Муля, не нервируй… Книга 4 - А. Фонд

впихнула мне это и на мои аргументы и отнекивания, сказала, что я в конце концов могу оставить всё Изольде Мстиславовне), поднимаюсь на один пролёт по лестнице, поворот налево, ещё раз — и вот я уже перед заветной дверью.

Стучу в дверь.

— Заходи, Муля! — доносится радостный голос Изольды Мстиславовны.

Захожу.

Изольда Мстиславовна вся довольная, улыбается. От её синей блузки с белым воротником хорошо пахнет какими-то цветочными духами.

Дверь в кабинет Большакова распахнута, оттуда слышится звон бокалов и чувствуется запах колбасы.

— Это Муля пришел? — кричит он из кабинета, — иди уже сюда, герой!

— Это вам, — я пихаю коробку с Дусиными пирожками Изольде Мстиславовне и иду к Большакову.

Хозяин кабинета был не один. За столом, на котором выстроились две бутылки коньяка, графинчик с какой-то наливкой и бутылка минералки, кроме Большакова, сидели Володя, Козляткин и, неожиданно… Завадский.

При виде меня он кисло скривился и зыркнул раздражённым взглядом.

— Ну, что ты встал! — оживлённо замахал руками изрядно захмелевший Большаков, — заходи давай! Не стой в дверях!

— А вот что нам Муля принёс! — с улыбкой радушной хозяйки торжественно внесла большое блюдо с Дусиными пирожками и ватрушками Изольда Мстиславовна. — Так что все проблемы решены и никуда теперь идти не надо.

И тут только я обратил внимание, что на столе, кроме шеренги бутылок, была лишь сиротливая тарелочка с тоненькими лепесточками колбасы и сыра.

Так что Дуся оказалась права. Вернусь — надо ей подарить что-нибудь. За предусмотрительность.

— Всё прошло более, чем удачно! — похвастался мне довольный Большаков и, расплывшись в широкой улыбке, лихо разлил коньяк по рюмкам. — Садись, Муля! Этот тост выпьем за тебя! За твою настойчивость и за то, что только благодаря тебе мы сегодня получили одобренный самим Вождём советско-югославский проект! Он даже хвалил!

— И Верочка будет очаровательна в главной роли моего фильма! — с самодовольным видом добавил Завадский и бросил на меня такой злобно-торжествующий взгляд, что я аж поперхнулся коньяком и закашлялся.

— Осторожнее! — похлопал меня по спине Володя, — что-то ты разволновался, брат.

— Какого ещё вашего фильма? — без обиняков спросил я Завадского, уже точно зная ответ.

— «Зауряд-врач», — снисходительно бросил мне Завадский и поджал губы. — Название так себе, примитивное. Но мы переделаем. На наш, на советский лад.

А я поднял красноречивый взгляд на Большакова.

— Что не так, Муля? — спросил тот добродушным голосом и принялся суетливо разливать ещё коньяк, стараясь не встречаться со мной взглядом.

— Какой Завадский и какая нахрен Верочка в главной роли? — медленно багровея, прошипел я. — Иван Григорьевич, мы же изначально планировали, что этот фильм будет снимать югославский режиссёр. И договаривались, что в главных ролях будут выбранные мною артисты…

— Но-но! Не кочевряжься! — фыркнул Завадский, — молоко на губах не обсохло в большие дела лезть!

Я не обратил на него ровно никакого внимания, всё продолжал смотреть на Большакова.

— Муля… — предупреждающе прокашлял рядом Козляткин и дёрнул меня за рукав.

На него я тоже даже не взглянул.

Над столом повисла напряжённая тишина. Слышно было, как в приёмной Изольда Мстиславовна тихо напевает себе под нос что-то бравурное, изрядно фальшивя и перевирая ноты.

— Лучше бы вы оставили этот проект у Александрова, — медленно и тихо произнёс я, отодвигая рюмку с коньяком, — этот хоть понятно, что враг. Он и не скрывает этого. Но с какой стати в мой проект вдруг влез этот… эммм… ушлый человек — вот этого я никак не понимаю!

— Муля, — благодушно ответил мне Большаков, словно, не замечая багрового Завадского и смущённого Козляткина, — ты пойми! Нам нужен такой проект, чтобы он прогремел не только на весь Советский Союз. Но и на все буржуйские страны. Мы должны показать им! Надрать буржуям их империалистические задницы!

— И мы им покажем, я даже не сомневаюсь, — перебил Большакова я, — но при чём тут Завадский и какая-то Верочка?

— Муля, Юрий Александрович очень опытный режиссёр. Да, он хоть и режиссёр в театре, но и в киногруппу от тоже будет включён. Мы обязательно пригласим югославского режиссёра. Как там его?

— Йоже Гале, — торопливо подсказал Козляткин. — Молодой югославский режиссёр, в прошлый раз приезжал к нам. Там ещё можно было Франце Штиглица пригласить, но он не молодой.

— Да Йоже Гале, — повторил Большаков, — но Йоже Гале будет выполнять техническую киношную часть. А вот основная режиссура как раз и ляжет на плечи Юрия Александровича. Он согласился…

— Нет! — жёстко сказал я.

— Что нет? — не понял Большаков.

— Завадского и всяких его Верочек в этом проекте не будет! — твёрдо сказал я.

— Ах ты ж молокосос! — вскричал Завадский и полез на меня, схватил за полы пиджака и потянул, разрывая ткань.

Володя встрял между нами и принялся разнимать с одной стороны, Козляткин — с другой.

Вбежала бледная Изольда Мстиславовна, запричитала, заламывая руки.

— А ну тихо! — рявкнул Большаков, и Завадский послушно выпустил остатки моего пиджака и встал по стойке смирно.

Володя торопливо оттащил меня подальше. А Большаков продолжил бушевать:

— Устроили чёрт знает, что такое! Да мы должны плечом к плечу сейчас встать! Сплотиться! Одно же общее дело делаем! А вы что устроили⁈

— Это всё он! — пискнул из угла Завадский, — Ещё и Веру Петровну оскорбляет! И меня!

— Помолчи, Юра! — цвыркнул на него Большаков и повернул ко мне налитое кровью лицо, — ты что себе позволяешь, Бубнов⁈ Совсем страх потерял⁈ Думаешь, что если я твой проект смог самому Вождю доложить, то ты сразу уже герой⁈

— Он вредит нашему проекту! — опять поддакнул Завадский.

— Действительно! — прорычал Большаков, — из-за таких отсталых элементов и тормозится развитие советского кинематографа!

Меня аж перекосило от таких слов.

Я смотрел на одухотворённые лица этих номенклатурщиков и ясно понимал, что я им ничего не докажу. Завадский ловко влез в проект, переступив через мою голову, и Большаков ему верит. Ему, а не мне. Если отбросить эмоции, то тут я даже в чём-то Большакова и понимаю: Завадский — известный режиссёр, имеет большой опыт, поддержку, уже не раз доказал, что может делать большие проекты. А вот я для него — тёмная лошадка, молодой щегол, который непонятно как пролез наверх