Одноклассницы - Дикий Носок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Растерявшаяся было Лера сообразила: «Да она же сейчас вывалится!» И бросилась к матери. Девушка накинула ей на голову прозрачную, но прочную штору, оборвав ее до конца, и ловко запутала ее вокруг тела, спеленав мать, точно гусеницу в коконе. Лера повалила мать на пол и села на нее сверху, стараясь связать концы шторы у нее за спиной. Оксана, в свою очередь, лягалась ногами и продолжала истошно верещать охрипшим голосом. Управившись, девушка вскочила и закрыла окно. Мать за это время успела привстать на колени. Лера вновь придавила ее к полу, потом быстро метнулась за телефоном и позвонила брату. Что делать дальше, она не представляла. Мать никогда не выпадала из реальности так надолго.
Звонок в дверь раздался минут через десять. Притихшая было мать начала вопить и брыкаться с новой силой. За дверью оказался вовсе не Димка.
«Здравствуйте, младший лейтенант Нюнин,» – представился ей короткостриженый, круглолицый молодой человек в форме, за спиной которого маячил второй полицейский. – «Вы хозяйка квартиры? От соседей поступил сигнал, что у вас тут шумно очень. Документики предъявите, пожалуйста.» Смотрел он при этом на ее окровавленные ступни, а прислушивался к звукам, раздающимся из спальни.
Лера растерялась и стояла столбом. Никогда раньше с полицией ей дел иметь не приходилось. И тут снизу по лестнице взбежал брат.
Марина. 62 года.
«Здравствуй, Лера. Это Марина Сергеевна. Как мама сегодня?»
Нельзя сказать, что Леру радовали ее звонки. Отвечала она порой раздраженно, но тем не менее трубку пока брала. В ее положении это было объяснимо. Марина не обижалась. Если у Оксаны был хороший день, то Лера давала ей телефон поболтать, если плохой, то отделывалась угрожающе-вежливой фразой «сейчас я не могу разговаривать». Марина все понимала и не надоедала звонками. Сегодня день был плохим. Возможно даже очень плохим.
«Послушайте,» – раздраженно выпалила девушка. – «Если вы так переживаете, то приходите и посидите с ней денек. Хватит названивать без толку. Господи, ну за что мне это наказание!»
«Тяжко сегодня?» – сочувственно спросила Маша после минутного молчания.
«Сегодня опять меня не узнала,» – всхлипнула Лера. – «Бегала от меня по квартире, верещала во весь голос, что я грабитель, чтобы не убивала ее. Швырялась в меня чем попало. Пришлось скорую вызывать. Представляете картину: она в ужасе носится по квартире, орет, вещами швыряется? А мы ее ловим, как дикого зверя, заваливаем и обкалываем чем-то. Еле успокоили. Сейчас сидит на кровати, качается, засыпает. Может сегодня хоть поспит спокойно.»
«А брат не помогает тебе?»
«Он оплачивает сиделку и на этом считает свою миссию выполненной. Остальное, мол, не мужское дело. Он не остается с ней по вечерам и в выходные.»
«Мне очень жаль, девочка. Но ты же понимаешь, что в этом нет ее вины?»
«Да что мне ваша жалость? На хлеб намазать? Вы же ее лучшая подружка, вот придите и посидите с ней денек,» – вновь разъярилась Лера.
«Прости, детка,» – положила трубку Марина. Прийти и посидеть она не могла. Не могла себя заставить. Это было эгоистично с ее стороны, она знала. Но у нее уже и так навсегда застряла в памяти желтая остроносая маска вместо интеллигентного лица Ирины. Марина не хотела и вместо живого, подвижного Оксаниного лица видеть безумный, отсутствующий взгляд. Пусть у нее останется хоть что-то, хоть воспоминание об умерших подругах, как о живых. А Оксана, несмотря на редкие просветления, по сути тоже была мертва, пусть она еще ходила, дышала и говорила. Но это только так, видимость, оболочка.
Марина чувствовала, что и от нее мало-помалу остается тоже только оболочка. Огромные, очень значимые куски ее жизни один за одним откалывались и уходили в свободное плавание, оставляя её в одиночестве. Сначала дети, потом подруги, затем муж.
Дети исчезли из дома в одно лето. Казалось, вот только вчера гомонили, требовали чистых носков, тефтелек на ужин и денег, денег, денег. А уже сегодня Даша закончила институт и решила попробовать пожить с парнем. Даня же в институт, напротив, поступил и отбыл в свою будущую альма-матер аж в Москву. Марина как-то мигом осталась не у дел. Для кого она, интересно, закатала 25 трехлитровых банок соленых огурцов? Кому они теперь нужны?
Внезапно она убедилась и в том, о чем давно подозревала. Компания мужа ее тяготит. Первое время они существовали вместе как-то по инерции. Вроде так и надо, вроде, как всегда. Понадобилось время понять, что их больше ничто не связывает. Они не развелись только потому, что лень было, наверное. Просто разъехались и вздохнули свободно.
Марина осталась одна в пустой квартире и растерялась. У нее ничего не осталось. Совсем ничего. Ну кроме двух огромных книжных шкафов, содержимое которых любовно собиралось на протяжении многих лет, и кота Кузи, породу которого ветеринары лукаво определяли как «метис».
Как известно, два самых распространенных выхода из одиночества: религия и пьянство. Первое традиционно предпочитают женщины, второе – мужчины. Живи Марина в Риме, возможно ударилась бы в религию. Исключительно из корыстного желания слушать орган во время католических богослужений. Православные службы умиротворения у нее не вызывали. Напротив, оставляли ощущение, будто на нее упала бетонная плита – давили, пластали, пригибали к земле. Другие варианты она и не рассматривала. У ислама была уж больно плохая репутация, буддизм в их регионе не водился. В общем, с религией не задалось.
С пьянством тоже не сложилось. Водку за всю жизнь Марина пить так и не научилась, но праздничный стол, как и большинство людей, без вина не мыслила. Но пить каждый день? Увольте. Похмелье никто не отменял. Чувствовать себя разбитой весь следующий день только ради того, чтобы забыться на несколько часов вечером? Да это просто глупо.
Но сильные духом не идут проторенными дорожками. Вот и Марина нашла свою. Нельзя сказать, что эта мысль пришла ей голову впервые. Она уже давно подспудно зрела в голове, ворочалась, будто
