Муля, не нервируй… Книга 4 - А. Фонд

— Муля, ты правда считаешь, что у меня красивые глаза?

— Давай быстрее! — вздохнул я, — опоздаем же!

Когда, наконец, мы покинули коммуналку и вышли на улицу, Валентина спросила:

— Муля, а ты не боишься?

— Кого? — не понял я.

— Что у нас не получится…

— У нас всё получится, — успокоил я девушку, — мы с тобой — прекрасная команда. И у нас есть чёткий план. Поэтому, чтобы у нас не получилось, нужно очень сильно постараться.

Валентина хихикнула и спросила:

— Муля, ты обещал, что поможешь мне измениться полностью. Чтобы я смогла достигнуть высоких результатов в жизни.

— Обещал, — не стал отнекиваться я.

— Ну так расскажи, пока мы идём, — предложила девушка.

— Хорошо, — вздохнул я и спросил, — вот скажи, Валентина, что для тебя успех?

— Успех? — удивилась она и чуть не сбилась с шага, — это когда моя работа нужна людям. Когда я приношу пользу советскому обществу и нашей стране.

— А для тебя лично?

Она задумалась и некоторое время мы шли молча. Наконец, она тихо сказала:

— Признание. Слава. Уважение. Хорошая зарплата. Ну, такая, чтобы я могла купить себе красивые вещи.

— Всё правильно, — кивнул я, — на первый взгляд, всё, что ты перечислила и для себя лично, и для людей — логично и правильно. Но вся загвоздка в том, что ты сейчас говоришь об успехе как о способе выжить, а не как о способе жить.

— А как надо? — удивилась она.

— Понимаешь. Валентина, успех — это не конечная точка, не финиш. Это маршрут. Путь. Он не в одной точке. Он в балансе, в полноте, в целостности… И мы с тобой должны определить твой маршрут и определить, как ты туда пойдёшь. Понимаешь?

— Это всё так сложно, — вздохнула Валентина, — но главное, я не хочу быть бухгалтером. А ещё я не хочу жить так, как живёт моя мама.

— Что именно тебе не нравится? Загородный дом и цветы в саду?

— Нет, на сад мне плевать. Мне не нравится, что она занята только нами с Лариской, чтобы у папы рубашки были выглажены, и чтобы на ужин была полезная еда. А я хочу…

Она задумалась и покрутила рукой, не в силах сформулировать.

— Вот мы с тобой и должны определить, чего ты хочешь, — ответил я. — Потому что сейчас ты даже сформулировать это не можешь.

Она хотела что-то ответить, но тут я, наконец, увидел знакомое бело-жёлтое здание с массивными колоннами.

— Вот мы и пришли, — сказал я и Валентина умолкла.

Мы дошли до Института философии.

Глава 15

На пороге Института философии мы с Валентиной расстались: я повернул направо, к Свинцову, а она поднялась наверх, в отдел аспирантуры.

Я проводил её задумчивым взглядом — хоть бы всё получилось. Обычно я свои планы выстраиваю так, что они почти со стопроцентной гарантией реализовываются. Но когда приходится подключать посторонних людей, причём людей, к которым у меня нет абсолютного доверия в плане их успешности, то может произойти всё, что угодно. Однако выбирать не приходится. Так что пока буду довольствоваться тем, что есть. И так хорошо, что она захотела мне помогать.

Я остановился перед дверью, на которой висела скромная табличка:

СЕКТОР АНАЛИЗА РАЗВИТИЯ МЕЖДУНАРОДНЫХ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ СИСТЕМ

И ниже, буквы помельче:

Свинцов Р. Д.,

доцент, кандидат философских наук, заведующий.

Вот и чудесно. Мне сюда.

Я обозначил своё присутствие стуком и сразу же толкнул дверь:

— Можно?

Свинцов сидел за столом и что-то писал. Весь его кабинет был заставлен застеклёнными шкафами с книгами. Шкафов было так много, что место оставалось только для стола и пары стульев. С огромного портрета над столом задумчиво и величественно взирал на вот это вот всё сам Иосиф Виссарионович Сталин.

— Иммануил Модестович! — узнал меня и моментально взвился Свинцов, — что вы наделали!

— А что я наделал? — спросил я, заходя в кабинет.

— Вы мне что обещали? Что⁈ — срываясь на визг, закричал Свинцов. — Как мы договаривались с вами⁈

— Что я принесу сценарий вам сюда, — покладисто ответил я, печально вздохнул и уселся на свободный стул.

— Так почему вы не принесли⁈ Почему Большаков попёрся с моим докладом к Сталину⁈ Вы не представляете, как рассердился Георгий Фёдорович! Здесь же ужас что было!

— Да почему же не представляю, я всё представляю, — сказал я преисполненным сочувствия голосом.

— И у вас после всего этого хватает наглости сюда приходить⁈ — визг Свинцова перешёл в фальцет, и он схватился за сердце.

— Роберт Давидович, — сказал я и напустил ещё печали в голос, — как только вы ушли, я сходил и забрал сценарий. Собирался нести вам с утра, как и договаривались. Но только я вернулся домой, как пришли от Завадского и забрали его.

— Что-о-о⁈

— Ну, а что я мог сделать? — хмуро развёл руками я. — Я — человек маленький. А Завадский имеет большое влияние на Большакова. Он его и накрутил. Большаков велел отдать ему сценарий. А мне что оставалось делать? Руководство приказало, и кто я такой, чтобы ослушаться руководство⁈

— Но вы могли сказать, что уже отдали сценарий мне, — пробормотал Свинцов.

— Не мог, Роберт Давидович, — печально покачал головой я, — ложь недостойна советского человека!

— Но вы понимаете, что всё испортили? — проскрежетал зубами Свинцов.

— Не я, Роберт Давидович, не я, — приложил руки к груди я, — это всё Завадский. Как только он узнал, что проектом заинтересовался Институт философии и лично вы — так сразу начал действовать…

— Я его сгною… — прошипел Свинцов.

— Только будьте осторожны, Роберт Давидович, — от всего сердца посоветовал я, — он — страшный человек.

— Я тоже страшный! — заносчиво воскликнул Свинцов.

— К тому же он планирует снимать в главной роли свою музу Марецкую, — наябедничал я, — поэтому будет идти до конца. Ради этого он всё и провернул. И даже югославского режиссёра решил отодвинуть.

— Как интересно, — задумчиво протянул Свинцов, — как интересно…

Он так задумался, что даже не обратил внимания, что я уже покинул кабинет.

Ну вот теперь пусть соревнуются, кто важнее! —