Февраль 1933. Зима немецкой литературы - Уве Витшток

прогулку по городу. Мюнхен и Бавария для Графа не просто дом. Они – важнейшая тема для его творчества, необходимый материал, за счет которого он живет. О чем он будет писать за границей? Как долго он сможет писать о Баварии, которую будет знать только по воспоминаниям, прежде чем его рассказы поблекнут? Писательство – единственная профессия, которую освоил Граф. На что же еще жить, если не на писательство?

Но в итоге у него нет выбора: он должен уехать – в надежде, что гитлеровские безобразия скоро закончатся. Ведь даже если он останется и СА его не убьют, он все равно не сможет больше писать: при нацистах его рассказы никогда не разрешат печатать и продавать.

Вдруг, словно из-под земли, перед ними появляются два друга-коммуниста. У них страшно затравленный, измученный вид. Они уже несколько дней не решаются вернуться домой в страхе, что там их поджидают СА. Им срочно нужно где-то укрыться и несколько часов передохнуть. Граф дает им деньги и ключ от своего дома, но предупреждает: его имя тоже в списке нацистов, так что квартира небезопасна. Оба кивают, понимая это. Но выбора у них нет.

Но и эта встреча не помогает переубедить Мирьям: она останется, даже если эти два коммуниста принесут в ее дом дополнительную опасность. На следующее утро Граф предпринимает последнюю попытку переубедить ее. Безуспешно. «Знаешь, – говорит она, – нельзя всякий раз, в любой опасной и неприятной ситуации уворачиваться и убегать. Если то, что мы отстаиваем, действительно чего-то стоит и если мы в это твердо верим, нужно это доказать. И не пытайся меня переубедить!»

И вот Оскар Мария Граф сидит один в раннем поезде на Вену. Мирьям обещает писать ему каждый день и при необходимости – телеграфировать. Но она также просит его не волноваться, если вдруг он не будет получать сообщений. Графу нелегко с этим смириться: он – мужчина, который хочет защитить свою жену. А Мирьям – женщина, которая сама принимает решения. Поезд трогается и покидает Баварию, литературную родину Графа. До выборов остается 17 долгих дней и еще более долгих ночей. Днем Мирьям чувствует себя в опасности, ночью ее сковывает неистовый страх. И только пережив это время, она приезжает к Графу в Вену.

* * *

Стрельба поощряется. Герман Геринг в качестве временного министра внутренних дел Пруссии в течение дня раздает распоряжения всем подразделениям прусской полиции. Он призывает полицейских «ни в коем случае не демонстрировать враждебного отношения или даже намерения преследовать национальные объединения (СА, СС и «Стальной шлем») и национальные партии». Напротив, полицейские власти должны оказывать этим объединениям посильную поддержку. Геринг поясняет: против всех других враждебных государству организаций полиция должна принимать самые жестокие меры. При этом он не оставляет места для интерпретации того, что он имеет в виду: «Полицейские, которым при исполнении служебного долга придется использовать огнестрельное оружие, будут под моим покровительством вне зависимости от последствий стрельбы; те же, кто не делает этого по ложному соображению, понесут ответственность в соответствии с законом».

Более четкой команда открывать огонь и быть не может. Согласно указу, любой человек, не принадлежащий ни к какой национальной организации, практически оказывается вне закона. Полиции рекомендуется лучше лишний раз выстрелить, чем не выстрелить вообще. Геринг берет это под собственную ответственность. Таким образом Геринг выводит полицию из-под закона, превращая ее в военные силы гражданской войны.

* * *

Во второй половине дня группа из 15 молодых людей подходит к Государственной школе искусств на Грюневальдштрассе в берлинском Шёнеберге. На ком-то форма СА, на ком-то – партийные значки НСДАП. Неясно, знают ли они о приказе Геринга об открытии огня. В этой школе готовят будущих преподавателей искусства для прусских гимназий. В то же время она считается трамплином для особо талантливых студентов, которых преподаватели рекомендуют в городские художественные академии. В этот день в школе особенно тихо: идут госэкзамены.

Примерно в половине пятого дня отряд СА врывается в здание, поднимает тревогу, скандирует лозунги, блокирует железными крюками все выходы и телефонные будки. Никому не разрешается покидать помещение школы или входить в него. Несколько бойцов СА вламываются в экзаменационный зал и под дулом пистолета выводят четырех преподавателей, в том числе директора Генриха Кампса и трех наиболее выдающихся в творческом плане преподавателей: Филиппа Франка, Курта Ласа и Георга Тапперта. И Кампс, и Франк – члены Прусской академии искусств. Два дня назад они принимали участие в заседании, на котором обсуждалось исключение Генриха Манна. Но своего мнения они не высказывали. Георг Тапперт подвергается серьезным угрозам со стороны непрошеных гостей, за него заступается директор Кампс.

В конце концов всех четырех профессоров выводят из здания, чтобы, как им сообщается, «выставить их на улицу». В это время люди из СА заколачивают гвоздями двери их ателье, нарисовав на них серп и молот. Другие члены отряда водружают на крыше школы флаг со свастикой. Студенты мужского пола, которые, по мнению бойцов СА, имеют еврейскую внешность, должны быть осмотрены в туалетах на предмет признаков обрезания. Любого, кто оказывает сопротивление или пытается помочь четырем изгнанным профессорам, избивают резиновыми дубинками. Кому-то удается сообщить полиции о происходящем, но прежде чем прибывает дежурный полицейский отряд, оккупанты успевают скрыться.

Организатором и зачинщиком нападения оказывается ассистент школы искусств Отто Андреас Шрайбер. Еще 11 февраля он написал письмо новому министру культуры Бернхарду Русту, в котором обвинил некоторых преподавателей в культурбольшевизме. В результате на собрании школы обсуждалось его увольнение, но решение так и не было принято.

Четверо подвергшихся нападению преподавателей обращаются к Русту с требованием наказать виновных по всей строгости. Руст объявляет, что сначала необходимо расследовать ситуацию в школе, которая могла привести к подобным действиям бойцов СА. Министр внутренних дел Геринг принимает лидера Национал-социалистического союза студентов Германии, который докладывает о «безобразном поведении некоторых преподавателей школы искусств» и объявляет, что проведет собственное расследование. Против преподавателей, а не против СА.

В дело втягивают и Ганса Пёльцига: всего два дня назад он благодарил президента Академии Макса фон Шиллингса за строгое разделение искусства и политики в деле против Генриха Манна. Будучи директором всех государственных образовательных учреждений гуманитарных и прикладных искусств в Берлине, Пёльциг отвечает и за школу на Грюневальдштрассе. Вот почему к нему обращается зачинщик нападения Отто Андреас Шрайбер и требует в будущем беспрепятственный вход для отрядов СА во все государственные школы искусств.

* * *

Вечером Ганс Заль отправляется на собрание Союза защиты немецких писателей в одно из заведений недалеко от станции