Лотос - Дженнифер Хартманн

как нужно знать, о чем ты сейчас думаешь, – подталкивает она меня.

Не раздумывая, я выпаливаю именно то, что у меня на уме, озабоченно хмурясь.

– Если бы в базе данных «перепихонов» ты увидела, что я работаю в библиотеке, то свайпнула бы вправо?

Она сразу же начинает кашлять, как будто подавилась воздухом.

– Подожди, что?

– Ты в порядке? – Я поднимаюсь со своего места, чтобы посмотреть ей в лицо и оценить ее состояние. – Я тебя расстроил?

Приступ кашля Сидни переходит в безумный смех. Она прикрывает рот ладонью, ее глаза наполняются весельем.

– Капец, Оливер. Чему, черт возьми, Гейб тебя учит?

– Тиндеру. У тебя есть такой?

К ней возвращается самообладание, она переминается с ноги на ногу и прикусывает нижнюю губу зубами.

– Эм, да. У меня есть такой.

– Для поиска подходящего партнера, – делаю вывод я.

– Ну…

Я тормошу пальцами свои волосы, когда вновь задумываюсь над целями, возникшими ранее.

– Однажды я хотел бы жениться. И завести детей. Я боюсь, что не буду соответствовать стандартам женщин.

С Сидни слетает веселье, черты ее лица искажаются чем-то другим. Чем-то мягким и чутким, с блестящими глазами и маленькой морщинкой беспокойства между бровями.

– Оливер… – Она тянется к моей руке, переплетая наши пальцы. – Прежде всего, наплюй на чужое мнение. Если женщина думает, что ты «не соответствуешь ее требованиям», значит, она идиотка и не стоит ни секунды твоего времени. Во-вторых, я думаю, ты немного торопишься. Прямо сейчас ты должен сосредоточиться на обучении и росте. Исцелении. На том, чтобы найти себя. Выяснить, кто ты такой.

Кажется, все, на чем я могу сосредоточиться прямо сейчас, – это как ее пальцы сплелись с моими.

– Я знаю, кто я, – тихо бормочу я. – Я прожил двадцать два года наедине с самим собой. Я хочу узнать, чем живут люди, что ими движет. Я хочу испытать новые эмоции благодаря другим людям. Любовь, страсть, дружбу.

Сидни крепче сжимает мою руку.

– Это не так просто. Некоторые ждут всю свою жизнь и никогда по-настоящему не испытают этого.

Для меня это звучит абсурдно.

– Почему?

– Потому что мы испорченный, сложный вид, склонный к саморазрушению, беспочвенным комплексам и уверенности в том, что за углом всегда есть что-то получше. Мы постоянно гонимся за воображаемыми пунктами назначения, думая, что что-то упускаем, и желая большего. Мы никогда не живем настоящим. – Она улыбается, но это грустная улыбка. Немного безнадежная, может быть, даже пристыженная. – По правде, иногда я завидую тебе, Оливер. Люди не лишили тебя чувствительности. Отношения тебя не сломили. Общество не отравило тебя.

– Завидуешь? – Это высказывание нелепо. – Мне?

– Я же сказала, что мы испорченный, сложный вид. – Она отпускает меня и подмигивает, разбавляя воцарившуюся мрачную атмосферу. – Но просто для справки… Черт возьми, да, я бы свайпнула вправо.

Ее лицо озаряется еще одной сверкающей улыбкой, а носик игриво морщится. Затем она разворачивается и выходит из комнаты, – ее волосы, собранные в хвост, развеваются позади.

Ох.

Я пришел к выводу, что «свайп вправо» напрямую связан с тем, что вы находите другого человека физически привлекательным.

Моя собственная улыбка расползается, когда я следую за ней к выходу.

* * *

– Возможно, ты сможешь научить меня.

Мы сидим друг напротив друга на полу в гостиной Сидни. Алексис лежит на спине между нами, теребя игрушку, напоминающую удочку. Сидни поднимает ее вверх-вниз, и побрякушка в форме мыши танцует над рыжей полосатой кошкой.

Я поднимаю свои глаза, чтобы поймать взгляд Сидни. Она перестает дергать игрушку, позволив кошке зажать ее между своими лапами.

– Ты действительно непреклонен, а? – спрашивает она, откидываясь на ладони и сидя по-турецки. – Не думаешь, что еще слишком рано? Слишком много всего за один день?

Алексис убегает с игрушкой, а я вытягиваю ноги. Некоторое время назад мы вернулись домой из библиотеки. Я заполнил заявление о приеме на работу, представившись библиотекарю, с которой Сидни дружит. Все прошло довольно хорошо. Эта встреча придала мне уверенности, что я могу заняться и другими сферами деятельности, которые в последнее время интересуют меня.

Или, возможно, причина моего скачка уверенности в себе – она.

– Я слишком долго почти ничего не делал, – рассуждаю я, снова ловя ее взгляд.

– Справедливо. – Сидни высовывает язык, чтобы облизать губы, и кивает. – Но почему я? У меня точно не лучший послужной список или опыт для такого рода вещей.

– Потому что я доверяю тебе.

Это очевидный выбор. Других кандидатов и быть не может.

Она сглатывает.

– Ладно. Помогу, чем смогу. Просто знай… свидания субъективны. Что-то, что понравится одной женщине, может совершенно не подойти другой.

– Я понимаю. Что нравится тебе?

Наклон головы и поджатые губы показывают мне, что она раздумывает над моим вопросом.

– Еда. Смех. Просмотр фильмов на моем диване.

– На это я способен. Я приготовлю что-нибудь для тебя, – предлагаю я, довольный ее ответом. Я был напуган мыслью, что она может предпочитать шикарные рестораны, поездки на лимузине и щедрые подарки. Но, видя, что Сидни сидит в старой майке, черной шапочке, скрывающей растрепанные волосы, и с засохшим пятном краски на ключице, понимаю, что она не такая женщина.

Сидни поднимает указательный палец, как будто ей в голову пришла блестящая идея.

– И я помогу тебе готовить. Вот тут-то мы и посмеемся.

В итоге мы приготовили кордон блю из курицы[26], только вместо швейцарского сыра использовали моцареллу. Сидни утверждала, что швейцарский сыр – это все равно что наступить на конструктор «Лего» в мокрых носках.

Я не понял до конца аналогию, но звучала она неприятно.

Сидни поставила замороженный пакетик брокколи в микроволновую печь и драматично поклонилась, гордясь своим вкладом в ужин. Смех лился из меня весь вечер, особенно когда из динамика зазвучала песня, из-за которой Сидни увеличила громкость. Она оттащила меня от плиты и заставила выполнить серию неуклюжих танцевальных движений.

– Я знаю каждое чертово слово в этой песне! – щебетала она поверх вокала, размахивая нашими руками и наступая мне на пальцы. – Что такое китайская курица? Никто не знает. Но все в восторге.

Сидни отстранилась, чтобы исполнить впечатляющее соло, повторяя каждое слово и не пропуская ни одного такта. Она даже использовала лопаточку в качестве импровизированного микрофона. Волосы развеваются, тело в движении, улыбка такая же широкая, как чувство очарованности, которое захватило мое сердце.

Ее дыхание все еще сбито, когда таймер оповещает нас о том, что ужин готов.

– «Одна неделя» от The Barenaked Ladies, – сообщает мне Сидни, на ее лице блестят капельки пота, когда я достаю форму для запекания из духовки. – Классика девяностых. Я абсолютно точно заставлю