Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман

/ Я сам теперь попал» = «И вот мне стали мять бока / На липком топчане» /5; 77/, «И вот попал на стол, под нож» (АР-11-58) («к доске» = «топчане»; «пришпилен шпилечкой… попал» = «попал… под нож»). Похожие образы присутствуют в «Марше футбольной команды “Медведей”», в «Чужой колее» и в черновиках «Райских яблок»: «В тиски медвежие / Попасть к нам не резон» = «Попал в чужую колею / Глубокую» = «Да куда я попал — или это закрытая зона?» (АР-3-166).

Власть относится к лирическому герою как к неразумному существу: «Мышленье в ём неразвито» = «Хотя для них я глуп и прост…», — и с глубоким презрением: «Один брезгливо ткнул в меня» = «Мне чья-то желтая спина / Ответила бесстрастно». Под местоимением «один» подразумевается гид (главный зоолог), который оценивает лирического героя так же, как и главврач: «Мышление неразвито. — / Поведал он толпе» (АР-3-16) = «Мне врач поведал: “Вы больны!”» /5; 372/. Более того, одинаково описываются действия гида в «Гербарии» и профессора в «Диагнозе»: «А гид брезгливо ткнул в меня / И вывел резюме» (АР-3-17) = «Вот палата на пять коек, / Вот профессор входит в дверь, / Тычет пальцем: “Параноик!”, - / И пойди его проверь» (АР-11-52). Причем характеристика брезгливо уже встречалась применительно к другому образу власти в «Веселой покойницкой»: «Бывший начальник (и тайный разбойник) / В лоб лобызал и брезгливо плевал». И если гид ткнул в героя указкой «и вывел резюме», то главврач «молвил, подведя черту», после чего также последовал «брезгливый» ответ: «Читай, мол, и остынь!». Наблюдается также перекличка между черновыми вариантами обеих песен: «А он указкой ткнул в меня / И вывел резюме» (АР-316) = «Он всё латынью выводил / Про канцер вместе с комой» (АР-11-62) (на латыни «cancer» означает «рак»).

Помимо брезгливости, власть отличает еще и жестокость: «Глаза у них не нежные» = «И озарился изнутри / Здоровым недобром». С этим связан мотив «крутизны» пыток: «Берут они не круто ли?» /5; 72/ = «Но главный — терпелив и крут» /5; 391/, «Все наготове — главный крут» /5; 395/; «Здесь не ошибка — акция: / Должно быть, захотели, / Чтоб начал пресмыкаться я. / Невиданный доселе» (АР-3-18) = «Должно быть, пятки станут жечь, / Чтоб я “колоться” стал» /5; 392/.

В «Гербарии» пытки заключаются в том, что лирического героя, как и всех остальных, проткнули иголками и другими похожими предметами: «Когда в живых нас тыкали / Булавочками колкими», «Все проткнуты иголками!», «На два гвоздочка сел», — а в песне «Ошибка вышла» упоминаются игла, жгут, раскаленный прут и другие «орудия пристрастья». Причем здесь наблюдается и буквальное сходство: «Мы все живьем приколоты / Калеными иголками» (АР-3-14) = «А я гадаю, старый шут: / Когда же раскаленный прут — / Сейчас или потом?» /5; 80/[1804]. Да и в «Палаче» (1977) герой знает, что этот палач «станет жечь» его и «гнуть в дугу» (а в песне «Ошибка вышла» он говорил: «Ведь скоро пятки станут жечь, / Чтоб я захохотал»), поэтому в черновиках «Райских яблок» он скажет: «Я не дам себя жечь или мучить» (АР-3-157). Для сравнения приведем описание реальных пыток в застенках ЧК: «В Царицыне имели обыкновение ставить пытаемого на раскаленную сковороду, там же применяли железные прутья, резину с металлическими наконечниками, вывертывали руки, ломали костив[1805]. Такие же орудия пыток применялись и позднее — например, в хрущевское время. Известно, что при помощи раскаленных прутьев в январе 1964 года был насмерть замучен баптист Николай Хмара за нежелание отречься от своей веры[1806].

И в «Гербарии», и в «Истории болезни» лирический герой оказывается окровавленным: «Тянулся, кровью крашенный…» /5; 70/ = «И горлом кровь, и не уймешь» /5; 85/, - и, хотя ведет себя дерзко по отношению к врагам: «Заносчивый немного я» /5; 74/ = «Я хорохорюсь, вздернув бровь» /5; 398/, - знает, что власть его сурово накажет: «Уж мне пропишут ижицу!» (АР-3-4) = «Но тут смирят, но тут уймут» /5; 78/. А говорит он это потому, что сам является бывшим зэком: «В бушлате или в робе я» /5; 70/ = «Мол, я недавно из тюрьмы, / Мол, мне не надо врать» (АР-11-40), — и знает, к чему следует готовиться: «Бить будут прямо на полу» (АР-11-44). Всё это полностью соответствовало методам расправы КГБ с инакомыслящими. Обратимся к письму на имя Андропова литовца Яниса Барканса (ноябрь 1983), отказавшегося от советского гражданства и рассказавшего о пытках, перенесенных им в лагере ОЦ-78/7 Латвийской ССР: «Примерно 10.IX явился следователь КГБ, по званию капитан, и меня вызвали к нему. Я отказался от дачи показаний. Он намекнул, что мне не поздоровится. Тогда меня обратно отвели в ШИЗО и тут же начали избивать. Избивая кулаками и сапогами, мне поломали ребра, и из груди потекла кровь. Я упал на пол, но меня продолжали избивать, пока не проломали череп на голове. Потом от осужденных я узнал, что меня избивал прапорщик МИРОЛЮБОВ и надзиратель по кличке Каратист /он же — близкий родственник первого секретаря ЦК Латвии ВОССА/. Мне казалось, что этот надзиратель есть зверь из звериного логова. На следующий день меня избили обратно эти же прапорщики, а потом обливали холодной водой. На меня кричали: “Что, тебе не нравится советская власть?” У меня загноилась грудь, но медицинскую помощь и перевязки я не получал. Ударами сапогов, холодом и голодом меня хотели заставить уважать советскую власть»[1807].

А то, что власть легко может «смирить» и «унять», понимают и другие обитатели гербария, которые пытаются увещевать лирического героя: «Пищат: “С ума вы спятили, / О чем, мол, свиристели? / Вон ваши два приятеля / На два гвоздочка сели”» /5; 369/, - который вел себя точно так же и в «Истории болезни»: «Идешь, бывало, и поёшь, / Общаешься с людьми… / Вдруг — хвать! — на стол тебя, под нож. — / Допелся, черт возьми!» (АР-11-58).

И хотя в «Гербарии» вокруг «жужжат шмели солидные, / Что надо подчиниться», в песне «Ошибка вышла» герой заявит: «Я не смирюсь и не утрусь»[1808], «Шалишь — не буду я сидеть, / Сложа худые руки» /5; 402/.

Находясь под пытками, герой предстает в «смешном» виде: «Все надо мной хихикают — / Я дрыгаю ногой»[1809] (АР-3-20) = «Вот в пальцах цепких и худых / Смешно задергался кадык» (АР-11-44). Через некоторое время эта картина повторится в