Волк - Генри Олди

Ученых, а также Марка с Ливией, оттеснили назад, за оцепление.

В последний момент Марк успел поймать взгляд Изэли. Под левым глазом женщины билась жилка, нижнее веко дергал нервный тик. Если минутой раньше лицо черноволосой было открытой книгой, позволяя читать все, что угодно, то сейчас Марк с трудом понимал, чего хочет астланка. Похоже, она приняла какое-то решение, пугающее саму Изэль.

Шесть солдат, пунцовые от натуги, принялись устанавливать напротив бота двухметровую трубу на треноге. Реактивный гранатомет, предположил Марк. Чтобы продолбить броню из этой штуки, потребуется пару месяцев. Столько времени у вас, кровопийц, нет. Змея долго выжидала нужного момента. Когда момент настал — змея ужалила без колебаний и укрылась в норе.

Попробуйте, извлеките Змея из его норы.

Начальник лагеря вышел за оцепление. Он поднес к губам рупор и разразился бурной тирадой, обращаясь к безмолвному боту, после чего замер в ожидании ответа. Не дождавшись, начальник повторил монолог с угрозой в голосе — и недвусмысленно указал на трехногую пушку.

Лайба на орбите, вспомнил Марк. Рыжее пламя из ствола. «Дикарь» превращается в облако раскаленной плазмы. Великий Космос! Они что, самоубийцы?

Из корпуса бота с лязгом выдвинулась боевая башня. С завораживающей плавностью опустился ствол тяжелого когерентного излучателя, заняв горизонтальное положение. Начальник поперхнулся, отступил за живую цепь. По лицу его текли крупные капли пота.

— Нет, Змей! — хотел крикнуть Марк.

Из жерла ударил ослепительный луч, пройдя над головами людей. Джунгли вспыхнули. Посыпались горящие верхушки деревьев. «Бортовой стрелок, — эхом отдалось в гуле пламени и треске падающих сучьев. — Третья специальность…» Змей прекратил огонь, лишь когда выжег сектор в тридцать градусов, на полкилометра в глубину леса. Дымящийся ствол уставился на туземный гранатомет, и расчет в мгновение ока оказался далеко от своего орудия. Ствол излучателя с намеком качнулся вверх-вниз, трижды оставляя и вновь беря гранатомет в прицел.

Пушку утащили быстрее, чем принесли.

От джунглей тянуло жаром и гарью. Ветер вздымал в небо тучи горячего пепла. Язык пожара медленно уползал прочь, в сторону гор. Две-три минуты, до краев полные ожидания, и вновь раздался металлический лязг. На корме бота раскрылись створки грузового люка. Мелькнула блестящая лапа манипулятора, безвольная оранжевая кукла взлетела вверх, пронеслась по дуге, взмахивая тряпичными руками, и рухнула на солдат оцепления. Один не успел отскочить, его сшибло с ног, придавив к земле. Остальные бросились врассыпную. Кто-то залег, опасаясь взрыва…

Это была не бомба. Это был труп Ксочипепа.

Солдат, придавленный телом заместителя Изэли — совсем молодой, наверное, первогодок — жалобно стонал, копошился, будто раздавленный червяк. Он даже не пытался столкнуть мертвеца с себя. Ужас лишил беднягу рассудка. Ксочипеп подпрыгивал на парне, как во время противоестественного соития. Голова покойника моталась из стороны в сторону; казалось, она привязана на веревке. Когда сослуживцы, опомнившись, бросились на помощь товарищу, в люке опять мелькнул манипулятор — и на солдат с небес рухнули еще два трупа: охрана Ксочипепа.

Створки сомкнулись парой челюстей.

— Я боялась, — тихо сказала Ведьма, — что они не рискнут делить сопровождение. Четверо — слишком много даже для Змея. Нам повезло: двое оттянулись на меня…

В глазах обер-декуриона Метеллы полыхал отсвет пожара. Пальцы Ливия сцепила за спиной. Никто, даже командир, не должен был видеть, что пальцы Ведьмы дрожат.

— Я ни разу не упомянул слово «приказ», — ответил Марк. — Требуя от Змея повиновения, я никогда не приказывал. Надеялся, что он все поймет правильно. Мне ведь стоило только приказать…

Унтер-центурион Кнут замолчал. Он не мог слышать собственный голос: ломкий, как у подростка. В боку ёкало, отдавалось глухой болью, словно после длительного марш-броска. Где-то далеко, на краю Ойкумены, затихали хлесткие щелчки шамберьера: «Alles!» Лошади бежали по кругу арены: планеты, звезды, галактики.

Ведьма кивнула:

— Он понял, командир.

— Один против троих…

Марк поежился. Справился бы он сам на месте Змея?

— Он сломал шею Ксочипепу, — мимо Ведьмы пронесли тела охранников, убитых Змеем. Синеватый цвет лиц, вспухшие губы, вылезшие из орбит глаза мертвецов — все это не укрылось от внимательного взгляда Ливии. — Прорвался в центральный отсек управления, загерметизировал за собой дверь. А потом откачал воздух из тамбура, где оставались астлане. Обождал, пока они задохнутся… Система вентиляции исправна, командир.

— Это хорошо.

— Вы правильно делали, что не обсуждали с нами операцию вслух. Видеокамеры… Уверена, они круглосуточно анализировали наше поведение. Да, астлане не знают языка. Но психологи могли бы усмотреть сговор по косвенным признакам…

Марк хранил молчание. Даже Ливии он не признался бы, как мучился ночами, часами пролеживая без сна. Верно ли он поступил? Подыгрывает ему Змей, или он выдает желаемое за действительное, ища оправдание предателю? Утром в висках колотилась тупая боль. Изображать угрюмого строптивца легко, куда трудней сидеть сиднем у окна: хотелось бегать из угла в угол…

— Марчкх!

Перед ними стояла Изэль в сопровождении незнакомого коротышки. Брызжа слюной, коротышка что-то доказывал черноволосой. Морщины на его лбу складывались в неприятную трапецию, похожую на макияж врачей-убийц. Только эта трапеция была перевернутой. Складка на переносице странным образом вписывалась в общий контур, наводя на мысли о выхлопе ракетного двигателя.

Изэль отмахнулась:

— Марчкх говорли астлан?

Она задала вопрос шёпотом, практически без артикуляции. Тем не менее, произношение у Изэли было заметно лучше, чем у Ксочипепа.

— Говорить? Смотря о чем.

Марк не слишком заботился, поймут ли его.

— Змейль, — Изэль указала на бот. — Еда?

— Еда? — ухмыльнувшись, Марк оттопырил большой палец. — Навалом!

— Атль… Волда?

Марк провел ребром ладони себе по горлу, показывая уровень воды:

— Хоть залейся!

Изэль что-то прошептала коротышке. Мгновенно успокоившись, тот кивнул. К Марку и Ливии подступили солдаты и, крепко прихватив за плечи, повели к вертолетам.

Темно-багровое солнце клонилось к закату, готовясь скатиться за горный хребет. Вертолет миновал первые дома окраины. До исследовательского центра оставалось пять минут лёту, когда машина заложила плавный вираж, беря правее. В квадратный иллюминатор было хорошо видно: второй геликоптер, где везли Ливию, продолжает следовать прежним курсом.

В чём дело?

Марк воззрился на Изэль. Лицо черноволосой застыло в торжественной сосредоточенности, не позволяя выяснить, что происходит. Вертолет уже шел над центром города. В свете заката металлическая паутина над крышами отливала зловещей киноварью. Складывалось впечатление, что по трубам, вдруг обретшим прозрачность, струится темная венозная кровь. Глубокие тени залегли в ущельях улиц, превращая город в мрачный лабиринт, наполненный жизнью: смутной и тревожной.

Впрочем, в скором времени город остался позади. Косые лучи солнца превращали колосья на полях в языки пламени. Казалось, вызванный Змеем пожар добрался и сюда. Когда впереди возникла громада пирамиды, Марк не слишком удивился. С того момента, как вертолет сменил курс, он подспудно ожидал чего-то подобного.

Это был не новодел. Родную сестру этой старухи-пирамиды Марк видел под шелухой, вломившись в галлюцинативный комплекс Жгуна. Растрескавшийся древний камень, тяжкие плети лиан и вьюнков, скрывающие под собой полустертую резьбу… Свет солнца бил точно в прямоугольник входного проема, с неправдоподобной отчетливостью высвечивая мельчайшие неровности на шершавой поверхности стен. Шагах в десяти от входа тьма сгущалась, становясь почти осязаемой. Плотный клубок мрака закупоривал проход, преградив незваным гостям путь в недра пирамиды.

Марк рефлекторно дёрнулся, когда охранники завели ему руки за спину. Вырываться было бесполезно, но тело реагировало само, не желая внимать доводам конформиста-рассудка. Запястья стянула грубая веревка. Без лишних церемоний Марка толкнули в спину:

«Давай, пошел!»

Изэль осталась в вертолете. Отсутствие черноволосой вынуждало Марка нервничать больше обычного. Сулланский синдром, подумал он. Заложники влюбляются в террористов, заключенные испытывают болезненную тягу к надзирателям. Отставить! Украдкой он покосился на конвоиров — и обнаружил на лицах громил знакомое выражение: строгая торжественность. И то хлеб: по крайней мере, ботва не вызывает таких эмоций. Вырезать сердце унтер-центуриону Кнуту можно было и в центре, как это проделали с центурионом Скоком.