Клинок ночи - Райан Кирк

Морико инстинктивно попыталась прикрыться руками, забыв на мгновение, что обездвижена. Но как только шок прошел, ей стало наплевать на свою наготу. Она все равно стояла лицом к стене. Там не было ничего такого, чем можно кого-то удивить. Она почувствовала, как хлыст приближается к ее голой спине, но не успела приготовиться к удару.

Боль была неожиданной, хотя Морико знала, что ее ждет. Хлыст ощущался как тонкая полоска огня, прожигающая кожу. Жжение не ослабевало со временем, а усиливалось по мере того, как к последнему удару присоединялись новые. Вскоре Морико стало казаться, что вся ее спина в огне, повсюду были красные раскаленные линии. Каждый вдох, каждое движение и каждая мысль были медленными, растянутыми во времени, так как боль опустошала разум и тело. Морико никогда не испытывала ничего подобного. Она дошла до того, что стала радоваться новым ударам, потому что они были той точкой боли, на которой можно было сосредоточиться.

Она хотела бы быть непокорной, но боль была слишком сильна. Она выгибалась, крича и плача, пока настоятель работал хлыстом. Она надеялась, что это принесет хоть какое-то облегчение, но каждый вздох, который она делала, чтобы закричать, обжигал все ее тело. Она хотела умереть, хотела, чтобы боль прекратилась. Почему бы ему просто не убить ее?

Небольшая часть ее разума, та, что была настроена сражаться, заметила, что настоятель отлично управлялся с хлыстом. Ни один удар не попадал в одно и то же место. Иногда он позволял хлысту закручиваться вокруг ее туловища, рук или ног. Хуже всего было, когда он бил ее по бокам. Это была новая, ужасная боль.

Морико пыталась сосредоточиться, найти внутреннее убежище, место, где она могла бы отгородиться от боли. В перерывах между ударами она вспоминала истории, которые слышала о монахах, которые выдерживали невероятную боль, не теряя при этом лица. Но настоятель был мастером своего дела, и у Морико не было опыта, на который она могла бы опереться. Настоятель не давал ей достаточно времени между ударами, чтобы сосредоточиться, – они следовали один за другим и сливались в один непрерывный кошмар.

Время стало бесконечным, и Морико попыталась вспомнить дни, когда ее жизнь не была наполнена болью и страданиями. Она перестала что-либо чувствовать, так что даже не поняла, что все закончилось. Не было больше ударов плетью, только бесконечная мука при каждом вздохе. Мгновение спустя к ней вернулся слух, и Морико поняла, что настоятель обращается к собравшимся монахам.

– …нарушение правил нашего ордена. Сегодня я принес свой меч, высший символ воинов, чьими потомками мы являемся. Мы – мужчины и женщины, и наша задача священна – защищать мир, в котором мы живем, ото всех угроз. Если мы не будем едины, падет и сам мир. Если мы не признаем существование угрозы даже в собственных рядах, Три Королевства сгорят.

Настоятель сделал паузу.

– Мы признаем в мече высший парадокс. Он защищает жизнь, но приносит смерть. Подобно великим воинам древности, мы живем с этим парадоксом ежедневно, постоянно пытаясь понять его. Сегодня меч решит судьбу того, кто нарушил наши заповеди.

Дар вернулся к Морико как раз вовремя, чтобы она успела почувствовать приближение клинка. Время замедлилось, как и раньше, но она ничего не могла сделать. И она никак не отреагировала – девочка была крепко связана и не хотела жить. Морико чувствовала, как меч приближается, бесчувственный и безразличный. Когда лезвие вошло в нее, она даже не смогла отличить эту боль от другой, которую уже испытывала.

Но когда она посмотрела вниз и увидела острие клинка, торчащее из ее живота, и кровь, сверкающую в лучах вечернего солнца, она не с могла больше терпеть. Во второй и последний раз за этот день все перед глазами Морико поплыло, и она безвольно погрузилась в холодные, успокаивающие объятия темноты.

10

Рю больше не был мальчиком. Прошло несколько циклов, и любому, кто его видел, становилось ясно, что перед ним молодой человек. Он был среднего роста, но развитая мускулатура выделяла его среди других. Молодой человек был худощав, мышцы рук, торса и ног четко очерчены, не осталось и следа от детской пухлости. Он ходил уверенно и не торопясь, рассматривая окружающий мир. Шигеру всегда ощущал, как тонкие нити чувств Рю расходятся в разные стороны, где бы они ни находились, и это вызывало у него гордость. Дар Рю, вероятно, был едва заметен для монахов.

Большое внимание Шигеру обращал и на глаза юноши. Они никогда не останавливались, а постоянно следили за всем, впитывая информацию о мире. Многие ученики поначалу слишком полагаются на свой дар. Шигеру знал, что есть способы обмануть отдельные органы чувств, но не все шесть. Он часто говорил Рю, что никто не может подкрасться к нему незаметно, и, наверное, это было правдой. Рю обращал внимание на людей, когда они говорили, сосредотачиваясь исключительно на них. Когда он это делал, его глаза загорались от радости, которую он получал от беседы. Всем, кто с ним сталкивался, было очевидно, что он сосредоточен на настоящем и всегда интересуется всем, что происходит вокруг. Но только Шигеру знал, что хоть глаза Рю были устремлены на одного человека, щупальца его восприятия распространяются дальше. В плане осознанности мальчик был чудом.

Его мастерство владения мечом также было превосходным. Даже если бы у него не было дара, он мог бы стать одним из лучших мечников в Южном королевстве. Шигеру подозревал, что, в сочетании с его даром, его ученик был один из лучших воинов в Трех Королевствах. А ведь он видел всего четырнадцать циклов. Его мастерство владения мечом будет совершенствоваться по мере того, как он будет набираться опыта. Мальчик и близко не подошел к своему пределу. Были воины, способные победить его, но все они существовали в другой жизни. Шигеру подозревал, что через два-три цикла, если мальчик продолжит тренироваться, он станет намного сильнее своего учителя. Их встреча была невероятной, и Шигеру ощущал тонкие нити Великого Цикла во всем, что делал мальчик. Приближалось время, когда Рю придется вновь принять решение, и Шигеру боялся того, что последует за ним. Обычно от второго предложения выбрать свой путь ничего хорошего ждать не приходилось.

Шигеру с опаской относился ко второму решению мальчика. Он поклялся, что будет придерживаться правильных методов его воспитания, но ему нравилось общество Рю. Шигеру давно смирился с тем, что ему придется жить одинокой