Из новейшей истории Финляндии. Время управления Н.И. Бобрикова - Михаил Михайлович Бородкин

местными финскими и особенно шведскими школами. Обстоятельства помогли несколько улучшить положение, но этого мало»...

Очевидно, что здесь генерал-губернатор Бобриков подразумевал те отпуска из Государственного Казначейства и финляндских сумм, которые, по его ходатайствам, были значительно увеличены на содержание русских учебных заведений. Высочайшим повелением от 4 (17) Марта 1904 г. определено отпускать из финляндских казенных сумм по 100.000 м. ежегодно на русские училища в крае.

Чтобы поддержать «нравственную связь с родиной, посредством чтения произведений отечественной литературы, начиная с 1901 г. стали в разных городах учреждаться русские библиотеки-читальни. В них надо видеть хорошее средство для поднятия духа и развития самосознания и самообразования среди русских». Благодаря пособию генерал-губернатора, добровольным пожертвованиям и сочувствию печати России, читальни-библиотеки стали развиваться и охотно посещались представителями всех сословий и всех слоев общества, кончая нижними чинами и рабочими.

Очень полезным оказалось также общежитие «Имени А. С. Пушкина», открытое при Гельсингфорсской мужской гимназии и давшее возможность иногородним легче определять своих детей в гимназию, при условии нахождения для них в общежитии удобного пансиона.

«Указанные мероприятия заметно ободрили русское население» и в значительной степени способствовали его сплочению, как значится в генерал-губернаторском отчете.

Еще большее влияние на подъем русского дела оказали те положения, которыми русские люди получили, наконец, право поступления на гражданскую службу и право на приобретение земельной собственности в Финляндии.

Генерал-адъютант Н. И. Бобриков охотно привлекал на разные должности русских людей, но в то же время высказался против легкого перечисления их в финляндское гражданство. Пояснение такого действия находим в письме к министру статс-секретарю: «Давно хотел предупредить вас о причинах, по которым я стал ставить запятые в ходатайствах русских уроженцев о перечислении в финляндское гражданство. Опыт указал мне, что эти изменники наши, достигнув звания финляндского гражданина, становятся в большинстве случаев нашими врагами».

В первое же время пребывания Н. И. Бобрикова в Финляндии совершенно неожиданно открылось гонение на русских коробейников, точильщиков, мороженщиков и других мелких торговцев в разнос. Гонение возникло настолько внезапно и беспричинно, что он выразил даже неудовольствие на одну петербургскую газету, поместившую первую заметку по делу, так как ему сперва представилось, что она впала в крайность и исказила истину. «Извращение фактов не помогает делу, а его портит... К чему преувеличивать факты, когда и без них никто не сомневается в нерасположении финляндской интеллигенции?.. Здесь, повторяю, так много мерзости вообще и злобы против нас, русских, что и действительность говорит сама за себя».

Дело было, конечно, расследовано. Торговцев обвиняли в распространении слухов о переделе земли. Но оказалось, — как это удостоверил между прочим и профессор Гельсингфорсского университета (Сетелэ), — что подобные рассказы зародились еще в восьмидесятых годах и потому не могли вредно отразиться на населении. В коробейниках хотели видеть затем распространителей секретных болезней, но и это обвинение не подтвердилось. Более правдоподобной причиной их преследования надо признать опасение местных газет, видевших в них «шпионов русской власти». В Aftonbladet «один финляндец писал»: за коробейниками стоит «не только генерал-губернатор, но и та тайная сила, которая олицетворяется Славянским Благотворительным Обществом». Эта нелепая выдумка воспроизводится даже в шведской книге, которая имела целью представить новейшую историю Финляндии. Составитель книги говорить, что Славянское Общество образовало особый комитет, для рассмотрения дел, имевших отношение к финляндскому вопросу. «К какому выводу пришел комитет, можно себе представить из того, что вскоре вся Финляндия оказалась наводненной коробейниками, коих главной задачею явилась агитация среди низших слоев общества, направленная на поддержание бобриковской объединительной программы». Верила ли Финляндия подобной несообразности — трудно сказать, хотя современный историк, желая придать вздорной выдумке некоторую правдоподобность, считается с измышлением, как с достоверным фактом, и даже комментирует его, как нечто заслуживающее внимания. Опровергать такую басню о Славянском Обществе перед русским читателем нет, разумеется, никакой надобности: ее ложь для каждого очевидна. Вернее будет заявить, что финляндская печать раздувала историю для нужных ей политических целей. Полиция, сельская администрация и помещики проявили немало жестокости, отказывая коробейникам в ночлеге, в продаже пищи и т. п. У них отнимали товары, их штрафовали, сажали в тюрьмы, подвергали побоям и даже наложению оков. Гонение затеяно было всесильным и озлобленным кагалом агитаторов, по ненависти к русским и из желания отделаться от единственных русских свидетелей предосудительной своей деятельности среди населения в самых глухих уголках Финляндии.

Народ трудно было поднять против неповинных торговцев, с которыми у него в течении столетий установились хорошие отношения, получившие отражение в яркой и симпатичной картине, вставленной поэтом Финляндии в его поэму «Стрелки лосей» (Elgskyttarne), которая, по отзыву ее критиков, «списана с натуры», ибо муза поэта «входила в гостеприимные жилища», «мчалась на лыжах по снежной поверхности» и т. п., всюду верно воспроизводя в своих речах виденное и слышанное, особенно же национальный характер финнов». Поэт видел, следовательно, сам как несколько бородатых русских молодцов мирно спали в финской крестьянской избе возле закоптелой печки на соломе, около своих тяжелых котомок с безделками для неприхотливого селянина, и с какой радостью они встретились с прежним своим хозяином, у которого сделали покупку. С этими «развязными, веселыми и общительными» странствующими купцами из богатого Архангельска» нельзя было не сходиться. И если в 1899 г. их преследовали и боялись крестьяне, то единственно под угрозами местной администрации и агитаторов.

Когда действительная картина раскрылась, генерал-губернатор принял весьма энергичные меры, чтобы защитить невиновных. Он снесся с сенатом, губернаторами и министром статс-секретарем. Медлить нельзя было, так как буквально требовалось прекратить травлю людей, за которую некоторые общины положили уже выдавать вознаграждение из кассы, предназначенной для истребления «диких зверей»! Большего презрения к русским людям нельзя было, конечно, выразить! «Ведь преследование русских коробейников вызвало чувство жалости даже в сердцах многих финляндцев. Большею частью это были родственные финнам корелы». «Русским торговцам надо помочь, писал Н. И. Бобриков к B. К. Плеве, и в этих видах я хочу войти к вам с особым ходатайством» (12 ноября 1899 г.). Чтобы облегчить участь гонимых, нужно было пересмотреть местный сеймовый закон о промыслах. Дело грозило затянуться, почему Н. И. Бобриков настаивал на издании временного положения о правах крестьян-торговцев. В начале марта 1900 г. он писал B. К. Плеве: «У меня на совести лежит вопрос о предоставлении права русским торговцам продавать русские изделия... Ведь финляндцы свободно у нас торгуют и не терпят притеснений, испытываемых нашими коробейниками в Финляндии». Прошла неделя и он вновь напоминает о ходебщиках. «Дело о русских торговцах по существу есть дело общегосударственное, так как оно касается и до финских торговцев в