Демонический Любовник - Дион Форчун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– ...И хотя следствие длилось несколько дней, и они не хоронили его еще неделю, чтобы узнать, что скажут врачи в Ланноне, и лишь затем Местер Сэмпсон должен был его похоронить, он оставался всё также свеж, как и в день своей смерти, и на теле его не было ни единой отметины...
Когда Вероника обогнула церковь в поисках могилы Лукаса, ее локтя коснулась рука, и она обернулась, увидев миловидного, свежего молодого человека со шляпой в руках, который обратился к ней:
– Я... Я прошу прощения, но... Это же вы Мисс Мэйнеринг? Вероника кивнула.
– Тогда, если вы позволите проводить вас – вам сюда, – и он повел ее через кусты в дальний угол кладбища, ибо инстинктивное чутье деревенских жителей подсказывало им, что Лукас не был одним из них и даже после смерти они отвели ему место как можно более далекое от того, где должны были лежать они сами или их дети.
Вероника остановилась, глядя на свежую насыпь сырой земли; здесь покоилось все, что осталось от Лукаса, как думал весь мир, и она почувствовала, как холодная волна страха поднималась в ее сердце при мысли, что мир, судя по всему, был прав; не было никаких доказательств обратного и никакая призрачная рука из могилы не коснулась ее, как она ожидала, и у нее не возникло совершенно никаких предчувствий, и теперь, когда она стояла перед этой глиняной насыпью среди тисов, смерть в том виде, в каком ее знал весь мир, казалась неопровержимым фактом; за каким странным призраком веры пытался угнаться Лукас, таща ее за собой в своем поезде? Он умер от сердечной недостаточности, вызванной переутомлением, как заключила медицинская комиссия; а перед тем, как умереть, страдал от галлюцинаций, и она, очарованная его личностью, тоже поверила в них. Но теперь он был мертв, а здесь было захоронено его тело, а его душа, согласно всем постулатам ортодоксальной веры, отправилась в ад. Это был конец.
Вероника вынырнула из своих мыслей. Сквозь унылые вечнозеленые заросли дул холодный ветер, поэтому она плотнее завернулась в тяжелый плащ и вытащила ноги из раскисшей земли, в которой они утонули. В десяти шагах от нее все еще стоял в ожидании мужчина с непокрытой головой, показавший ей дорогу в могиле, и наблюдал за ней, и как только она отошла от могилы, он подошел к ней, преисполненный неловкого английского сочувствия, неловкость которого лишь усиливалась двусмысленностью ее положения; но какими бы ни были ее отношения с Лукасом (а у деревни на этот счет было совершенно определенное мнение), он был тронут видом этой одинокой девушки, пришедшей к столь же одинокой могиле.
– Я... Я боюсь, вы прескверно чувствуете себя в усадьбе, – начал он неуверенно. – Особенно после всего пережитого. Это место внушало отвращение даже в лучшие свои времена. Я ужасно сожалею о случившемся. Должно быть, вы переживаете кошмарный период.
Вероника молча и неподвижно смотрела на него некоторое время. Это был крупный, румяный парень, похожий на одного из тех, с кем она играла в теннис в садах на холмах Суррей; он напоминал о старых днях, когда ее мир еще не рухнул ей на голову, днях, которые, как ей казалось, навсегда остались в прошлом, и в память о тех днях она улыбнулась.
В спокойствии Вероника казалась милой куклой; оживляясь, она казалась милым ребенком, но ее улыбка была улыбкой Моны Лизы, превращавшей ее в вечную женщину, древнюю как мир, но не имевшую возраста, и намекала на скрывавшиеся за ней сущностные силы жизни, пребывавшие в спокойном и неактивном состоянии, и лишь ожидавшими прикосновения, которое их пробудит; и ни один мужчина, видевший эту улыбку, не мог удержаться от попытки подарить ей это прикосновение и увидеть, как по его команде разгорится пламя.
Наконец, Вероника заговорила.
– Это очень мило с вашей стороны, – сказала она. – Но мне не было одиноко. После того, как все закончилось, я была счастлива побыть в тишине.
– Но эта Богом забытая усадьба – скверное место для девушки. Как долго вы планируете там оставаться?
– Я не знаю, – ответила Вероника. Еще час назад она бы сказала, что планирует прожить там всю жизнь, но теперь ей овладело странное равнодушие. Лукас был мертв, все было кончено; не было никакого смысла там оставаться.
– Вы сейчас возвращаетесь в усадьбу? Я могу показать вам короткий путь через лес, если хотите, и вам не придется идти через деревню, – и он повел Веронику к тропе, которая вела через дыру в низкой каменной стене, окружавшей церковное кладбище. – Меня зовут Алек Батлер, – продолжил он. – Мой отец местный врач.
– Я помню его, – ответила Вероника. – Он приходил, когда умер Мистер Лукас.
– Эм... Да, – ответил Алек, смутившись, и между ними повисла тишина, которую Вероника не потрудилась нарушить.
Но внезапно тишину нарушил сам мужчина.
– Послушайте, взгляните на свою руку! – воскликнул он. – Она в крови!
Вероника в удивлении подняла руку. Тонкая струйка крови стекала по ее запястью и тяжелыми каплями падала с пальцев на лежавшие под ногами мертвые листья, разлетаясь алыми брызгами в бледном свете солнца, наконец-то показавшегося из-за облаков. Такое же багровое пятно виднелось и на серых камнях, валявшихся вокруг разрушенной стены. Вероника откинула негнущийся рукав плаща и увидела, что кровь, капля за каплей, вытекала из вен ее предплечья; рана, которую Лукас нанес ей во время той странной сцены, что разыгралась в ночь его смерти, по каким-то неизвестным причинам вновь открылась и начала кровоточить.
– Послушайте, это же довольно глубокий порез! – воскликнул Батлер. – Как вы только умудрились? – и достав большой белый носовой платок, он весьма умело перевязал им ее руку. Однако он не спешил с завершением этой задачи и Вероника подозревала, что получи он хоть малейшее одобрение с ее стороны, он бы взял ее под руку, поэтому она решительно опустила грубый рукав и спрятала пораненную руку под плащ; некоторое время они еще постояли так, и мужчина смотрел вниз, на девушку, а девушка вверх, на него. От ветра их укрывала низина и хотя он трепал верхушки деревьев, подлесок оставался нетронутым.
