Безответная любовь - Рюноскэ Акутагава

За ними сидели в основном студенты, но среди них затесалось и несколько человек постарше, кто в хакама и хаори, а кто в брюках и пиджаках. В конце аккуратно расчерченного столами огромного зала, под часами, вделанными в стену, виднелся вход в темное книгохранилище. Многоярусные стеллажи по обеим сторонам входа, на которых рядами выстроились книги с потертыми кожаными корешками, являли собой цитадель, охраняющую науку.

Несмотря на то что в библиотеке было много читателей, здесь царила мертвая тишина. Или, лучше сказать, оттого, что было так много читателей, господствовало особое безмолвие, немыслимое в каком-либо другом месте. Звук перелистываемых страниц, звук бегущего по бумаге пера, наконец, звук тихого покашливания, – казалось, что даже эти звуки подавляются безмолвием и несущие их волны воздуха, не успев подняться к потолку, исчезают.

Сюнскэ, устроившись у окна, внимательно бегал глазами по мелким иероглифам. Это был смуглый, крепко сбитый юноша. То, что он с литературного факультета, можно было сразу же определить по букве «L» на воротничке форменной фуражки.

Над его головой – высокое окно, а за ним – густая листва каштана, сквозь которую проглядывало небо. Оно без конца затягивалось облаками, редко пропускавшими характерные для ранней весны яркие лучи солнца. Колеблемая ветром листва то и дело бросала на книгу кружевную тень, которая тут же исчезала. На раскрытой книге несколько строк было подчеркнуто красным карандашом. Через какое-то время подобные подчеркивания перекочевывали на следующие страницы.

Половина первого, час, двадцать минут второго – стрелки часов над входом в книгохранилище движутся безостановочно. Примерно в два часа у стоявших около дверей каталожных шкафов неожиданно появляется, беспечно засунув руки за пазуху, только что пришедший в библиотеку низкорослый студент в форменной фуражке, в хакама из Кокуры и хлопчатобумажном черном кимоно с фамильными гербами. Судя по фамилии, написанной на небрежно торчавшем из-за пазухи блокноте, это был студент того же литературного факультета Ои Ацуо.

Не двигаясь с места, он, ища кого-то глазами, осматривал ближайшие столы и, увидев наконец сосредоточенно перелистывавшего страницы Сюнскэ, на которого широким потоком лились из окна бледные лучи солнца, быстро подошел к нему сзади и тихо окликнул: «Вот ты где». Сюнскэ, подняв голову, удивленно обернулся к нему и, изобразив на смуглом лице улыбку, коротко бросил: «Привет». Ои, не снимая студенческой фуражки, кивнул в ответ и сказал с самодовольно-надменным видом:

– Сегодня утром в книжной лавке Икубундо я встретился с Номура-саном, он просил передать, чтобы ты, если можешь, пришел в три часа на второй этаж ресторана «Хатиноки».

II

– Вот как? Ну что ж, спасибо.

С этими словами Сюнскэ вытащил из кармана маленькие золотые часики и посмотрел на них. Ои, вынув из-за пазухи руку и почесывая выбритый до синевы подбородок, сказал, не отрывая глаз от часов:

– Замечательная у тебя вещица. К тому же еще они дамские.

– Ты о часах? Мне их подарила мама.

Недовольно поморщившись, Сюнскэ небрежно положил часы в карман и, медленно поднявшись, – сразу же стало видно, как он крепко сложен, – начал собирать разбросанные на столе цветные карандаши и перочинный ножик. А Ои, взяв книжку, которую только что читал Сюнскэ, стал небрежно листать ее.

– Хм, неужели «Marius the Epicurean»?[40]– бросил он, насмешливо улыбаясь и делая вид, что с трудом подавляет зевоту. – Теперь этот роман, пожалуй, назвали бы «Сюнскэ-эпикуреец», как тебе это понравится?

– Нет, у меня бы ничего не вышло, не такой уж я гуляка.

– Не надо скромничать. Одно то, что ты носишь дамские золотые часы, говорит о том, что ты гораздо больший гуляка, чем я. – Ои, бросив книгу и засунув руки за пазуху, зябко поеживался, дожидаясь, пока Сюнскэ наденет пальто, а потом, будто вдруг что-то вспомнив, спросил с серьезным видом:

– Послушай, тебе уже всучили билет на музыкальный вечер, который проводит группа «Сиро»?

«Сиро» назывался журнал, который недавно начали выпускать четверо-пятеро студентов литературного факультета, провозгласивших идею «Искусство для искусства». Из объявления, вывешенного на доске объявлений юридического и литературного факультетов, Сюнскэ уже давно знал, что скоро группа «Сиро» будет проводить в ресторане Сэйёкэн в Цукидзи музыкальный вечер.

– Нет, к счастью, еще не всучили.

Сюнскэ ответил вполне чистосердечно и, зажав под мышкой книги и надев потрепанную студенческую фуражку, направился вместе с Ои к выходу из зала. Идя рядом с ним, Ои, хитро прищурившись, сказал:

– Вот как, а я думал, что кому-кому, а тебе уж давно всучили. Все-таки тебе бы следовало купить билетик. Я, как ты знаешь, не вхожу в группу «Сиро», но Фудзисава все равно попросил меня участвовать в распространении билетов, прямо не знаю, как быть.

Застигнутый врасплох, Сюнскэ натянуто улыбнулся, не зная, купить билет или не покупать. Но Ои вытащил из рукава своего черного с гербами хлопчатобумажного кимоно два красивых билета с эмблемой «Сиро» и, держа их, как карты, протянул Сюнскэ:

– Билеты на лучшие места – три иены, на места похуже – два. Какой возьмешь? На лучшие места? На места похуже?

– Мне не нужен ни тот ни другой.

– Нет, так не пойдет. Так не пойдет. Ты, обладатель золотых часов, просто обязан купить хотя бы один билетик.

Споря, они пробирались между столами, сплошь занятыми читателями, и наконец оказались в продуваемом ветром вестибюле. В этот момент туда стремительно вошел с улицы худосочный студент в красной феске и пальто, наброшенном на плечи поверх формы с золотыми пуговицами. Неожиданно столкнувшись лицом к лицу с Ои, он тонким, совсем женским голоском с деланой учтивостью произнес:

– Добрый день, Ои-сан.

III

– О-о, привет.

Ои сказал это своим обычным низким голосом, остановившись у ящика для гэта. Но тут же, будто боясь, как бы Сюнскэ не сбежал раньше времени, надменно мотнув выбритым до синевы подбородком в сторону обладателя фески, представил их друг другу:

– Неужели ты до сих пор не знал этого сенсея? Фудзисава Сатоси-кун с французского отделения. Руководитель группы «Сиро», только что выпустил «Избранные стихи Бодлера». А это Ясуда Сюнскэ с английского отделения.

Сюнскэ ничего не оставалось, как, натянуто улыбаясь, снять фуражку и поклониться. А Фудзисава, в противоположность нерешительному Сюнскэ, тут же нашелся:

– Я о тебе уже слышал. Ты как будто тоже пишешь. Если у тебя появится что-нибудь интересное, присылай в «Сиро» без стеснения, в любое время.

Сюнскэ, не зная, что ответить, лишь мямлил: «Ну, право», «Да нет». Ои же, переводя ехидные взгляды с одного на другого и показывая те самые билеты обладателю фески, горделиво оповестил его:

– Видишь, изо всех сил выполняю поручение литературной