Элли и арфист - Прайор Хейзел

– Фуу-у, бедняжка!

Моя сестра – великолепный союзник, хотя наши судьбы сложились по-разному. Сейчас вся жизнь Вик сводится к заботе о ее семье. (Если честно, я не знаю, к чему сводится моя жизнь, но сейчас не обо мне речь. Иногда мне хочется, чтобы это было так, но я стараюсь об этом не думать.) Я жажду довериться и рассказать все ей. Она ничего не знает о моей игре на арфе, не говоря уже о Дэне, Роде и моем недавнем открытии. Но я чувствую, что открываться пока рано.

– Мы с Клайвом приедем к вам на Рождество? Все в силе?

– Ну, конечно! – восклицает она. – Я рассчитываю на твою помощь в приготовлении ужина, не говоря уже обо всем остальном!

– Каков план мероприятия?

– Все как всегда: жареная индейка, подарки, елка, всеобщая суета.

– Держу пари, что дети в восторге.

– О да, они уже на взводе! – смеется она.

Я представляю их, стайку маленьких монстров, которых я так нежно люблю: два мальчика, две девочки; воплощение энтузиазма, шума и хаоса.

– Мне так не терпится поскорее вас всех повидать! А мама присоединится к нам на Рождество?

– Да, кто-нибудь из нас за ней съездит.

– Думаешь, у нас получится ее развеселить?

– Мы обязательно попробуем.

Я вздыхаю.

– Вик, огромное тебе спасибо за все, что ты делаешь.

– Элли, все в порядке. Я знаю, что ты сделала бы больше, если бы могла.

– Просто позволяй мне быть благодарной, ладно?

– Ладно. Валяй. Выражай свою благодарность.

– Вик, ты великолепна!

– Да, знаю. Я потрясающая! Потрясающая, терпеливая, многострадальная, обиженная я!

Я точно знаю, какое у нее лицо, когда она это говорит. Мы так похожи.

Я пытаюсь ее успокоить:

– Обижаться можно. Сначала мама обижалась на нас.

– Еще как.

В голове проносится поток воспоминаний. Маме не нравилось любое проявление эмоций, она наказывала нас за малейший намек на эгоизм и личные интересы, подавляла любые полеты фантазии. Ей даже не нравилось, когда мы, маленькие девочки, давали имена пчелам и слизням в нашем саду. (Моей любимицей была Берти Би. И когда однажды утром я расплакалась, увидев, что Берти мертва – я была уверена, что это она, хотя все пчелы выглядят одинаково, – мама сказала: «Элли, когда ты, наконец, повзрослеешь! Ты настоящая тупица, раз позволяешь подобным вещам на тебя влиять».) Я ни разу не видела, чтобы она плакала, даже когда умер мой отец. Она не излучала тепло, как положено матерям. Единственное, чего в ней было много в любое время дня и ночи, так это неодобрения.

– Думаешь, мы полностью разрушили ей жизнь? – спрашиваю я Вик.

– Если бы у нее не было нас, где бы она сейчас находилась? Гнила бы в каком-нибудь жутком месте, в госучреждении с вонючими туалетами. И отдельный бонус – ноль посетителей, абсолютное одиночество.

Когда у мамы развилась деменция, все ее немногочисленные друзья словно испарились. Сейчас ее навещаем только мы с Вик, причем мои визиты более чем редки. Слишком уж велико расстояние от Йоркшира до Эксмура.

Я вздыхаю.

– Вот бы папа все еще был с нами!

Мало кто смог бы терпеть маму так, как терпел ее он. Он никогда не шел против нее, но обеспечивал меня и Вик той молчаливой поддержкой, которой мы так жаждали и в которой так остро нуждались. Именно папа сделал наше детство сносным.

– Я скучаю по нему, думаю о нем каждый день, – признается Вик.

– И я.

Я звоню маме.

– Как дела, мам?

– Кто ты?

– Это я. Элли.

– Кто такая Элли?

Я чуть не выпалила: Элли Джейкобс, эксмурская домохозяйка.

– Элли, твоя дочь, – объясняю я.

– А, старшая.

Звучит многообещающе.

– Мама, могу я тебя кое о чем спросить?

Короткая пауза.

– Скорее всего, она так и сделает, независимо от того, пойдет дождь или нет.

– Мама, послушай! А ты… ты хотела бы, чтобы у тебя никогда не было детей?

– Детей? Детей?

– Да. Детей.

Неужели она позабыла значение этого слова?

– Детей, – повторяет она. – Да, у меня были дети. У меня их было двое.

Я делаю вдох и пробую снова:

– Мама, скажи мне: ты вообще рада тому, что у тебя… что у тебя есть дети?

– Ну да, конечно! Это было лучшее, что я когда-либо делала!

В ее голосе жар, которого я не слышала уже несколько месяцев.

– Я перезвоню. – Я кладу трубку. Мое тело сотрясается от рыданий.

Джо ниже ростом и коренастее Дэна, но у нее такие же черные как смоль волосы и круглые темные глаза. Ее волосы коротко подстрижены, на ней джинсы и алый свитер. На ее лице ни грамма макияжа – она одна из тех женщин, которым он не нужен. Ее выразительные черты лица говорят сами за себя.

Поначалу я чувствую легкую угрозу, исходящую с ее стороны, и начинаю сомневаться в верности принятого мной решения. Но потом она подходит и тепло пожимает мою руку.

– Как вы с Дэном познакомились? – спрашивает она.

– Совершенно случайно, – объясняю я. – Я гуляла и наткнулась на Амбар «Арфа», а затем начала брать уроки игры на арфе у Роды. – Я замечаю, что при упоминании этого имени она хмурится. – Я прихожу сюда тренироваться, для этого одалживаю одну из арф Дэна, – добавляю я.

Она бросает взгляд на его лицо. Я вижу, что она оценивает, насколько высока вероятность того, что я куплю арфу, и мысленно предупреждает его, чтобы он держался подальше от сделки, если она намечается.

В волосах Дэна опилки, рукава рубашки закатаны. Он стоит рядом со своей сестрой, между ними чувствуется что-то вроде терпимой привязанности.

Дэн имитирует игру на арфе.

– Элли быстро учится.

В его голосе слышно что-то похожее на гордость. На сердце становится тепло.

– Рода за очень короткий промежуток времени научила меня многим техникам.

Я не знаю, насколько все еще болезненна для Дэна тема Роды, но его улыбка придает мне уверенности.

– Тогда я принесу бутерброды? – предлагает он. – А пока я их делаю, вы можете поболтать, как женщина с женщиной.

Джо выглядит такой же встревоженной, как и я. Я издаю нервный смешок.

– О, ничего серьезного! – выпаливаю я. – Просто хотела тебя кое о чем спросить.

Она расслабляется, очевидно, решив, что я собираюсь расспросить ее о ценах на арфы, ведь это слишком деликатный вопрос, чтобы обсуждать его в присутствии Дэна.

– Ты прав! Тогда приготовь, пожалуйста, побольше бутербродов, Дэн, – бодро произносит она.

Он поднимается наверх, на кухню, его слегка тормозит нога. Я провожаю его взглядом до самого верха, задаваясь вопросом, насколько все-таки хороша моя идея.

Джо складывает руки на груди.

– Ну, выкладывай! – Это не так-то просто произнести, хотя мысленно я репетировала, что скажу, тысячу раз, в разных формулировках. – Ну же, говори! Я не кусаюсь.

Я собираюсь с силами.

– Прости, что вываливаю это на тебя, но есть ли шанс, что… несколько лет назад Рода родила ребенка? Гмм… ребенка от Дэна?

Она резко садится. Я продолжаю стоять. Я слишком нервничаю, чтобы сидеть.

– С чего ты взяла?

– Ну, во-первых, ее родители, похоже, присматривают за маленьким мальчиком. Я его видела. Его возраст примерно подходит под нужные рамки. И он поразительно похож на Дэна.

Джо пристально смотрит на меня. Я вижу, как в ее голове одна за другой проносятся мысли.

– Это возможно, это возможно, – бормочет она.

Я испытываю облегчение, делясь с нею своими наблюдениями. Я взахлеб рассказываю ей о телефонных звонках, которые подслушала во время уроков, о том, как крепли мои подозрения, о том, как я устроила себе встречу с родителями Роды на концерте и как преследовала их до самого дома.

– У них в палисаднике установлены детские качели, так что там точно живет ребенок, – рассказываю я. – Я знала, что это ребенок Роды, но насчет отца была не уверена. Поэтому я вернулась туда на следующий день, сидела в машине на обочине и наблюдала. Около трех часов я увидела, как из дома вышла мать Роды. Она направилась по дороге в сторону местной школы. Примерно через полчаса она вернулась, держа за руку мальчика. У него были черные как смоль волосы и глаза, которые… – Теперь, когда я вижу передо мной широко раскрытые глаза Джо, я ощущаю еще большую уверенность. И продолжаю: – Я видела, как он нагнулся и поднял с тротуара камешек. Он показал его бабушке и сунул в карман. В этом жесте было что-то такое…