Февраль 1933. Зима немецкой литературы - Уве Витшток

алкогольном опьянении, Цукмайер всегда держит дистанцию. В прошлом Георге часто сотрудничал с явно левыми режиссерами, играл в пьесах Брехта и Эрнста Толлера, поэтому в леворадикальной актерской среде чувствует себя как дома. Однако прошлым летом, ко всеобщему удивлению, он согласился на главную роль в националистическом пропагандистском спектакле в городе Кольберге на Балтийском море в Померании, а вскоре принял приглашение быть диктором для радиоспектакля по драме времен Первой мировой войны, написанной поэтом СА Эберхардом Вольфгангом Меллером. Это, мягко говоря, сбивает с толку. Может ли быть так, что страсть Георге к диким, экстатическим вспышкам и небуржуазному искусству нашла свое место среди нацистов?

* * *

Премьера новой пьесы Георга Кайзера «Серебряное озеро» проходит одновременно в трех городах: Лейпциге, Эрфурте и Магдебурге. Театры буквально сражаются за честь поставить ее первыми. Макс Рейнхардт планирует воплотить ее на берлинской сцене в ближайшее время. Если приглядеться, то нельзя не увидеть, что текст Кайзера – не пьеса, а либретто. Музыку к нему написал Курт Вайль, который со времен мирового успеха «Трехгрошовой оперы» Брехта считается одним из лучших немецких сценических композиторов.

Критика не в восторге, но благосклонна. Конечно, Кайзер в очередной раз остается верен себе и придумывает несколько абстрактную басню, на основе которой обсуждает философские вопросы добра и зла, мести и прощения. Она практически никак не затрагивает политику.

Лейпцигская премьера, в частности, может похвастаться громкими именами: Густав Брехер, один из знаменитых дирижеров страны, берет на себя музыкальную часть, художественный руководитель Детлеф Сирк – режиссуру, а сценография принадлежит Каспару Нееру, одному из давних друзей и ближайших соратников Брехта.

Все три премьеры проходят более-менее спокойно, но национал-социалисты уже планируют акции протеста. Курт Вайль – еврей, а Кайзер считается левым автором хотя бы потому, что его книги публикует леволиберальное издательство «Кипенхойер». В Эрфурте хватает нескольких проявлений недовольства со стороны националистических группировок, чтобы пьеса исчезла со сцены сразу после второго представления.

В Магдебурге спектаклем возмущены не только различные организации НСДАП, но и «Стальной шлем», Ландбунд, местное отделение немецких националов, Национальный союз немецких офицеров и монархический Женский союз имени королевы Луизы. Все вместе они обвиняют художественного руководителя Гельмута Гетце в том, что спектакль делает из театра «инструмент совершенно нетворческих попыток большевизации» и что в нем содержатся «бесчисленные прямые и скрытые призывы к классовой борьбе и насилию». Местная газета заявляет, что не будет больше публиковать театральные рецензии, пока спектакль не исключат из программы. Через шесть дней после премьеры спектакль отменяют.

В Лейпциге «Серебряному озеру» удается продержаться еще неделю. Хотя Кайзер не еврей, местная ежедневная газета называет его «литературным иудеем», а «Старый театр» – «местом для разгула еврейских литераторов» и возмущается тем, что Курт Вайль, «будучи евреем, позволяет себе использовать немецкую оперную сцену для своих гнусных целей». Наконец, 4 марта люди из СА срывают спектакль криками и беспределом, пока Густав Брехер, который как еврей подвергается особенно жестоким нападкам, не покидает дирижерский пюпитр. Ничего не остается, кроме как остановить спектакль.

В последующие недели увольняют художественных руководителей всех трех театров. На этом литературная карьера Георга Кайзера резко завершается. Вплоть до его смерти в 1945 году на немецких сценах больше не поставят ни одной его пьесы. Курт Вайль вынужден бежать в Париж. Детлеф Сирк вместе с женой-еврейкой уезжает в США, где в Голливуде приобретает славу режиссера мелодрам под именем Дуглас Сирк. Густав Брехер обходными путями эмигрирует в Нидерланды. В мае 1940-го из-за страха нападения немецких войск они вместе с женой совершат самоубийство.

* * *

Волна гриппа утихает. В Берлине ежедневно регистрируется всего 300–400 новых случаев заболевания.

В Доберане, недалеко от Ростока, члены СА нападают на мероприятие лояльного Республике союза «Рейхсбаннер». Один член «Рейхсбаннера» убит, девять человек из этой организации и два национал-социалиста тяжело ранены.

В Дуйсбурге-Хамборне на членов КПГ нападают в лодочном гараже. Один из них убит двумя выстрелами в голову и одним в грудь. Трое других получают тяжелые огнестрельные ранения.

Во время столкновения в Хемнице-Эрфеншлаге между национал-социалистами и членами «Рейхсбаннера» ранен один человек. Он умирает по пути в больницу от серьезных ножевых ранений.

Какой смысл продолжать писать?

Воскресенье, 19 февраля

Проснувшись утром в доме родителей, Клаус Манн испытывает единственное желание: умереть. Дом почти пуст, не считая прислуги. Родители в Париже, братья и сестры разбросаны по всей стране. В Мюнхене остается только Эрика; иногда они вместе ходят на прогулку. Но у Эрики голова занята другим – по большей части работой в кабаре и, конечно, Терезой Гизе, ее новой возлюбленной. Для брата почти не остается места.

Он пытается как можно более трезво оценить, что именно потеряет, если поддастся желанию умереть прямо сейчас, в этот момент. Ему всего 26, но он подозревает, что шансы на по-настоящему счастливые отношения для него невелики. Он слишком непостоянен, слишком падок, ему слишком быстро надоедают люди, чтобы постоянные отношения доставляли ему радость. Единственный человек, которого он понимает с полуслова и с которым может представить совместную жизнь, – это его сестра Эрика. Если, несмотря на повседневную суету, ему удается встретиться с ней для небольшого разговора, даже всего лишь на несколько слов, то вечером он отмечает в дневнике, что день удался.

О шансах на литературную славу теперь не может быть и речи. Пока Гитлер у власти, на немецком книжном рынке для Клауса Манна нет места, и он не питает иллюзий на этот счет. Уже несколько дней подряд ему не удается сосредоточиться на работе: он слишком нервничает из-за личной и политической ситуации. И это все только усложняет. Каждое утро он, как и отец, садится за письменный стол. Работа приносит ему хоть какое-то внутреннее равновесие, дает какую-то стабильность. Но какой смысл продолжать писать?

Был бы у него яд, он бы долго не раздумывал, если бы не Эрика и мать. Он не хочет причинять им боль: они – единственное, что еще держит его в этой жизни. Но он все больше понимает, что не переживет смерти Эрики. Ее смерть немедленно повлечет за собой его собственную. Даже работа не сможет его удержать. Он не боится умереть. Смерть – не что иное, как освобождение.

* * *

Адольф Гримме, бывший министр культуры Пруссии, совместно с Социалистическим культурным союзом СДПГ организовывает митинг в берлинском «Фольксбюне». Согласно предписаниям, мероприятие зарегистрировано и одобрено еще несколько дней назад. Однако, отправившись в театр за час до начала, Гримме обнаруживает,