Лотос - Дженнифер Хартманн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, нравится. Это, черт возьми, самая милая вещь, которую я когда-либо видела в своей жизни, и я очень близка к тому, чтобы разрыдаться.
Собравшись с духом, я принимаю подарок, лениво вращая стебель по кругу. Раздираемая внутренним конфликтом, я смотрю на Оливера, который пристально наблюдает за моей реакцией.
– Оливер… почему ты здесь?
– Я надеялся, что смогу снова поцеловать тебя.
Мое сердце вспыхивает. Разрывы и взрывы, фейерверки и тлеющие угли.
Прощай, сердце.
Странный писк срывается с моих губ, а затем я делаю еще один резкий вдох.
– Это не так работает. И ты не можешь просто говорить подобное.
– Почему нет? – невинно интересуется он.
Потому что не сдержу себя…
Но вместо этого выдавливаю:
– Потому что мы друзья. Это была… тренировка, помнишь? Одноразовая штука, только в научных целях.
– Но мне безмерно понравилось.
Вся моя кожа вспыхивает в знак согласия.
– Хорошо, – я прочищаю горло. – Тогда, думаю, я хорошо тебя обучила.
– А тебе понравилось?
Я решаюсь быть честной. Оливер всегда честен, и это одно из моих любимых качеств в нем.
– Эм… да.
Я как следует насладилась воспоминаниями позже той ночью, когда лежала под одеялом со своим…
– Я рад.
Его улыбка светится гордостью и облегчением, заставляя остатки моего сгоревшего сердца болеть.
– Но это не значит, что мы должны сделать это снова. Мы на самом деле не встречаемся, помнишь?
Удар. Один душераздирающий удар сердца, и эта драгоценная улыбка исчезает, его взгляд опускается в пол. Оливер натягивает новую улыбку, кивает и выдавливает из себя ложь так, будто всегда этому учился, будто всегда жил среди людей.
– Да, ты права. Я приношу извинения за свою самонадеянность. Теперь я оставлю тебя в покое.
Мои пальцы хватают его за запястье прежде, чем он успевает уйти слишком далеко.
– Оливер… – Наши глаза встречаются, голубые с карими. Мы оба кажемся немного уязвимыми. – Послушай, ты много значишь для меня. Наша дружба чертовски много значит для меня. Подобные вещи – поцелуи, секс, романтика – все усложняют. Они разлучают людей, а я не хочу терять тебя снова. Мне нравится то, что у нас есть прямо сейчас. Давай не будем это портить.
Внимание Оливера приковано к моей руке, которая скользит вниз по его запястью, а затем переплетает наши пальцы. На его лице появляется едва заметная улыбка, после которой он нежно сжимает мою ладонь и поднимает на меня взгляд.
– Я понимаю, Сидни.
– Правда?
Мне нужно знать. Я не могу потерять его.
– Да. – Слово вырывается из него напряженным шепотом, пронизанным принятием и поражением. Прежде чем он уходит, в его взгляде мелькает что-то любопытное, что-то ищущее.
– Могу я задать тебе вопрос?
– Конечно, – отвечаю я, хотя очевидно колеблюсь. Я уже знаю, что не смогу ему солгать.
Пожалуйста, не спрашивай меня, что я делала после того, как ты ушел той ночью…
Оливер отводит глаза, затем отпускает мою руку, чтобы пригладить копну отросших волос. Жест кажется мне одновременно сексуальным и по-мальчишески очаровательным. Сейчас его волосы короче, чем когда его нашли, но они все еще лохматые, немного волнистые и достаточно длинные, чтобы за них можно было ухватиться, когда…
Прекрати, Сидни!
– У тебя с моим братом были когда-нибудь романтические отношения?
Голос Оливера прорывается сквозь мои неуместные мысли, и я какое-то время сбита с толку его вопросом, поскольку совсем не ожидала услышать именно его.
– Боже, нет. У нас совсем другие отношения. То есть мы целовались несколько раз много лет назад, но только когда были пьяны. После этого мы всегда сожалели о случившемся.
Оливер рассматривает меня, его глаза сверкают золотом.
– Мне трудно в это поверить.
Почувствовав себя оскорбленной, я скрещиваю руки в защитном жесте.
– Почему это?
– Мне трудно поверить, что кто-то мог поцеловать тебя и пожалеть об этом.
Напряжение рассеивается в мгновение ока, стены рушатся у моих ног, рассыпаясь рядом с остатками моего сердца. Я не знаю, что ответить.
– Хорошего вечера, Сидни.
Оливер кивает – и этот жест похож на прощание. Я начинаю паниковать, когда он выходит через парадную дверь. Голос выдает меня, пока одна рука крепко сжимает дверной косяк, помогающий мне оставаться на ногах.
– У нас все в порядке, верно?
Он обещал.
Оливер поворачивается ко мне, но все еще продолжает идти спиной вперед по каменной дорожке.
– Конечно.
Моя едва заметная улыбка говорит об отчаянии, а его – о принятом поражении.
Я прижимаю цветок лотоса к груди и задаюсь вопросом: почему так больно?
* * *
Четыре болезненно высоких шпильки неторопливо подходят к знакомой барной стойке, наши руки сцеплены, наши тела блестят от сексуального пота, который может появиться только из-за танцев под Джастина Тимберлейка.
Брант подмигивает нам, пока одновременно делает кучу дел.
– Невилл. Я так и думал, что это ты там танцпол сотрясаешь. – Затем кивает моей сестре. – Рад снова видеть тебя, Клем.
Клементина наклоняется ко мне, ее губы касаются моего уха.
– Ты уверена, что он гей?
Карие глаза скользят по мне долю секунды, прежде чем мой коллега раздает порцию шотов группе девушек рядом с нами. Хм-м.
– Сейчас выясним, – шепчу я в ответ.
– Приветик! – Ребекка сегодня работает в баре с Брантом, ее неоново-зеленая стрижка пикси и проколотые брови ярко возвещают о стиле панк-рок. Ее миниатюрная фигура и изящные черты лица делают ее похожей на крутую девчонку, которая может надрать тебе зад. – Приятно хоть раз увидеть тебя по другую сторону. Что я могу вам предложить, девочки?
Я сажусь за стойку, обсуждая наш яд на вечер, когда врывается Брант и ставит перед нами два шота, сопровождая это еще одним подмигиванием и быстрым взглядом на мое декольте. Дважды хм-м. Мое «спасибо» ударяется в его спину, когда он уходит на противоположную сторону, обслуживая другую группу.
– Фу, боже, что это? – Клем морщит нос, когда нюхает таинственный шот, втискиваясь между мной и другим посетителем. – Пахнет цитрусом и аккумуляторной кислотой.
Я тут же опрокидываю свой, лишь слегка поморщившись.
– Камикадзе.
– Мне нужно будет чем-то запить. Кажется, я уже слишком стара для шотов. – Клем сдувается, на ее лице появляется жалостливое выражение, прежде чем она проглатывает коктейль. – Черт, это угнетает. Еще шоты, пожалуйста.
Ребекка улыбается нам.
– Я услышала тебя, подруга.
Час спустя мы сидим, склонившись над барной стойкой, и наше общее опьянение лишь разжигает эмоциональную дискуссию о лягушках.
Глаза Клементины остекленели от непролитых слез.
– Ты не понимаешь, сестренка. – Она сжимает мое предплечье. – Я никогда не узнаю, что с ними случилось. Никогда.
– Ты сделала
