Демонический Любовник - Дион Форчун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вероника уставилась на него широко открытыми глазами.
– Братству, членом которого я являюсь, стало известно, что наши секреты кто-то узнал, и мы решили нанести удар по этому человеку, что мы вполне были способны сделать, даже если не знали точно, кто он; и Лукас, узнав об этом, встал и сказал: «Этот человек не более, чем инструмент, это я ответственен за произошедшее», поэтому братство оставило вас в покое и ополчилось против него, и я думаю, что они совершили огромную ошибку, ибо они должны были понять, что человек, принявший такое решение, уже повернулся к свету, и должны были дать ему время, чтобы пройти этим путем. Моя дорогая, я боюсь, что вы увидели самую темную сторону Тайной Мудрости; вы увидели ее использование во зло и вы увидели ее использование для наказания, лишенного хоть какого-то милосердия; но я прошу вас не забывать, хотя, вероятно, вы итак уже это знаете своим внутренним сознанием, ибо я думаю, что вы достаточно пробуждены для таких вещей, что сила, стоящая за братством, благотворна, хотя люди могут призывать ее всуе и использовать неправильно; ибо только люди величайшего калибра могут распоряжаться такой силой и не сгибаться под ее весом, или не быть разорванными ей на части; поэтому не судите строго человека, потерпевшего неудачу в оккультной работе. Пусть вас не вводят в заблуждение наши ошибки, наша слепота или наш страх, ожесточающие людские сердца; мы служим реальности, дитя мое, хотя и не всегда можем ясно воспринимать ее.
Вероника встала и протянула ему руку.
– Я не знаю вас, и у меня нет к вам претензий, – ответила она. – Но я чувствую, что могу доверять вам; вы поможете мне? У меня нет никого, кого я могла бы попросить, и я ничего не понимаю во всех этих деловых вопросах, и мне не к кому обратиться за советом.
Старик взял ее за руку.
– Я принимаю возложенную на меня ответственность и молюсь о том, чтобы справиться с ней лучше, чем с ответственностью за старшего ребенка моего духа, которого мы не уберегли.
ГЛАВА 17
Старик остался у Вероники на три дня, чтобы заняться ее делами. Не то, чтобы они были слишком запутанными, ибо Лукас, очевидно, ждал своей смерти и подготовил все необходимое. Смерть Генерала Соуберри за каких-то пять дней до его собственной сделала его, а следовательно и Веронику, владельцем значительного имущества, лишь малой частью которого был дом в долине реки. Веронике предстояло уладить множество дел, прежде чем она могла вступить во владение своим состоянием, и старик очень хотел, чтобы она покинула мрачный и грязный дом, ставший местом трагедии, и поселилась с ним и его сестрой до тех пор, пока дела ее не будут улажены. Но она отказалась. В этом месте ей казалось, что Лукас был где-то рядом и что если она покинет его и переедет в оживленное людское жилище, он потеряет ее след, и каким бы злым он ни был при жизни, каким бы мрачным ни казался ей этот дом, она все же не могла заставить себя уехать отсюда. Она ничего не желала так сильно, как закончить с ворохом дел, которые обрушились на нее с его смертью, и спокойно наслаждаться тишиной, которая одна только могла позволить ему приблизиться к ней.
Поэтому она попрощалась со стариком, пообещав связаться с ним, если ей что-либо потребуется, и осталась наедине со старой смотрительницей, своей единственной служанкой. Никто не беспокоил ее. Доктор, который настороженно относился ко всей этой ситуации, был счастлив разделаться с ней; а викарий, считавший Веронику паршивой овцой, и вовсе не собирался портить свой имидж в глазах белой и пушистой паствы, пытаясь ее спасти.
Так проходили дни. Распорядок дня Вероники был близок к тому, которому они следовали в течение тех нескольких часов, которые провели здесь вместе с Лукасом. Утром она гуляла по территории и сидела на бревне у реки, а по вечерам прогуливалась по террасе. В перерывах между этими занятиями она сидела в бильярдной комнате, служившей им гостиной, а иногда
– в комнате, в которой умер Лукас. Она верила, что Лукас может появляться в местах, которые были ему знакомы, и что рано или поздно они смогут встретиться; но поскольку шли дни и она не ощущала его присутствия, в ее сердце закрадывался холодный страх. Может быть, он и вправду был мертв? Мертв в том смысле, какой большинство людей вкладывает в это слово? Она прекрасно понимала, что он покинул свое физическое тело, что мужчина с оливковой кожей и прямой осанкой больше не будет гулять рядом с ней той легкой пружинистой походкой, которая всегда отличала его; но она твердо верила в то, что Лукас как личность продолжал существовать – что организованная совокупность мыслей и чувств, которая составляла его характер, все еще удерживалась вместе централизованным сознанием, все еще приводилась в действие желаниями и контролировалась направленной волей, и что именно это организованное сознание и было ее спутником, а не те пять футов и девять дюймов плоти и костей, которые теперь гнили на церковном погосте.
Лето сменилось осенью, и выйдя однажды на улицу после дождливой ночи, Вероника обнаружила, что дул ледяной ветер. Было слишком холодно, чтобы гулять по саду раздетой, поэтому она сняла с крючка старый плащ, в который Лукас завернул ее, когда увозил из Лондона, и облачившись в это одеяние, отправилась в лес.
Странное дело, но одежда как будто бы поглощает какую-то часть личности своих владельцев. Вероника обнаружила, что ее окружила ментальная атмосфера, которую всегда излучал Лукас, как если бы она вдруг оказалась рядом с ним самим, говорящим с ней в свойственной ему манере.
Смутность воспоминаний прошла и он снова стал живой действительностью, и ей внезапно показалось, что он хочет, чтобы она пришла к нему на могилу. Она никогда не ходила туда, ибо она никогда не думала, что сам ее друг был похоронен там, и, кроме всего прочего, она боялась любопытных глаз в деревне. Но теперь, в чем была, с непокрытой головой, завернутая в старый плащ, она отправилась выполнять его поручение.
Окольными путями, через лес, она дошла до церкви и вошла на кладбище незамеченной. Двое мужчин копали могилу, маленькую могилу для ребенка, а позади них виднелось три других
