Лотос - Дженнифер Хартманн

протягивает мне пышный цветок с нежно-желтыми лепестками. – Тебе нравится?

Конечно, нравится. Это, черт возьми, самая милая вещь, которую я когда-либо видела в своей жизни, и я очень близка к тому, чтобы разрыдаться.

Собравшись с духом, я принимаю подарок, лениво вращая стебель по кругу. Раздираемая внутренним конфликтом, я смотрю на Оливера, который пристально наблюдает за моей реакцией.

– Оливер… почему ты здесь?

– Я надеялся, что смогу снова поцеловать тебя.

Мое сердце вспыхивает. Разрывы и взрывы, фейерверки и тлеющие угли.

Прощай, сердце.

Странный писк срывается с моих губ, а затем я делаю еще один резкий вдох.

– Это не так работает. И ты не можешь просто говорить подобное.

– Почему нет? – невинно интересуется он.

Потому что не сдержу себя…

Но вместо этого выдавливаю:

– Потому что мы друзья. Это была… тренировка, помнишь? Одноразовая штука, только в научных целях.

– Но мне безмерно понравилось.

Вся моя кожа вспыхивает в знак согласия.

– Хорошо, – я прочищаю горло. – Тогда, думаю, я хорошо тебя обучила.

– А тебе понравилось?

Я решаюсь быть честной. Оливер всегда честен, и это одно из моих любимых качеств в нем.

– Эм… да.

Я как следует насладилась воспоминаниями позже той ночью, когда лежала под одеялом со своим…

– Я рад.

Его улыбка светится гордостью и облегчением, заставляя остатки моего сгоревшего сердца болеть.

– Но это не значит, что мы должны сделать это снова. Мы на самом деле не встречаемся, помнишь?

Удар. Один душераздирающий удар сердца, и эта драгоценная улыбка исчезает, его взгляд опускается в пол. Оливер натягивает новую улыбку, кивает и выдавливает из себя ложь так, будто всегда этому учился, будто всегда жил среди людей.

– Да, ты права. Я приношу извинения за свою самонадеянность. Теперь я оставлю тебя в покое.

Мои пальцы хватают его за запястье прежде, чем он успевает уйти слишком далеко.

– Оливер… – Наши глаза встречаются, голубые с карими. Мы оба кажемся немного уязвимыми. – Послушай, ты много значишь для меня. Наша дружба чертовски много значит для меня. Подобные вещи – поцелуи, секс, романтика – все усложняют. Они разлучают людей, а я не хочу терять тебя снова. Мне нравится то, что у нас есть прямо сейчас. Давай не будем это портить.

Внимание Оливера приковано к моей руке, которая скользит вниз по его запястью, а затем переплетает наши пальцы. На его лице появляется едва заметная улыбка, после которой он нежно сжимает мою ладонь и поднимает на меня взгляд.

– Я понимаю, Сидни.

– Правда?

Мне нужно знать. Я не могу потерять его.

– Да. – Слово вырывается из него напряженным шепотом, пронизанным принятием и поражением. Прежде чем он уходит, в его взгляде мелькает что-то любопытное, что-то ищущее.

– Могу я задать тебе вопрос?

– Конечно, – отвечаю я, хотя очевидно колеблюсь. Я уже знаю, что не смогу ему солгать.

Пожалуйста, не спрашивай меня, что я делала после того, как ты ушел той ночью…

Оливер отводит глаза, затем отпускает мою руку, чтобы пригладить копну отросших волос. Жест кажется мне одновременно сексуальным и по-мальчишески очаровательным. Сейчас его волосы короче, чем когда его нашли, но они все еще лохматые, немного волнистые и достаточно длинные, чтобы за них можно было ухватиться, когда…

Прекрати, Сидни!

– У тебя с моим братом были когда-нибудь романтические отношения?

Голос Оливера прорывается сквозь мои неуместные мысли, и я какое-то время сбита с толку его вопросом, поскольку совсем не ожидала услышать именно его.

– Боже, нет. У нас совсем другие отношения. То есть мы целовались несколько раз много лет назад, но только когда были пьяны. После этого мы всегда сожалели о случившемся.

Оливер рассматривает меня, его глаза сверкают золотом.

– Мне трудно в это поверить.

Почувствовав себя оскорбленной, я скрещиваю руки в защитном жесте.

– Почему это?

– Мне трудно поверить, что кто-то мог поцеловать тебя и пожалеть об этом.

Напряжение рассеивается в мгновение ока, стены рушатся у моих ног, рассыпаясь рядом с остатками моего сердца. Я не знаю, что ответить.

– Хорошего вечера, Сидни.

Оливер кивает – и этот жест похож на прощание. Я начинаю паниковать, когда он выходит через парадную дверь. Голос выдает меня, пока одна рука крепко сжимает дверной косяк, помогающий мне оставаться на ногах.

– У нас все в порядке, верно?

Он обещал.

Оливер поворачивается ко мне, но все еще продолжает идти спиной вперед по каменной дорожке.

– Конечно.

Моя едва заметная улыбка говорит об отчаянии, а его – о принятом поражении.

Я прижимаю цветок лотоса к груди и задаюсь вопросом: почему так больно?

* * *

Четыре болезненно высоких шпильки неторопливо подходят к знакомой барной стойке, наши руки сцеплены, наши тела блестят от сексуального пота, который может появиться только из-за танцев под Джастина Тимберлейка.

Брант подмигивает нам, пока одновременно делает кучу дел.

– Невилл. Я так и думал, что это ты там танцпол сотрясаешь. – Затем кивает моей сестре. – Рад снова видеть тебя, Клем.

Клементина наклоняется ко мне, ее губы касаются моего уха.

– Ты уверена, что он гей?

Карие глаза скользят по мне долю секунды, прежде чем мой коллега раздает порцию шотов группе девушек рядом с нами. Хм-м.

– Сейчас выясним, – шепчу я в ответ.

– Приветик! – Ребекка сегодня работает в баре с Брантом, ее неоново-зеленая стрижка пикси и проколотые брови ярко возвещают о стиле панк-рок. Ее миниатюрная фигура и изящные черты лица делают ее похожей на крутую девчонку, которая может надрать тебе зад. – Приятно хоть раз увидеть тебя по другую сторону. Что я могу вам предложить, девочки?

Я сажусь за стойку, обсуждая наш яд на вечер, когда врывается Брант и ставит перед нами два шота, сопровождая это еще одним подмигиванием и быстрым взглядом на мое декольте. Дважды хм-м. Мое «спасибо» ударяется в его спину, когда он уходит на противоположную сторону, обслуживая другую группу.

– Фу, боже, что это? – Клем морщит нос, когда нюхает таинственный шот, втискиваясь между мной и другим посетителем. – Пахнет цитрусом и аккумуляторной кислотой.

Я тут же опрокидываю свой, лишь слегка поморщившись.

– Камикадзе.

– Мне нужно будет чем-то запить. Кажется, я уже слишком стара для шотов. – Клем сдувается, на ее лице появляется жалостливое выражение, прежде чем она проглатывает коктейль. – Черт, это угнетает. Еще шоты, пожалуйста.

Ребекка улыбается нам.

– Я услышала тебя, подруга.

Час спустя мы сидим, склонившись над барной стойкой, и наше общее опьянение лишь разжигает эмоциональную дискуссию о лягушках.

Глаза Клементины остекленели от непролитых слез.

– Ты не понимаешь, сестренка. – Она сжимает мое предплечье. – Я никогда не узнаю, что с ними случилось. Никогда.

– Ты сделала