Безответная любовь - Рюноскэ Акутагава

двинулись в сторону зала, но вдруг, случайно обернувшись, Сюнскэ вскрикнул от удивления.

VIII

Даже усевшись в кресло, Сюнскэ почувствовал, что никак не может оправиться от испытанного им удивления. Сердце судорожно колотилось, что было для него непривычным. Не поймешь от чего – то ли от радости, то ли от печали. У него было страстное желание все оставить как есть – пусть колотится, его это не касается. Но в то же время хотелось, чтобы сердце перестало так судорожно колотиться. Чтобы оно не билось еще сильнее, он решил прибегнуть к хитрости – не отрывать глаз от сцены.

На сцену, декорированную сзади золотой ширмой, вышел господин средних лет во фраке и, откидывая спадавшие на лоб волосы, начал мягко, точно поглаживая, исполнять Шумана. Это была песня Шамиссо, начинавшаяся словами: «Ich Kann’s nicht fassen, nicht glauben»[43]. Сюнскэ не мог не почувствовать, что его пришепетывающее пение источает какой-то опасный аромат боли. И в то же время ему казалось, что этот аромат еще больше волнует его учащенно бившееся сердце. Поэтому, когда певец закончил свое сольное выступление и раздались громкие аплодисменты, он, немного успокоившись, поднял глаза и, как бы ища спасения, повернулся к сидевшему рядом Ои. А тот, свернув программку трубкой и приставив к глазу, смотрел на стоявшего на сцене певца, исполнявшего Шумана, и шептал:

– У этого Симидзу и в самом деле физиономия великого ловеласа.

Сюнскэ только сейчас понял, что этот господин средних лет и в самом деле Симидзу Сёити. Когда он снова перевел взгляд на сцену, на нее медленно поднималась, прижимая к груди скрипку, встреченная бурными аплодисментами девушка в нарядном кимоно с узором по краю. Девушка была хорошенькая, просто куколка, но, к сожалению, играя, без конца ошибалась. Однако Сюнскэ, к счастью, уже не угрожал противно-сладкий Шуман, исполнявшийся Симидзу Сёити, и он был рад, что нашел успокоение, с удовольствием погрузившись в таинственный мир Чайковского. А Ои, со скучающим видом откинув голову на спинку кресла, время от времени беззастенчиво сморкался, потом, вдруг что-то вспомнив, спросил:

– Послушай, ты знаешь, что Номура-кун пришел?

– Знаю.

Сюнскэ ответил тихо, не отрывая глаз от девушки, стоявшей перед золотой ширмой. Но Ои, кажется, не удовлетворенный ответом, добавил подчеркнуто со странно недоброжелательной улыбкой:

– К тому же с двумя удивительными красавицами.

Однако Сюнскэ ничего не ответил. Казалось, он весь отдался тихим звукам скрипичной музыки, лившейся со сцены…

Когда после выступления пианиста и вокального квартета был объявлен антракт, Сюнскэ, не обращая внимания на Ои, поднялся с кресла и в поисках Номуры и его спутниц направился в фойе, рядом с тем, где стояло искусственное дерево. Между тем оставленный им Ои, гордо скрестив руки и низко опустив голову, тихо посапывал, может быть даже не зная, что уже антракт.

IX

Выйдя в фойе, Сюнскэ увидел стоявших у камина Номуру и дочь Курихары. Как только маленькая Хацуко с румянцем во всю щеку, живо игравшая глазами и бровями, увидела Сюнскэ, она еще издали улыбнулась ему, отчего на ее щеках появились ямочки, и чуть поклонилась. Номура тоже, повернувшись к Сюнскэ широкой грудью с красовавшимися на ней золотыми пуговицами, как и в прошлый раз доброжелательно улыбнувшись глазами, спрятанными за толстыми стеклами очков, приветливо воскликнул: «О-о!» Повернувшись спиной к зеркалу над камином и глядя на стоявших к нему лицом Хацуко в оби из индийского ситца с ярким рисунком и крупного Номуру, облаченного в форменную одежду, Сюнскэ на миг даже позавидовал их счастью.

– Мы сегодня сильно опоздали. Очень уж долго провозились с нашим туалетом…

Номура, опершись руками о мраморную каминную доску, заявил это шутливо после того, как обменялся с Сюнскэ двумя-тремя словами.

– Вот это да, говорить, что мы провозились? Разве опоздал не ты сам, Номура-сан?

Хацуко, с деланой суровостью нахмурив свои густые брови, кокетливо посмотрела на Номуру, но тут же перевела взгляд на Сюнскэ:

– На днях я обратилась к вам со странной просьбой, доставила, наверное, массу неудобств?

– Ничего страшного, не беспокойтесь.

Сюнскэ сказал это, чуть поклонившись Хацуко, и тут же заговорил с Номурой:

– Вчера пришел ответ от Нитты: в понедельник, среду или пятницу – в любой из этих дней – он с радостью готов показать лечебницу Хацуко-сан, нужно лишь выбрать для осмотра один из этих дней.

– Вот как? Очень благодарен. Хацуко-сан, когда бы ты хотела пойти?

– В любой день. Я всегда свободна. Решай сам, Номура-сан, исходя из своих возможностей.

– Решать… значит, я должен буду сопровождать тебя? Это немного…

Номура почесал своей большой рукой коротко стриженный затылок, стало ясно, что он струсил. А Хацуко, смеясь одними глазами, сделала вид, что сердится.

– Но ведь я же никогда не встречалась с Нитта-саном, одна я ни за что не пойду, только вместе.

– Да чего там, нужно только взять у Ясуды визитку, и он тебе прекрасно все покажет.

Пока они препирались, пробравшись через толпу, к ним вдруг подлетело человек десять мальчишек, одетых в форму учащихся французской школы Гёсэй гакко. Увидев Сюнскэ, они стали смирно и по всем правилам отдали честь. Все трое непроизвольно рассмеялись. Громче всех смеялся Номура.

– Неужели и ты, Тамио-сан, пришел сегодня?

Обняв мальчика за плечи, Сюнскэ насмешливо посмотрел на него:

– Вы приехали все вместе на автомобиле. И Ясуда-сан тоже?

– Нет, я приехал на трамвае.

– На жалком трамвайчике. Обратно поедем вместе на автомобиле.

– Хорошо, если возьмешь меня с собой.

Продолжая все это время смотреть на мальчика, Сюнскэ почувствовал, что кто-то вышел из-за спины Тамио и приближается к ним.

X

Сюнскэ поднял глаза. Рядом с Хацуко появилась одних с ней лет стройная девушка в кимоно в темно-синюю и светло-синюю полоски, на оби был рисунок в виде написанного тонкой кисточкой стихотворения. Она была крупнее Хацуко. Очень миловидная, но лицо ее, особенно полуприкрытые веки, источало грусть, не то что у Хацуко. Выглядывавшие из-под век глаза излучали туманный свет, который можно было назвать меланхоличным. Именно этот задумчивый, чистый блеск глаз заставил сердце Сюнскэ забиться в волнении, когда, зайдя в зал, он случайно обернулся. И сейчас, встретившись лицом к лицу с обладательницей этих глаз, он не мог не почувствовать, как сердце его снова учащенно заколотилось.

– Тацуко-сан, ты с Ясуда-саном не знакома? Это Тацуко-сан, она окончила киотоский женский университет. И совсем недавно заговорила на токийском диалекте.

Так непринужденно Хацуко представила ее Сюнскэ. Бледное лицо Тацуко чуть покраснело, и она наклонила стриженную по-европейски голову. Сюнскэ, сняв руку с плеч Тамио, тоже подчеркнуто вежливо, поскольку это была их