Тайны Кипеллена. Дело о благих намерениях - Ольга Васильченко

— прозвучал в голове чей-то спокойный голос, — они всегда чужие. Видеть их не означает думать их. Свои мысли думай, болван!»

— Я не они! — прозвучало все ещё слабо, но уже немного лучше.

— А кто ты?

По спине пробежал холодок. Дошёл до шеи, скрутил её спазмом. Вывернулся к голове и накрыл морозным облаком. Поднявшийся ветер прижал к земле тёмную траву и в несколько мгновений своим ледяным дыханием превратил её в сосульки. Потрескалась застывшая почва, и надгробия, оказавшиеся огромными пузырьками, полезли вверх. Начали сползаться и склеиваться. Каждая новая стекляшка добавляла веса и размера, пока передо мной, будто башня чёрного колдуна, не вздымалась гигантская пробирка для припоя. В ней смешалось всё, что я когда-либо пил и буду пить. За стеклом плавали мрачные тени загубленных душ и самые отвратительные воспоминания людей, которые пришлось забирать без разрешения. Но сколько не всматривался, своего отражения на поверхности, так и не увидел. Зато двойник, стоило ему подойти, тут же стал частью зеркального марева.

— Я это тоже ты.

— Нет! — вырвалось у меня.

— Возьми мою кровь и проверь, — он резко взмахнул рукой, и пробирка лопнула, окатив меня алым водопадом и затянув в пучину нового кошмара. Течения били и тянули в глубину. Давили тяжестью. Пытались лишить последних признаков воли. Воздух заканчивался. Лёгкие уже жгло. Хотелось открыть рот и глотнуть. Я знал, что почувствую: соль на губах и вечное успокоение внутри. Надо только сдаться. Перестать трепыхаться, прятаться за перстнем-оберегом. Стать честным, стать самим собой.

— Глотни хоть немного.

Я замотал головой.

Алая жидкость потемнела.

— Ты боишься. Боишься меня. Боишься… себя! — как прибой во время шторма заревел двойник. — Ну же, пей, мне пора на волю! Ты так долго держал меня взаперти, что по-настоящему разозлил! Ты думал чужие мысли, я же воплощу их в жизнь. А тебе оставлю стыд, вину и страх. Тебе ведь это нравится? Вот и наслаждайся, пока верёвка на шее не затянется!

Багровое море давило со всех сторон. Выжимало остатки сил. Пыталось разомкнуть губы, разжать челюсти, втиснуться внутрь, чтобы проскочить в горло и залить до краёв. Мои руки болтались в кровавых потоках. Я больше не сопротивлялся, пораженный доводами второго себя, всё сильнее веря в то, что всегда был чудовищем…

«Ты дурак — вновь раздался в голове знакомый голос. — Чванливый и напыщенный идиот, не видящий дальше собственного носа! Сдался бредовому порождению проклятия? Смирился с навязанной участью? Поддался страху? Ты боишься его! А ну-ка соберись и прекрати портить себе жизнь! Или ты боишься самого себя?»

…семь лет проклятия… Семь лет я только и делал, что …боялся?

Глубоко внутри разгоралось яростное пламя. Сколько можно себя мучить? Сколько ещё прятаться в пробирке? Отгораживаться от мира и тонуть в собственном страхе? Внутренности уже полыхали. Дикий жар мгновенно распространялся, поджигая каждую клеточку, вплетаясь в потоки магической энергии. Жалкие остатки воздуха в лёгких начали превращаться в пар, и когда я распахнул рот, вместе с отчаянным криком, в багровое море полилась раскалённая ярость.

— Дай мне свою кровь, а не этот проклятый обман!

Двойник барахтался где-то рядом, пытаясь отплыть подальше. Но потоки кровавой жижи больше не были для меня преградой, они быстро сворачивались и испарялись. Никто и никогда не скажет, что мне думать и как решать! Никто кроме меня самого. Единственная кровь, которой я сейчас хочу — моего страха. Готов испить его до дна. Безвольно висящие руки поднялись. Тело сбросило ватное оцепенение. Чтобы добраться до обманщика мне даже не пришлось плыть. Багровое море уже превратилось в лужу под ногами, а мои пальцы впились в воротник камзола двойника. Я рванулся вперёд, сбивая его, себя же с ног. Хотел того, чего боялся все эти годы — забрать его кровь и сойти с ума, погрузиться в чужое безумие, но избавиться от страха, хотя какое там чужое…

«Хватит врать! — скомандовал в голове до боли знакомый голос — мой собственный, — Никакого чужого безумия нет, здесь сошёл с ума только ты».

Страх, сдерживающей стеклянной стенкой начал зарождаться внутри, но всепоглощающая ярость разбила его вдребезги. Чтобы прекратить многолетнюю пытку и снова стать самим собой, нужно изрезаться с головы до ног.

Двойник почуял неладное: задёргался, заметался, пытаясь вывернуться. Но мои зубы впились в его, в моё горло, и в мою глотку хлынула моя же кровь. Отрезвляюще солёная и холодная. Тогда он задрожал, но уже не в силах победить. Рванулся вперёд, прошёл сквозь меня, исцарапав битым стеклом, так что свело грудь, будто от очередного припоя, и позорно удрал. Перед глазами закрутилась бешенная круговерть из осколков видений: вновь кафедра, Дарена, нож под ребрами и… нет, не страх, безумное желание жить, балкон Мнишеков, Алана, утирающая текущую из носа кровь и… осознание собственной глупости, раскаяние… а что за всем этим? Благие намерения? Благие намерения ведут в Полуночную бездну, лишь поступки меняют жизнь: спасают невинных, прекращают убийства, признают ошибки и меняют самого себя. И только мне выбирать какими они будут и отвечать за их последствия. И бояться только того, что не успел сделать.

Я снова увидел себя со стороны: сухой, резкий, сердитый, напыщенный, слишком правильный, будто начерченный под линейку, плоский, скованный постоянным страхом, почему-то считая это самоконтролем. Как хохотала надо мной Алана в тот приснопамятный вечер, когда влезла через балкон в мой кабинет, а я в чем мать родила вылетел из душа, кипя праведным гневом на неведомого татя. И увидел то, что видела она: всклокоченного придурка с пеной в бороде и с кошмарным полотенцем на заднице, пытавшегося самонадеянно «вершить закон и справедливость». Я… Я смешон? Да, и трижды да! И начал хохотать сидя среди стеклянных осколков. Хохотать над собой. И не мог остановиться.

Перед глазами поплыло, и я окончательно провалился в абсолютную пустоту. Видение, вызванное припоем, кончилось? Или это ещё один выверт сознания? Нет. Отчего-то вдруг стало ясно – это не так. Все видения утонули в багровом море, где сцепился с двойником… и выиграл! Это тоже абсолютно точно. Но куда попал теперь? В пустоту? И… под ногами вдруг замерцал узор, смазанный и неявный, но всё больше наливающийся синим светом. Он разрастался и уходил всё дальше, зовя за собой. И был похож, на те, что рисовала моя живописка.

Алана? Откуда она…. Я кинулся вслед за разбегающимся переплетением линий, понимая, что это единственный путь из пустоты. Но если она снова