Нехорошее место - Дин Кунц

— Уже нет, — ответил Френк.

Еще две лапки, похожие на миниатюрные клешни лобстера, высовывались из-под панциря впереди, с обеих сторон головы. И клешни эти были куда более сложными, чем у любого ракообразного. Скорее они походили на кисти, с четырьмя костяными сегментами, суставами, соединенными с клешней, и с зазубренной кромкой.

— Если эта тварь ухватит за палец, — заметил Бобби, — то просто откусит его. Так вы говорите, оно было живым, Френк?

— Когда я проснулся этим утром, оно ползло по моей груди.

— Господи Иисусе! — Бобби заметно побледнел.

— Еле ползло.

— Да? А судя по виду, оно такое же шустрое, как какой-нибудь гребаный таракан.

— Думаю, оно уже умирало, — ответил Френк. — Я, конечно, закричал, смахнул его с груди. Оно упало на пол, на панцирь, несколько секунд дергало лапками, потом застыло. Я снял наволочку с одной из подушек, завел край под панцирь, дернул на себя, чтобы это чудовище оказалось на материи, поднял, завязал наволочку узлом, чтобы оно не уползло, если вдруг придет в себя. Потом обнаружил в карманах эти драгоценные камни, поэтому купил две стеклянные банки, одну для камней, вторую для насекомого, оно ни разу не шевельнулось, вот я и решил, что оно мертво. Вы когда-нибудь видели что-нибудь подобное?

— Нет, — ответила Джулия.

— Слава богу, нет, — согласился Бобби. Он не наклонился вперед, как Джулия, чтобы получше рассмотреть насекомое, наоборот, отступил на шаг от стола, словно боялся, что этот паук-жук сможет каким-то образом выбраться из банки.

Джулия подняла банку со стола, повернула так, чтобы получше рассмотреть насекомое спереди. Его гладкая черная голова размером не намного уступала сливе и наполовину пряталась под панцирем. Большие, фасеточные, грязно-желтые глаза располагались высоко, и под каждым находился еще один глаз, меньших размеров, синевато¬красный. На гладкой поверхности виднелись крохотные отверстия, с полдюжины коротких отростков и три островка вроде бы шелковистых волосков. Маленький ротик, теперь открытый, являл собой круглое отверстие, и в нем Джулия различила кольца миниатюрных, но острых зубов.

Френк заговорил, глядя на дохлого обитателя стеклянной банки.

— Уж не знаю, во что я впутался, но определенно во что-то плохое. Действительно плохое, и я боюсь.

Бобби дернулся. Задумчиво, словно обращаясь к самому себе, а не к остальным, произнес: «Плохое… плохой…»

Джулия поставила банку на стол.

— Френк, мы возьмемся за это дело.

— Хорошо! — Клинт выключил магнитофон.

Отвернувшись от стола, направляясь к туалету, Бобби сказал:

— Джулия, мне нужно поговорить с тобой наедине.

В третий раз они зашли в туалет вдвоем, закрыли за собой дверь, включили вентилятор.

Лицо Бобби посерело, напоминало точный портрет, сделанный карандашом, даже веснушки утратили цвет. И в его всегда веселых глазах веселья не осталось.

— Ты сошла с ума? Ты сказала ему, что мы беремся за это дело.

Джулия в удивлении уставилась на него.

— Разве ты этого не хотел?

— Нет.

— Ага. Тогда, наверное, я плохо расслышала твои слова. Должно быть, слишком много серы в ушах. Плотной, как застывший цемент.

— Он, наверное, лунатик, он опасен.

— Пожалуй, пора обращаться к врачу, пусть промоет мне уши.

— Эта безумная история, которую он выдумал только для того…

Джулия подняла руку, прерывая его:

— Спустись на землю, Бобби. Он же не мог придумать этого жука. Что это такое? Я даже на картинках никогда ничего подобного не видела.

— А деньги? Он наверняка их украл.

— Френк не вор.

— Откуда?.. Тебе шепнул об этом Господь Бог? Потому что другого способа узнать нет. Ты впервые увидела Полларда чуть больше часа назад.

— Ты прав, — кивнула она. — Мне шепнул Господь Бог. И я всегда слушаю Бога, потому что, если Его не слушать Он пошлет тебе в гости полчища саранчи или молнией подожжет волосы. Послушай, Френк совершенно сбит с толку, растерян, и мне его жалко. Понятно?

Какое-то время он лишь смотрел на нее, пожевывая бледную нижнюю губу, потом заговорил:

— Мы хорошо работаем вместе, потому что дополняем друг друга. Ты сильна там, где слаб я, и наоборот. Во многом мы не похожи, но составляем единое целое, потому что мы подходим друг другу, как элементы картинки- головоломки.

— К чему ты клонишь?

— В частности, у нас разная мотивация, хотя и в этом мы дополняем друг друга. Меня устраивает эта работа, потому что мне нравится помогать людям, которые попали в беду не по своей вине. Мне нравится добиваться побед. В этом я где-то похож на героев комиксов, но уж такой я человек. С другой стороны, твой главный мотив — желание наказать плохишей. Да, конечно, я тоже радуюсь, когда плохиши получают по заслугам, но для меня это не столь важно, как для тебя. И, разумеется, ты тоже рада и счастлива, помогая невинным, но для тебя это вторично. Главное — раздавить, растоптать злодеев. Возможно, потому, что в тебе еще кипит ярость, вызванная убийством матери.

— Бобби, если мне понадобится психоанализ, я найду комнату, где единственный предмет обстановки — кушетка, не унитаз.

Ее мать взяли в заложницы при ограблении банка, когда Джулии было двенадцать лет. Два грабителя накачались амфетаминами [15] и забыли про сострадание и здравый смысл. Прежде чем все закончилось, пятеро из шести заложников погибли, не повезло и матери Джулии.

Повернувшись к зеркалу, Бобби посмотрел на ее отражение, похоже, не мог встретиться с ней взглядом.

— Я клоню вот к чему. Внезапно ты ведешь себя, как я, а это нехорошо, нарушает баланс, уничтожает гармонию наших взаимоотношений, а именно эта гармония позволяла нам до сих пор выживать, выживать и добиваться успеха. Ты хочешь взяться за это дело, потому что зачарована услышанной историей, она распаляет твое воображение, да еще ты хочешь помочь Френку, он такой жалкий и несчастный. А где твоя привычная ярость? Я тебе скажу. Ее нет, потому что на данный момент вызвать ее некому, нет ни одного плохиша. Да, конечно, какой-то тип преследовал его в одну из ночей, но мы пока не знаем, реальный ли это человек или плод фантазии Френка. Поскольку плохиша не было, мне приходилось тащить тебя за собой, что я и делал, но теперь тащишь ты, и меня это тревожит. Я чувствую, что-то здесь не так.

Пока он говорил, их взгляды скрещивались в зеркале. Когда закончил, она покачала головой:

— Нет, тебя волнует не это.

— Ты о чем?

— Все, что ты сейчас сказал, — дымовая завеса. Что действительно тебя тревожит, Роберт?

Его отражение пыталось переглядеть ее отражение.