Вавилонская башня - Эвелин Кленгель-Брандт

Один из самых главных праздников, Праздник акиту, восходил еще к шумерскому времени. В более позднюю пору его часто отождествляли с новогодним праздником. В разных городах-государствах он отмечался в разное время, потому что в Месопотамии на протяжении веков не существовало единого календаря. Таким образом, празднование могло происходить в первый, шестой или двенадцатый месяц года, в зависимости от того, каким из них начинался год. Праздник акиту, несомненно, тесно увязывался со сроками важных сельскохозяйственных работ, сбором урожая или севом, и ему приписывалось влияние на плодородие земли и человека.

Какие именно праздничные церемонии проводились в III тысячелетии, нам почти неизвестно. Их детали зависели от местных обстоятельств. Как бы то ни было, ритуалы, связанные с плодородием, имели наибольшее значение. К ним относился прежде всего обряд «священного брака». Он представлял собой известное из многих религий символическое совокупление человеческой или божественной пары, благотворно влиявшее на круговорот в природе.

В Шумере это верование связывалось с богиней Инанной и ее возлюбленным Таммузом, или Думузи. Инанна была главной богиней Урука; в той же роли, хотя, вероятно, под другими именами, она почиталась и в других шумерских городах-государствах. Но до самого конца древневосточного периода главным местом ее культа был и оставался Урук. Инанна считалась дочерью бога Луны Нанны, чье главное святилище, как известно, находилось в Уре. Инанне приписывалось много свойств: она мыслилась и как госпожа пастбищ, лугов и домашних животных, и как воплощение женственности, и как владычица людей (астральным божеством, воплощенным в звезде Венере, она, вероятно, стала позже). Вместе с тем в многочисленных мифах, связанных с ней, она изображена как воинственная богиня, сеятельница раздоров, способная причинить смуту и зло как в мире богов, так и в мире людей.

Что касается Думузи, которого письменные источники иногда рассматривают как исторический персонаж, видя в нем одного из ранних властителей Урука, то ему отводилась роль юного возлюбленного Инанны. Его часто воспринимали также как бога растительности и символ умирающей и воскресающей природы. Однако взгляды и мнения ученых о Думузи заметно расходятся; до сих пор нет ясности, следует ли его считать историческим лицом; отсутствует также единое мнение о его функциях и роли в шумерской религии. Чрезвычайно осторожного подхода требуют и проводившиеся сравнения Думузи с такими персонажами других культурных областей, как, например, с Осирисом в Египте, Телепинусом в Анатолии или Аттисом в Греции.

Бесспорной может считаться тесная связь Думузи с Инан-ной, находившая завершение в церемонии «священного брака». Многочисленные тексты свидетельствуют о том, что этот акт, необходимый для продления человеческого рода, воспроизводился правителем и жрицей.

Когда в последней четверти III тысячелетия в процессе формирования аккадского территориального государства увеличилась власть правителя, возросло и его влияние на храмы. Чтобы распространить на отдаленные области, где почитались другие, местные божества, свои вселенские, «угодные божествам» притязания на власть, цари стали вводить обожествление собственной персоны. Эти устремления продолжались и во время так называемой III династии Ура, когда царям слагались гимны и посвящались молитвы. Важная роль правителя в культе возросла еще больше благодаря осуществлению «священного брака». С этим обстоятельством связан ряд любовных стихотворений, которые вкладываются в уста либо самой богине, либо действующей вместо нее жрице. Такова, например, хвала, возносимая жрицей царю Ура Шу-Сину:

1. Муж, моим сердцем [любимый], —

Хороша твоя краса и сладостна как мед.

Лев, моим сердцем любимый], —

Хороша твоя краса и сладостна как мед.

5. Покорил меня ты, пред тобой пусть трепещу я —

Муж, да похитишь ты меня в свой покой.

Покорил меня ты, пред тобой пусть трепещу я —

Лев, да похитишь ты меня в свой покой.

9. Муж, дай, окажу тебе я ласку.

Мои ласки могучие сладостней меда.

В опочивальне твоей медовой

Благу твоих ласк мы радоваться будем —

Лев, дай, окажу тебе я ласку.

Мои ласки могучие сладостней меда.

15. Муж, мою красу ты похитил —

Скажи моей матери, пусть угостит тебя гостинцем,

И отцу моему, пусть одарит тебя даром.

18. Твою душу — знаю, как веселить твою душу —

Муж, до зари в нашем доме возляг!

Твое сердце — знаю, как тебе порадовать сердце —

Лев, до зари в нашем доме возляг!

22. Ты же, если ты меня любишь,

Лев, твою ласку мне вручи.

Мой божественный хранитель, мой владыка-хранитель,

Покровитель мой Шу-Син, веселящий сердце великого бога.

26. Твою ласку мне вручи.

27. То, что сладостно тебе как мед, — возложи на него твою руку,

Как одеяньем покрой его рукою,

Как дорогим одеяньем покрой его рукою!

30. Песня «балбалэ» для богини Инанны{41}.

Весьма важная церемония «священного брака», несомненно, происходила внутри храма, и для ее проведения, наверное, служило отдельное особенно торжественное помещение. Его следовало бы искать в храмах, стоявших на высоких террасах ранней поры, а в дальнейшем на впервые появившихся зиккуратах. Имеются указания на то, что в этих святилищах были специальные постаменты для ложа. Изображения на цилиндрических печатях III тысячелетия позволяют увидеть «жениха», направляющегося в сопровождении процессии к святилищу с двустворчатой дверью, то есть к Дому новогоднего праздника, который, возможно, в это время был идентичен верхнему храму.

Зачем понадобились храмовые террасы?

О значении и роли культовых террас и башен за сто с лишним лет изучения этого вопроса выдвинуто великое множество теорий, но ни одна из них не может считаться исчерпывающей. Для понимания мира религиозных представлений раннего периода истории человечества существуют еще не преодоленные пока границы. Несомненно, следует также проводить различие между временем возникновения самой идеи построек такого рода и временем ее дальнейшего развития. Продолжение традиций никоим образом не означает, что заложенные в них первоначально мысли и идеи все еще живы.

Тот факт, что зиккурат развился из высокой террасы, ныне никем не оспаривается. Однако нелегко объяснить, какие именно причины повлекли за собой строительство все более высоких башен из сырцового кирпича. По этому вопросу