На расстоянии дыхания, или Не ходите, девки, замуж! - Ульяна Подавалова-Петухова

прямо. — Алька, а как я здесь оказалась? Точно помню, что сидела за столом.

— А сама как думаешь?

— Вадим… принес?

Алька закивала.

— Надо будет поблагодарить его, — пробормотала Инна. Она опять потянулась, и тут заметила бюстгальтер на тумбочке. Схватила себя за грудь и побледнела.

— А… а… я же в лифчике была…

— Инн, но ты же сама говорила, что у тебя от него полоски остаются, если уснешь. Так что, извини, но это… я сняла. Через рукав вытащила.

— А?

— Я попросила Вадима тебя перенести, а потом осторожно сняла с тебя бюстгальтер, — объяснила Аля, — брата на тот момент не было в комнате. Не волнуйся.

И только тогда квартирантка выдохнула спокойно. Еще не хватало, чтоб ее мужчина раздевал.

— Дожилась, — пробормотала она, — носят на руках, раздевают. Так недолго и честь где-нибудь оставить! И даже напиваться при этом необязательно. Сплю как бревно. Как Добрыня Никитич! Фиг разбудишь! Хоть не храпела на сей раз?

— Да всё нормально!

— Значит, еще и с музыкальным сопровождением, — сделала свой вывод Инна.

— Да нет же, говорю! Спала, как младенец. Спокойно и крепко.

— Ну, слава Богу, хоть не храпела, а то… стыдобища! Ладно, Алюш, иди на работу. Потом расскажешь, как всё прошло! Удачи!

Алька, взвизгнув на радостях, выскочила из комнаты. Инна зевнула от души и вновь рухнула в подушки.

— Вы дальше намерены спать? — раздался голос от двери. Девушка выглянула из-под одеяла.

— А вы против?

Вадим стоял на пороге и не спешил входить. Инна его почти не видела, но, судя по всему, тот был уже готов идти на работу. Рубашка белая, жилет, брюки темные, даже и не скажешь какого цвета, то ли темно—синие, то ли черные. Даже волосы уложил уже. Инна опять забралась под одеяло.

— У вас ко мне какое-то дело? Говорите быстрее, спать хочется, — пробубнила она.

— Моя сестра не отличается вежливостью...

— А кто в этом виноват? Сами же ее воспитали так.

Вадим вздохнул.

— Слушайте, она наверняка не поинтересуется, но сколько я вам должен?

— Что?

— Сколько я вам должен за платье?

— А вы тут с какого боку припёку?

— Она моя сестра, я сам с вами рассчитаюсь.

Из-под одеяла хмыкнули.

— Не утруждайтесь понапрасну.

— Инна, сколько я вам должен за вашу работу? Любая работа должна быть оплачена, так что…

— Слушайте, в самом деле, я же не вам платье сшила? С Алей у нас договоренность, чего вам неймется? Идите уже, опоздаете.

— И о чем… договоренность, если не секрет?

— Секрет. Хорошего дня. Кстати, о птичках. Ваш обожатель не объявлялся?

Вадим встрепенулся.

— Точно, давно хотел вас спросить: что вы ему такого наговорили, что он как сквозь землю провалился?

— Соскучились?

— Свят, свят, свят! Просто это такой человек… В Корее говорят: отсутствие новостей — уже хорошая новость, но к нему это не относится. Так и жди подлянки.

— Слушайте, а что вы ему такого сделали, что он к вам так прицепился? Надежду дали?

— Как вы там говорили, чем больше я бегаю от него, тем сильнее ему хочется меня поймать? Он избалованный ребенок, у которого всегда всё было, который всё мог получить, стоило лишь попросить. Вы были без очков и линз, поэтому его не узнали.

— Ну, может, тогда скажите, как его имя, чтоб я была, так сказать, готова «и дальше не признавать».

Вадим хмыкнул.

— Вы думаете, что еще увидитесь с ним?

— Учтите, прикидываться вашей дамой сердца — это одно, но драться с ним на дуэли я не стану. И да, я точно знаю, что он скоро объявится. Если всё так, как вы говорите, он так просто не сдастся.

— Его зовут Юрий Кочевой, но всем он известен под именем Леон.

— Что-о? — Инна даже подскочила на кровати. — Тот самый Леон? «Я укрою тебя одеялом любви»?

Вадим вскинул на нее глаза.

— Да вы даже проснулись! Неужто его фанатка? — спросил он с легкой иронией.

Инна почесала взлохмаченную голову, потом подбородок, словно обдумывая ответ.

— Я не знаю, как сказать. Фанат — это человек, вопящий о своей любви к звезде, не дающий ей прохода и всё такое. Но вы должны признать: песни у него потрясающие. И голос великолепный. Удивительно, что я его не узнала, у меня ведь превосходный слух. Я разуверюсь во всем, неужели он поет под фонограмму?

Вадиму даже стало не по себе. Выходит, что если бы она его узнала, то кинулась бы на шею? Или автограф попросила? Это, неизвестно почему, задевало самолюбие. Юрка ведь, несмотря на голос и песни, дерьмо, какое еще не во всякой выгребной яме найдешь. Подлый, безжалостный, прущий на пролом. Ему плевать на страдания других людей. Он умудрился выплеснуть чашку кофе на официантку, которая от восторга онемела и растерялась при виде своего кумира. Она ставила чашку на стол, но руки дрогнули. Кофе, буквально несколько капель, выплеснулся на блюдце. Юрка орал так, словно она ему концертный костюм залила дегтем. А уж выражения, изрыгаемые звездой! Самые приличные «жопа» и междометия.

И вот сидит перед Вадимом еще одна фанатка безголовой звезды.

— Он поет вживую, просто через микрофон голос искажается немного. Так что, можете и дальше любить своего Леона! — проговорил он и ушел.

— Вы чего? Вадим. Вадим! Вадим!!

Но ответом был стук входной двери.

— Обиделся что ли? — пробормотала Инна, почесав еще раз взлохмаченную голову, посмотрела на дверной проем. — Что это с ним?

Вот так с ним всегда! Стоит произойти чему-нибудь такому, и весь день проходит из рук вон плохо. Поведение Инны его взбесило до белых пятен в глазах. Он чуть не проскочил свой поворот, а потом под беспрерывные вои клаксонов по миллиметру вцеживался в свой ряд. На это ушло Бог знает сколько времени. Вне себя от злости, он влетел на парковку перед салоном, но там — как на грех — ни одного свободного места.

Там, где ставил свою машину стилист, блестел намытыми боками «Форд» Аленки, а на нее