Из новейшей истории Финляндии. Время управления Н.И. Бобрикова - Михаил Михайлович Бородкин

«Основных положений», сопровождавшем манифест 3 февраля, значилось, что в подлежащих случаях по общегосударственным законам будут требовать «постановлений сейма». Генерал-губернатор Н. И. Бобриков предложил заменить выражение «постановление» более правильным выражением «заключение» сейма, в виду того, что со словом «постановление» соединяется представление о законоположении или о решении сравнительно более устойчивом и неизменном. «Постановление» указывает на решение или на результат, явившийся последствием законодательной деятельности. Кроме того, в Финляндии собрание законов края носит название «Постановления Вел. Кн. Финляндского». Предложенную им замену он находил тем более необходимой произвести, что в переводе на шведский язык слово постановление (stadgande, förordning, påbud) будет напоминать о законе или законоположении.

Первым проектом «Основных положений» требовалось, чтобы новые законы общеимперского характера вносились в Государственный Совет за подписью министра Империи и министра статс-секретаря Финляндии. Такое требование Н. И. Бобриков нашел неосновательным. «Министру статс-секретарю нет надобности, говорил он, вместе с министром Империи, подписывать вносимого в Государственный Совет законопроекта. Установление такого требования могло бы породить неправильное представление о положении министра статс-секретаря в общем административном строе Финляндии. Он носит название «министра», но ни по своей должности, ни по кругу своих обязанностей и прав он не приравнивается к министру Империи... Никакое ведомство в управлении края ему не подчинено».

Поправки Н. И. Бобрикова были приняты и в окончательной редакции «Основных положений» указанные им места изменены.

Сенат, сейм, печать — все пришло в движение в Финляндии, едва новое правило было опубликовано. Все запротестовали... Сенат не хотел сперва даже публиковать закона. Сенаторы, а затем и земские чины, самовольно вошли в его оценку и послали свои депутации в Петербург доказывать, что закон неправильно издан и им нарушены права сейма.

Притязания финляндцев в этом деле трудно постигаются.

По новому закону 3 февраля 1899 г. сейму дано право представлять свое заключение по общегосударственному вопросу. Этим финляндцы не удовольствовались. Они желали, чтобы от сейма зависело решение этих вопросов. Если склониться к их требованиям, то окажется, что общегосударственные вопросы, равно касающиеся, как великой России, так и малой части ее — Финляндии, будут поставлены в главную зависимость от земских чинов окраины (и даже от одного ее сословия). Мало того, финляндский сейм будет решать общегосударственные вопросы, а за высшим учреждением Империи — Государственным Советом — останется право давать по ним только свои заключения!

Сейм никогда не имел права участия в установлении существа отношений между Россией и Финляндией. Если допустить его к решению общегосударственных вопросов, то компетенция его расширилась бы и вопрос о сущности государственной связи между коренной Россией и Финляндией встал бы в зависимость от соглашения или несоглашения земских чинов. Ясно, что притязания финляндцев в данном случае простерлись слишком далеко.

Затем, они хотят, чтобы причисление или отнесение того или иного предмета к разряду общегосударственных не зависело от воли Монарха, а было заранее установлено, в виде особого перечня.

В тех совещаниях, в которых производилась разработка закона 3 февраля, обращено было внимание на переименование предметов общегосударственного значения. Но как в Совещании д. т. с. H. X. Бунге, так и в Особом Совещании Вел. Кн. Михаила Николаевича, проект перечня был отвергнут и не голословно, а после сделанной попытки его установления. Представители Финляндии в Совещании H. X. Бунге составили перечень, но оказалось, что в него не ввели тогда вопросов таможенного, почтового, телеграфного и др. Совещание Вел. Кн. Михаила Николаевича, пересмотрев тот же вопрос, заявило: «Перечисление предметов означенных законоположений не привело бы к намеченной цели. Как бы ни был полно составлен перечень таких предметов, постоянно развивающаяся жизнь всех частей Государства Российского может выдвинуть ряд вопросов, имеющих характер дел общих для всего государства. Отсутствие надлежащих о них указаний в перечне несомненно вызовет недоразумения; могут вновь возникнуть сомнения относительно порядка издания узаконений в разрешение неупомянутых в перечне общегосударственных вопросов. Сомнения эти неизбежно повлекут за собой важные неудобства. Между тем к устранению оных главнейше направлен законодательный акт, начертание коего волею Государя Императора возложено на Совещание».

Эта мотивировка ни сенатом, ни сеймом не была опровергнута.

Мудрость Манифеста 3 февраля заключается именно в словах: «оставляя в силе существующие правила об издании местных узаконений, исключительно до нужд Финляндского края относящихся, Мы почли необходимым предоставить Нашему усмотрению ближайшее указание предметов общеимперского законодательства».

Особое Совещание Великого Князя Михаила Николаевича не без оснований признало «наиболее правильным установить, чтобы вопросы о применении вновь учреждаемого общего порядка законодательства к отдельным случаям получали разрешение по непосредственному повелению Государя Императора, так как только велениями Верховной Власти может быть устанавливаемо согласное с государственными пользами и справедливостью сочетание общегосударственных интересов с местными». С этим мотивом необходимо было считаться. Сенат же и сейм обошли его также молчанием.

Таким образом история вопроса устанавливает, что требование перечня ничем серьезным не вызывалось, а главное едва ли возможно его исполнение, так как грань между государственными и местными вопросами не поддается точному определению. Сегодня известный вопрос — местный, а впоследствии он в состоянии разрастись до размера общегосударственного.

Кроме того, как указал проф. Н. Д. Сергеевский, у нас несколько законодательных порядков: собственно имперское, осуществляемое непосредственно Государем при содействии Государственного Совета; административное, направляемое через комитет министров; церковное, военное, финляндское сеймовое, финляндское административное и общегосударственное, установленное манифестом 3 февраля. Эти условия также крайне осложняют исполнение желания финляндцев.

В законодательстве Западной Европы — продолжает проф. Сергеевский — имеются перечни, разграничивающие общее и местное законодательство, но в таких случаях перечнем определяется сфера действия местного законодательства, а все не введенное в сей перечень признается общегосударственным. В Австрии компетенция местных ландтагов определена именно указанным порядком. Финляндское предложение ведет к обратному, а потому общеимперское низводится им на степень изъятия из местного. Иначе говоря, самое предложение заключает уже в себе нечто ненормальное и домогательство перечня можно объяснить только желанием получить новую гарантию финляндской обособленности и прочнее ограничить Верховную Власть. В таком случае — заключает профессор — перечень представляется не только «неправильным по существу, но и вредным и опасным для России».

Начиная с прошлого царствования, на Финляндской окраине последовательно проводится политика сближения или «теснейшего единения». Высочайшие манифесты и рескрипты последних лет полны повторений этого требования. Составление же перечня предметов общегосударственного законодательства неизбежно подчеркнет особое положение Финляндии, как страны определенно размежевавшейся с Россией в известной области и закрепившей это особым законодательным актом. Такое выделение Финляндии из состава России будет противоречить всей объединительной политике двух последних царствований. Финляндия достаточно уже обособлена и умножать межимежду нею и остальной Россией генерал-губернатор Бобриков полагал особенно нежелательным.

Наконец,