в службе Иоанну Предтече, который всегда почитался как особый наставник покаяния и монашества: «Крестителю и Предтече Христов, погружаемый всегда сластьми телесными ум мой управи и волны страстей укроти, яко, да в тишине божественной быв, песнословлю тя… Потоцы страстей и воды злобы до души моея внидоша. Блаженне предтече, потщися скоро изъяши мя, иже речными струями измыл еси бесстрастия тишайшую пучину».

Постепенно привыкая к молитвенному труду, у человека невольно возникают желания: во–первых, уменьшать многосложность своих просьб, и, во–вторых, уменьшать многословность самих молитвенных обращений. Оба эти желания, — учат Отцы, — есть признак, что молитва, как жизненная сила, начала входить глубоко в душу, точно воды моря и прорытый канал. В том и цель начального молитвенного обучения, чтобы многовидность просьб и количество слов, при одновременном сохранении или даже увеличении времени молитвенного стояния, постепенно рассеивались, как туман при восходе солнца.

Очень ценные указания о видах молитвенных просьб (или о содержании молитвы) дает преп. Нил Синайский. Ищи в молитве своей только правды и Царствия, т. е. добродетели и ведения, — и прочее все приложится тебе (Мф. VI, 33). «Молись во–первых, о том, чтобы очиститься от страстей, во–вторых, о том, чтобы избавлену быть от всякого искушения и оставления» (он же). «Праведно молиться (надлежит молиться) не о своем только очищении, но и об очищении всякого человека, в подражание Ангельскому чину» (он же). «Прежде всего молись о получении слез, чтобы плачем умягчить сущую в душе жесткость» (он же. Д II–211, 208).