Шестнадцать - Анна Чиж-Литаш

она такая жмотяра! Мало того, что еды почти не дала — одно яйцо вареное и стакан молока, так еще и воды помыться пожалела. Тетка родная называется. Это сестра отца. Ей абсолютно наплевать как сильно и часто он меня бьет. Знаете, что еще интересно? Никто из родственников не предложил нам помощь. Вы думаете, что я не обратилась к родне? Сначала обзвонила их всех, выслушала, что нет денег, а потом лично приехала к каждому домой и задала тот же вопрос снова. Я не надеялась, что их решение изменится, просто хотела посмотреть в глаза своей крестной, двоюродным сестрам и даже бабке. Всем наплевать, прикиньте? Абсолютно всем! У меня было два варианта: забить на мать и продолжать сидеть за партой или устроиться на работу. Уборщицей или курьером я бы в жизни не заработала столько. А деньги нужны были срочно, — она жадно облизала губы.

— Воды? — Карина встала с дивана.

— А не жалко? — злая усмешка и усталость пробежали по лицу.

— Заплатишь на выходе, — Карина вышла из комнаты и вернулась со стаканом воды.

— Я долго думала. Взвешивала за и против, представляя их, рисовала картинки в воображение. На следующий день сходила в больницу к маме и сразу приняла решение. Она мне ничего не говорила, ни о чем не просила. Просто смотрела на меня с такой любовью, что живот свело. Все. Назад дороги не было. С первых заработанных денег купила красивый комплект белья и начала выходить каждый день. Эти эпизоды я опущу, иначе у Синичкиной случится инфаркт. Алена, закрой рот, — Катя впервые за вечер искренне улыбнулась. — Думаю, Аленка наша уже раз сто пожалела, что переехала в столицу. Скажи, лучше бы жила в своем Урюпинске и не знала, что есть шестнадцатилетние проститутки.

Алена промолчала.

— Ладно, я шучу. Просто ты до ужаса хорошая и милая.

— Это точно! — Карина толкнула Алену в бок. — Даже бесишь меня этим.

— Спасибо, — Алена попыталась улыбнуться.

— Мне нужно триста долларов, чтобы оплатить еще два курса лечения, — Катя снова стала серьезной. — И все, я свободна!

— Сколько у тебя есть?

— Сто пятьдесят и часы. Не знаю, за сколько смогу их загнать, но, думаю, баксов пятьдесят получу. Останется еще сто, — она посмотрела на подруг. — Хотите узнать, сколько раз мне еще придется переспать с некрасивыми дядьками? Сейчас скажу, — она демонстративно закатила глаза. — Раз десять. Хотя, если повезет, кто-нибудь сжалится надо мной и даст двадцатку или полтинник, то меньше. Было бы круто.

— Ну ты и дура, — Карина встала с дивана и забегала по комнате. — Почему сразу не пришла к нам? Ладно Таня, ей поесть толком нечего, или Синичкина, которой на карманные расходы под роспись выдают! Но я! Ты же знаешь, что у меня могли быть деньги!

— Я думала об этом! Но ты и так в ауте из-за развода родителей. Я же видела, как переживаешь. Была уверена, что отец урезал твои расходы.

— Нужно было не думать. Я бы сказала ему, что потеряла телефон, и он бы дал на новый.

— Ты же говорила, что деньги у него не возьмешь.

— Идиотка! — Карина вскинула руки. — Для себя не взяла, но для тебя украла бы.

Глава 25

В классе никого не было: все обедали в столовой. Алена закрыла за собой дверь и неспешно побрела к столу. Разложив учебники, откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. Тишина убаюкивала, и она задремала. Очнулась с явным ощущением, что на нее кто-то смотрит. Ковтун сидел на месте Карины и не сводил с нее глаз.

— Ты смешная, когда спишь. У тебя рот открыт, вот так, — Олег показал, сдерживая улыбку, — а еще слюна капает, — он прикрыл рот рукой и засмеялся.

Алена резко провела ладонью по губам, надеясь стереть следы позора. Ладонь была сухая.

— Да пошутил я! Но рот и в правду был открыт.

Алена изучала его лицо, оно изменилось. В голубых глазах купалось солнце, на щеках играл румянец, а на губах — легкая улыбка. Да и одет был иначе. Синие джинсы немного болталась на длинных худых ногах, а серый свитер был чистым.

— Ты сегодня другой, — слегка улыбнувшись, сказала Алена. — Что-то не так…

— Во-первых, я не сутулюсь, — он демонстративно выровнял спину.

— Точно! — Алена хлопнула ладонью по столу.

— Во-вторых, на мне чистая одежда, — он спрыгнул со стола и покрутился.

— И что-то еще!

— И… — он сделал паузу, — я очень рад тебя видеть, — задержав взгляд на Алене, снова плюхнулся на стол.

Девушка растерялась.

— А еще у тебя волосы причесаны, — добавила, прикрывая ладонями алые щеки. — В честь чего такие перемены? — она говорила, одновременно открывая учебник и делая вид, что ищет что-то в книге.

— Не знаю, — он пожал плечами, — просто захотелось изменить свою жизнь. А еще, — он слез с парты и подошел к Алене, — чтобы ты не стыдилась меня.

— Я тебя никогда не стыдилась.

— Стыдилась. Все стыдились. Может, ты и не хотела, но обычно это происходит само собой. Когда видишь перед собой жалкого человека, тебе становится стыдно либо начинаешь ненавидеть его. Даже не знаю, что лучше. Очевидно, все же жалость.

— Ты не любишь, когда тебя жалеют?

— Мне все равно. Возможно, хотя бы потому, что меня никто не жалеет. Кроме тебя…

— Жалеют…

— Нет, — он оборвал ее, — не жалеют. Это не жалость, а призрение, ненависть. Люди лучше пожалеют бездомного кота или собаку, но не человека, который не хотел так жить, но ему пришлось.

Алена хотела что-то сказать, но Олег перебил ее.

— Я учусь в этой школе с третьего класса. Моя жизнь тогда мало отличались от сегодняшней, с разницей лишь в том, что тогда я не понимал значения слова «бомж» и «неблагополучная семья». Все началось в классе пятом, когда классуха увидела мою пьяную маму возле мусорных баков. На следующий день она рассказала об этом директору, тот заучу, тот другому учителю и так далее. Через два дня вся школа знала, что я сын алкоголиков, копающихся в отходах. В седьмом классе меня назвали падальщиком. Сейчас я почти закончил десятый, но в моей жизни ничего не изменилось. Хотя, нет. Теперь в ней больше нет мамы, и никто не сможет сказать мне: «Сынок, помоги урны проверить».

— Мне очень жаль.

— Вот видишь, тебе жаль. Жаль меня! Мне никто не говорил таких слов. Никто. Ни разу. За всю мою жизнь. Все только презирали и отворачивали головы. А я смотрел на них с надеждой, что кто-то пожалеет меня. Хотя бы словом. Дождался.

Он