Случай на станции Кречетовка - Валерий Владимирович Рябых

чекисты знали, отчего Феликса Эдмундовича прозвали «Железный» — бронированный сейф в том главная причина. Не потому ли Лаврентий Павлович держал у себя за спиной столь надежное укрытие? А вот, так ли он ловок, как отец-основатель ЧК — вопрос на засыпку…».

Впрочем, какие тут шутки… Сергей бодро отрапортовал. Нарком, вскинув голову, сквозь линзы пенсне пристально вгляделся в него и произнес с легкой иронией:

— Ну, что Воронов не протер штаны в капитанах? (Сергей знал, подобное панибратское обращение — уже добрый знак), — Берия, выдержав интригующую паузу, продолжил уже серьезно. — Гоглидзе в Хабаровске просил направить тебя к себе. Серго нужны толковые помощники. Ты работал на Дальнем Востоке в двадцать девятом, десять лет спустя отличился на Хасане и Халхин-Голе. Знаешь край не понаслышке, — Берия хмыкнул. — Кадр ты опытный, и сказал бы, — прихлопнул ладонью по столу, — универсальный кадр! Мильштейн хвалил тебя, называл асом.

Воронов смотрел на Наркома, не мигая. Сергей знал, — в каких ситуация дозволяется потупить глаза, а в каких нет. Берия тоже испытующе уставился на Сергея, и наконец, спросил с загадкой в голосе:

— Воронов, — второй орден «Красного знамени» за Испанию получил?

— Так точно, товарищ Генеральный комиссар.

— Расслабься капитан, — усмехнулся Нарком. — И оставь в покое специальное звание… Садись поближе, — и указал на приставной столик.

Воронов, отставив стул в сторонку, примостился на краешке сиденья. Берия отметил нерешительность подчиненного.

— Чего, как кура на насесте… Ближе садись, — указал спокойным тоном.

Сергей сел напротив Берии. Нарком, потер руки, что-то обмозговывая, а потом выложил:

— Знаю Воронов, что держишь обиду… Мол, упрятали вороного рысака в тележный отдел, — рассмеялся собственному каламбуру и продолжил весело. — Думал, — месть за Чкалова? Да бабьи сплетни это… Какой из Валерия Нарком, да и сам знаешь распрекрасно, что «не по Сеньке шапка», — потом, разом поменяв мимику на лице, сухо сказал. — Когда в тридцать восьмом стали брать людей Ежова, нашлись такие, что и тебя хотели утащить вместе с собой. Даже Фриновский (первый зам Ежова, возглавлял госбезопасность) дал на капитана контрразведчика признательные показания. Но разобрались… Давно наблюдаю за тобой… Потому и решил, от греха подальше, отдать малого под крыло надежного человека. Соломон не зря сидел в следственном управлении, тамошние крючкотворы сразу поняли, откуда ветер дует, — помолчав, двусмысленно усмехнулся. — Так что Воронов ты мой должник…

Что тут сказать… И отмолчаться нельзя. Сергей сгруппировался:

— Ясно, товарищ Нарком. Спасибо… — и оборвал фразу, не зная чем закончить.

— Ладно, Воронов, не напрягайся. Не за красивые глазки в живых остался… Для дела нужен человек… — Лаврентий Павлович откинулся в кресле. — Что знаешь о плане «Кантокуэн»? — вопрос задан без обиняков.

— План японского генштаба «Особые маневры», разработанный для Квантунской армии.

— Да, вижу, малый не промах… Нападения японцев на Советский Союз быть не должно! Потому и послали на Дальний Восток Сергея Арсентьевича. После того как подонок Люшков ушел к японцам и сдал советскую агентуру в Китае, нашим крайне туго пришлось на этих рубежах. Пришлось начинать чуть ли не сызнова. Ну, ты знаешь, Гришку Горбача, тоже через год расстреляли, еще тот прохвост… А из Никишова, какой контрразведчик… Перевели сразу начальником «Дальстроя». Паша Куприн — парень толковый, но стал нужен в Питере. Особый отдел фронта возглавлял, теперь вот перевели сюда, поставили на Московский округ. Долгих Иван — одногодок твой и бывший подчиненный, до назначения — начальник ДТО Амурской дороги. Подержали четыре месяца — не тянет. А ведь там масштабы, какие, — вздохнул, разведя руками, — аховские! Вот, собственно, после Люшкова и поделили Дальний Восток на два края: Приморский и Хабаровский. Создали два краевых УНКВД, но оставили за Хабаровским начальником функционал дальневосточного полномочного представителя. Так понял, о чем речь? Серго будет там на своем месте, естественно, с него и весь спрос. Ответит головой… — и резко вперился в глаза Воронову. — А теперь и ты, Воронов, башку подставишь, хватит в бирюльки играть…

Сергей ясно осознал, что с этого мгновения начинается совершенно новая страница в его жизни. Как полагал — масштабная страница, если не полный том… Лаврентий Павлович выпрямился и продолжил беседу уже чисто официальным тоном:

— Разъясняю: у Гоглидзе три задачи. Первая — не допустить сползания обстановки на Дальневосточном фронте в горячую фазу. Вторая — Япония должна как можно больше увязнуть в войне против Китая. Третья, — Берия стал говорить, продумывая и выделяя каждое слово, — развертывание глобальной оперативно-агентурной игры, для создания у японца преувеличенного представления о боевом состоянии войсковых соединений Апанасенко, — и завершил, уже тоном победной реляции. — Требуется сделать так, чтобы у самураев никогда не возник соблазн снова проверить наши мускулы на крепкость! — одобрительно посмотрев на самоотверженное выражение Воронова, чуть помедлив, подвел итог: — Там, по прибытию вместе с Гоглидзе разберетесь, — чем станешь заниматься, возможно, всем сразу, — и Нарком лукаво усмехнулся. — Вопросы будут?

— А почему Сергей Арсентьевич в сорок первом сразу не взял с собой?

— У него и спросишь. И еще, — ешь пироги с грибами… (в наркомате знали продолжение фразы — «а язык держи за зубами»). Начальника Транспортного управления не станем пока вводить в курс дел. А уж Богдана Захаровича тем паче… И не по тому, что Кабулов не ровно к тебе дышит, не любит человек образованных людей, хотя сам, не в пример другим, — Тифлисскую гимназию закончил. Да и с Синегубовым Богдан не сошелся характером, насколько знаю. Впрочем, это уже не твое дело. Через две недели получишь «ромбик». (Сергей только в коридоре окончательно осознал — присвоят майора…).

Берия снял пенсне и близоруко уставился в глаза Воронова, без преувеличения сказать, ласковым взором, затем натянуто рассмеялся, прищелкивая языком:

— Потом, как водится, напутствую на дальнюю дорожку. Ну, и передам привет Гоглидзе. — и отчужденно завершил. — Все, свободен… — махнул на рапорт Воронова. — Давай, давай, будь здоров…

Сергей щелкнул каблуками и вышел за дверь кабинета Народного комиссара. Там уже поджидал Мамулов. Старший майор провел Сергея в свое логово, усадил за стол и придвинул пять папок с грифом особой секретности. Дал расписаться на бланке доступа, сам сел напротив:

— Читай капитан, внимательно изучай! — и добавил высокопарно. — Об этом в курсе трое: Нарком, я и Гоглидзе. Теперь будешь знать и ты, капитан, — и усмехнулся. — Лаврентий Павлович велел подготовить представление на новое звание. Так, что с тебя, Воронов, причитается… — но уже опять перешел на серьезный тон. — Давай, читай, не отвлекайся. Второй раз не дам.

Сергей пробыл в кабинете начальника секретариата Наркомата свыше полутора часов.

Воронов много размышлял о предстоящем назначении, отчетливо понимая, что обстановка на Дальневосточном фронте крайне сложная. Работа предстояла