Мой любимый шотландец - Эви Данмор

ведь позволить себе лишнего на супружеском ложе не могут. Тем временем их жены, пожалуй, наведываются к тебе.

– И что с того? Как мне это поможет? – изумился Люциан.

– Не знаю. Меня забавляет, когда мужчина делит женщин на фригидных жен и похотливых шлюх, а потом сталкивается с реальной жизнью.

– Твой совет – полное дерьмо! – прорычал он.

– Ну и ладно, – примирительно сказала Айоф, осознав, что заходит слишком далеко.

Она осторожно поставила стакан на сервант, подошла к Люциану, взяла его за руку и рассмотрела ладонь.

– Держу пари, ты давно не таскал ящиков и не разбивал голов, – пробормотала она. – И все же эти руки очень сильные. – Айоф подняла взгляд. – В глубине души женщина всегда знает, что ее жизнь зависит от того, насколько мужчина способен себя контролировать, Люк. У тебя руки дебошира.

Он оскорбленно освободился от ее хватки.

– Женщин не бью!

– Хм, ей-то откуда знать? Мужчины часто ласкают женщину слишком грубо, как нравится им самим, и совершают ошибку. Кожа у нас гораздо нежнее, чем у вас.

Айоф провела пальцем по его подбородку – мягкая лайковая перчатка прошелестела по щетине.

– Легкое касание, – шепнула она, – должно быть еще легче.

Айоф умолкла, посмотрела на дверь у Люциана за спиной и отдернула руку.

Он обернулся. На пороге стояла молодая жена – с таким лицом, словно только что съела лимон.

Глава 14

Два дня! Люциану понадобилось всего два дня, чтобы нарушить клятву и увлечься другой женщиной! К тому же он привел ее домой! Это просто нелепо, но иного объяснения их нежностям быть не могло. Хэтти застыла на месте и тупо смотрела на странную сцену. Женщина явно из низов: волосы короткие, мышиного цвета, стройное тело напряжено, словно готовая распрямиться пружина. От нее все еще исходила особая чувственность – подбородок она вздернула с той же уверенной, искушенной небрежностью, с которой провела пальцем по лицу Люциана. Хэтти невольно залюбовалась, представив, что незнакомка могла бы украсить любую из ее картин, если бы позировала в качестве натурщицы. При иных обстоятельствах, подумала девушка, стиснув зубы. В груди все клокотало.

– Миссис Блэкстоун, – кивнул Люциан с тем отстраненным, сдержанным видом, с которым обращался отец Хэтти к ее матери, когда у них были гости.

– Я слышала, как что-то разбилось, – слабым голосом сказала она, сделав вид, что не замечает гостью, поскольку самым правильным было притвориться, что любовниц вообще не существует. Однако от оценивающего взгляда незнакомки в жилах Хэтти мигом вскипела кровь. Любой хоть немного порядочный муж уберег бы свою жену от подобного унижения! При мысли о том, что вчера вечером она начала вышивать ему подтяжки шотландскими чертополохами, у нее встал ком в горле.

– Ерунда, просто графин уронил, – сказал Люциан и поманил Хэтти. – Позвольте представить вам мисс Бирн.

– Нет! – выпалила Хэтти.

Его лицо застыло. Они мерили друг друга взглядами, и воздух между ними дрожал, словно живое существо в предсмертном хрипе.

Женщина хотела положить руку Люциану на плечо, потом передумала.

– Мне пора, – объявила она.

Хэтти отвела взгляд и все же заметила, что походка у той горделивая и в уголках рта прячется усмешка. После гостьи в воздухе осталось висеть облачко амбры и табачного дыма.

Раздались тяжелые шаги Люциана, и пульс Хэтти участился. Она попыталась проигнорировать и его, но он остановился прямо перед ней и стоял неподвижно, словно кирпичная стена, пока она не встретилась с ним взглядом.

– Что все это значит? – с грозным видом осведомился он.

Разозлился!.. Хэтти затошнило.

– Я вовсе не обязана терпеть подобные вещи, – прошептала она.

– Подобные вещи, – тихо повторил Люциан. – Вы о чем?

– О ваших… ваших связях!

На его лице застыло недоверие.

– Поскольку вы отнюдь не дурочка, то прекрасно понимаете: своей пассии я бы вас вряд ли представил, – проговорил Люциан. – Так что вы обидели мою подругу зря.

Дурочка! Хэтти шумно втянула воздух. Ладно, возможно, она и поспешила с выводами, но почему его больше заботят чувства этой нахалки, чем жены? Она прижала руку к животу.

– Если она вам не мать, не сестра, не кузина – в таком случае я ужасно извиняюсь, что отказалась знакомиться, – то я вовсе не обязана вести себя вежливо с женщиной, которая заигрывает с вами посреди моей гостиной! – процедила Хэтти.

– Вашей гостиной? – изумленно повторил Люциан.

Похоже, хозяйкой он ее не считает. Хэтти вспыхнула от унижения.

– Гостиная – это внутренняя часть дома, где обычно распоряжается жена, – пробормотала она. – Что подразумевает следующее: прежде чем войти, любой приличный гость должен хотя бы уведомить хозяйку.

Вспышка раздражения во взгляде Люциана свидетельствовала о том, что лекция по домашнему этикету ему не понравилась. Он подался вперед и склонился так низко, что почти коснулся ее носа своим.

– Я ваш муж, – мягко проговорил он, – и не потерплю, чтобы вы вели себя перед моими гостями как высокомерная соплячка.

Голос звучал холодно, но еще холоднее был его взгляд. Хэтти смотрела в серые глубины, думая о том, что душа Люциана подобна арктической пустыне, враждебной ко всякому, кто осмелится туда сунуться. Вчера она уснула с его кулоном на груди и искоркой надежды в сердце. Впервые после ужасного происшествия в галерее ей удалось выспаться. Высокомерная соплячка? Значит, она ему ничуть не нравится. Кроме тех моментов, запоздало осознала Хэтти, когда он пытается ее соблазнить…

– Пожалуй, лучше я пойду к себе, – дрожащим голосом сказала она.

Взгляд мужа пронзил ее до глубины души, и что бы он там ни увидел, это заставило его отступить. Люциан раздраженно провел по волосам растопыренными пальцами.

– Ладно, ступайте.

Хэтти ринулась прочь с такой поспешностью, что каблуки заскользили по полу. В середине коридора она резко свернула влево – к заднему входу. На самом деле ей следовало позвонить в колокольчик в холле и попросить Николаса подать карету, потом позвать Карсона. Тогда Люциан заметил бы, что она собирается удрать, и наверняка положил бы этому конец. Украдкой оглянувшись, Хэтти открыла дверь и выскочила во двор, ушибив локоть о косяк. Ноющая боль пульсировала еще долго после того, как она покинула Белгравию.

До изящного фасада «Лондонского печатного двора» – дом тридцать пять на Бедфорд-стрит – она добиралась почти час. Седоволосая секретарша в приемной и мальчик-лифтер знали ее как подругу владелицы дома и не осмелились заметить, что она без шляпы, без перчаток, запыхалась и безуспешно пытается скрыть хромоту. Из лифта Хэтти прямиком бросилась в директорские апартаменты: если Люси и вернулась из Италии, то в обеденное время скорее нашлась бы дома, чем в кабинете. Надежда застать ее была ничтожно мала, поэтому девушка