Когда ты исчез - Джон Маррс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В школе его хвалили. Для своего возраста он был весьма умен, делал успехи и в математике, и в правописании. Однако Робби превращался в настоящего затворника.
Он не имел ничего против компании брата и сестры, но вполне обходился и без них. Они тщетно пытались завлечь его в игру. Робби все реже и реже использовал слова, пока в один ужасный день не замолчал совсем.
Пола в своей обычной деловой манере пыталась убедить меня, что сын просто требует внимания. Байшали отнеслась к моей тревоге более чутко. Робби молчал больше недели. Я думала, что рехнусь со страха, и начала таскать его по врачам и детским психологам.
В конце концов мы дошли до специалиста по психическому здоровью.
– Он вовсе не дурак, – заявила я доктору Филлипс после шквала вопросов и специализированных тестов.
Я крепко держала Робби за руку, в ужасе ожидая услышать профессиональный вердикт.
– Разумеется, миссис Николсон, – сказала доктор Филлипс, деликатно улыбаясь. – Наша задача – не навесить на вашего сына ярлык, а выяснить, отчего возникла проблема.
– Что, по-вашему, с ним случилось?
– Я считаю, у него так называемая селективная немота. Это значит, что при желании он может говорить. Но не хочет.
– Я не совсем вас понимаю… – я нахмурилась. – Вы пытаетесь сказать, он просто отказывается со мною разговаривать?
– Не только с вами – с кем угодно. Такое бывает; правда, редко. Дети вроде Робби остро переживают любые изменения в жизни. Например, в семье. Они чувствуют, что от их решений ничего не зависит. Единственное, чем они могут ответить, – это показать свою реакцию на происходящее. Робби решил молчать.
– То есть это временно? Надо просто переждать? И как долго?
– Затрудняюсь ответить… В моей практике подобных случаев не бывало уже много лет. Как правило, дети молчат несколько недель, потом все приходит в норму само собой. Предсказать заранее, как получится у вас, нельзя.
Я с тревогой повернулась к сыну, который внимательно нас слушал.
– Робби, сынок, прошу, скажи хоть слово. Скажи доктору Филлипс, что она ошибается.
Сын посмотрел на меня, открыл было рот, подумал немного и хмуро уставился в пол.
Сперва трагедия с Билли, потом мой нервный срыв, исчезновение отца – все это оставило на нем неизгладимый след. Мир для моего мальчика оказался слишком большим и страшным. Он боялся подавать в нем голос.
– Я предлагаю вам пойти домой и жить как прежде, будто ничего не происходит, – заявила доктор Филлипс. – Могу порекомендовать вам хорошего специалиста по таким случаям… И, миссис Николсон, помните: это не навсегда. Рано или поздно он заговорит. Просто надо не волноваться и набраться терпения.
Легко сказать…
30 мая
Если б Робби почувствовал себя особенным, стало бы только хуже. Поэтому мы на него не давили. Хорошо, что мои дети оказались крайне отзывчивы. Джеймс и Эмили хоть и не понимали, что происходит, но смирились и стали вести себя с братом как обычно. Даже учителя в школе – и те перестали вызывать Робби к доске, чтобы не смущать его перед классом.
Однако теперь он почти все время проводил в одиночестве. Как-то раз я высадила сына у школьных ворот и задержалась на минуту. Другие дети играли с трансформерами или рисовали мелками на асфальте, а Робби тихонько сидел в уголке. Сердце сжалось. Захотелось подбежать к сыну, схватить его на руки, пригладить светлые кудряшки и утащить домой.
Увы, нельзя. Надо, чтобы он пережил беду по-своему, как может. Он ни в чем не виноват, все это – исключительно моя заслуга.
4 июня
Прошел уже год после исчезновения Саймона. Эмили почти четверть жизни провела без отца. Он помог этому крохотному чуду появиться на свет, но так и не увидел, как она вырастает в удивительную девочку.
Дочь унаследовала от отца любовь к животным. У нас вечно обитали то брошенные птенцы, то улитки с разбитыми раковинами, то половинки червяков, то головастики в банке, которые, по ее словам, «скучали по папочке-лягушке».
К моменту первой годовщины наша семья почти оправилась от трагедии. Мы были напуганы, одиноки, сбиты с толку. Молчали, злились, зализывали раны. В общем, были разбиты, но не повержены.
Я получала стабильный доход, вовремя оплачивала счета и вносила платежи за ипотеку. Еще научилась держать чувства под контролем, когда думала о муже. Я поняла, что ужасно по нему скучаю, хотя не так уж сильно в нем нуждаюсь.
В какой-то момент дети решили, что готовы попрощаться с отцом. Спустя ровно год после его пропажи мы красиво нарядились, рука об руку прошли к ручью и встали посреди моста.
Прежде у меня мелькали мысли о том, не войти ли в воду и не сдаться ли на милость стихии. Эти дни остались в прошлом.
– Папа, я хочу сказать, что очень по тебе скучаю. И спасибо за гитару, – начал Джеймс.
Он вырвал из тетрадки листок с песней, которую написал в память об отце, просунул между деревянными перилами и бросил в воду.
Робби, естественно, промолчал, только выдавил улыбку и отправил вслед за песней рисунок, где Саймон сидел на облаке рядом с ангелом. Эмили же, крайне взволнованная нашим ритуалом, но не совсем верно уловившая его суть, спела «С днем рожденья тебя», так и не поняв, отчего остальные заливаются хохотом. Я крепко обняла дочь.
Сама я бросила в воду нашу последнюю общую фотографию, которую мы сделали на Пасху.
– Спасибо, Саймон, за прекрасные годы, что мы провели вместе, и за семью, которую мы создали. Я всегда буду тебя любить.
Мы просидели на мосту до самого вечера, обмениваясь воспоминаниями. Я во всех подробностях рассказывала, как мы познакомились, а мальчики – как он водил их на футбольный матч.
Год, начавшийся трагедией, завершился в тепле и любви.
САЙМОН
Джорджия, США, двадцать четыре года назад
19 апреля
В пору своей американской реинкарнации я ощущал себя счастливейшим человеком на свете.
Мне были по карману мотели со всеми необходимыми удобствами, но, на мой вкус, они были слишком пусты и безлики. Хотелось веселья, хотелось компании единомышленников. Поэтому для ночевки я выбирал хостелы.
Я просматривал доски объявлений, на которых путешественники просили подвезти их в то или иное место. Почти каждый день Бетти меняла пассажиров, гоняя по всему восточному побережью, от Индианаполиса до Мемфиса, от Атланты до Саванны.
Однако мимолетные отношения по самой своей природе дарили краткосрочное удовольствие. Страсть к путешествиям и свобода воли означали, что
