Авиатор: назад в СССР 11 (СИ) - Дорин Михаил

— Возможно. Однако уж на посольство Анголы влияние этот фрукт оказать не может. Приглашение и правда было выписано на нас двоих. Только об этом доводится заранее. Недели за две-три. Так положено по дипломатическим протоколам.

— Даже не хочу знать, откуда ты это знаешь, — посмеялась Вера.

Плохо, что это единственное, что я знаю о подобных мероприятиях.

— Соответственно, кто-то намеренно не ставил нас в известность. А теперь времени подготовиться у нас мало.

— Но нам это нужно сделать. И… — и тут Вера прервалась задумавшись. — Я знаю, кто нам с тобой поможет. Сегодня же пятница?

— Уже суббота, а что?

При этих словах жена поцеловала меня и побежала к телефону. В такое время только в милицию можно позвонить за помощью. Ну или в скорую. Вряд ли у них есть дежурные по таким вопросам.

Из коридора послышались звуки вращения дискового номеронабирателя и глубокий выдох Веры.

— Алло! Да это я. Хотела бы сказать, что ничего не случилось, но есть большая проблема, решить которую можете помочь только вы. Завтра? Хорошо. Вы самая лучшая тётя. Спокойной вам смены, — радостно сказала Вера и повесила трубку.

Кажется, я понял, кто завтра к нам приедет. Ничего не имею против тёти Беллы и Андрея Константиновича, но у меня ощущение, что завтра у Веры будет очень длинный день.

Утром вместе с Морозовым пришёл в школу, и мы занялись разбором вчерашнего инцидента. Написание рапортов, опрос со стороны начальства и представителей конструкторского бюро. К нам присоединилась пара человек, назначенная для расследования авиационного инцидента.

Удивило, что представители управления лётной службы Министерства Авиапрома свою работу закончили быстро, взяли с нас рапорта и пошли опрашивать группу руководства полётами.

Потом мы с Морозовым сидели за большим столом с Гурцевичем, Мухаметовым, Меницким и ещё одним человеком, которого нам представили как одного из конструкторов фирмы МиГ.

Вернувшиеся от группы руководства полётами представители Министерства повторно начали задавать вопросы. Рано мы выдохнули.

Один — усатый и с зализанными седыми волосами, постоянно повторял одну и ту же фразу «Странно всё это».

— Шасси выпустил аварийно, чтобы не нагружать гидросистему. В случае отказа обоих двигателей она выключится очень быстро, — объяснил я свои действия.

— Именно так и я поступил в похожей ситуации, — сказал Меницкий.

— И тем не менее, странно, — сказал усач и что-то записал себе в тетрадь.

Чего тут странного, мне непонятно. Такое ощущение, что им кровь из носу, нужно разобраться, как в моей голове родилась идея сажать самолёт.

— Родин, по инструкции вы должны были прыгать. Почему этого не сделали? — спросил второй неизвестный мне человек.

Худой и высокий, нос которого напоминал равносторонний треугольник. Он же являлся старшим во всей комиссии от Министерства авиационной промышленности.

— Было принято решение сажать самолёт в целях его сохранности. Плюс, в районе аэродрома имеется множество деревень, посёлков и иных населённых пунктов.

— Это похвально, что вы так переживаете за технику. Но риск был неоправдан, — сказал худой и посмотрел на Гурцевича. — Вы их этому учите? Ценить технику выше собственной жизни?

— Они это и без меня знают, — ответил Вячеслав Сергеевич.

— Странно всё это и неразумно, — сказал зализанный, закрыв тетрадь. — Возможно, зря был придуман подобный эксперимент с ускоренным выпуском.

— Вам ещё учиться и учиться. В том числе и у старших лётчиков, — добавил худой.

Какую-то ерунду несут эти два чиновника.

— По-вашему, мы должны были после обнаружения быстрого расхода топлива, немедленно катапультироваться? — спросил Николай.

— Вам эту команду должен был дать командир воздушного судна. Как бы странно это всё ни звучало, — ответил ему зализанный.

Такое ощущение, что передо мной буквоеды и ни разу нелетавшие люди. Не понимаю всего этого цирка!

— Он дал мне эту команду, — чуть громче сказал Николай. — Я её отказался выполнить, поскольку командиру требовалась моя помощь.

— Вот видите. Вы тоже непонятно зачем рисковали, — сказал усатый.

— Я не понимаю, в чём вы нас пытаетесь обвинить? Вместо того чтобы сказать «спасибо» за сохранность техники в столь сложной ситуации, вы сейчас пытаетесь найти виновных? — возмутился я.

— Виновные будут найдены, товарищ Родин. Мы проверяем правильность ваших действий и так ли вы были готовы к полёту, — пояснил зализанный.

— Позвольте! — хором сказали Мухаметов и Гурцевич.

На ноги поднялся Меницкий и попросил слова. Ему позволили говорить.

Он подошёл к нам и повернулся лицом к остальным.

— Я не знаю, господа хорошие — представители Министерства, но я вам заявляю официально, что экипаж достоин награды. Самолёт спасли, разрушения предотвратили и привезли большой объём материала для обработки. Я имею в виду аварийную машину, которая цела и сейчас изучается. Это позволит избежать подобных аварий в будущем, — сказал Валерий Евгеньевич.

— Вы рассуждаете как лётчик. Странно всё это, но вы пытаетесь их защитить, — сказал усатый, и его ответ раззадорил другого представителя конструкторского бюро МиГ.

— Я бы на вашем месте закончил с этим фарсом и занялся делом. Иначе мы сейчас будем разбираться с тем, кто торопил меня, Валерия Евгеньевича и всех остальных, работавших над программой МиГ-31. Поторопились принять, так давайте теперь дорабатывать самолёт, а не искать оправданий… — произнёс представитель КБ МиГ.

Меня и Морозова попросили подождать снаружи. Через несколько минут представители Министерства вышли с недовольными лицами и отправились на выход. Мы заглянули внутрь, где шла жаркая беседа между оставшимися.

— Мужики, свободны. Отдыхайте, — улыбнулся Гурцевич, и мы закрыли дверь.

На пути домой я пытался понять, почему так себя вели люди из Министерства. Не хотелось бы думать, что их как-то пытался подговорить мой «друг» Егор Алексеевич, чтобы они были ко мне безжалостны. Но не до такого же бреда доходить.

Наверняка, есть в Министерстве Авиапрома люди, которым не мила фирма МиГ. Таким образом, пытаются её развалить. Заодно и школу испытателей взбодрить. Возможно, Гурцевич их не устраивает.

Вернувшись домой, я обнаружил, что подготовка к походу в посольство только началась. Однако радовал смешавшийся запах борща и кофе наполнивший квартиру.

— Серёжа, здравствуй, дорогой! Ты как раз вовремя. Я только что пришла, — серьёзным голосом поздоровалась со мной Белла Георгиевна, снимая белую шляпку.

Белла Георгиевна всё так же шикарно одета и подтянута. Она могла прямо сейчас пойти на светское мероприятие. Её белый пиджак очень гармонировал с бирюзовым платьем с коротким рукавом. Аккуратный маникюр в цвет платья и туфли с открытым носом дополняли стильный образ.

Скинув туфли, она достала из небольшой сумки домашние тапочки и обулась в них.

— У нас, вообще-то, чисто, — с недоумением сказал я, помогая Белле Георгиевне снять пиджак.

— Конечно, — улыбнулась наша гостья. — Поэтому Верочка всегда здесь ходит в тапках. Это для женского здоровья. Полы холодные, Серёжа.

Пока Вера выполняла примерку платьев, Белла Георгиевна рассказывала мне о порядках на таких мероприятиях. Мы сидели с ней на кухне, чтобы тётя Белла выпила кофе, а я заодно поел первый раз за день.

— Итак, вы идёте на дневной или вечерний приём? — спросила она, медленно положив ногу на ногу.

— Не знаю какая у них градация, но начало в 17.00, — ответил я.

— Ага! Это меняет дело. Покажите ваше приглашение?

— Нам по телефону позвонили. Точнее, начальнику Сергея! — крикнула из комнаты Вера.

Белла Георгиевна сильно задумалась. Несколько секунд она размышляла, постукивая наточенными ногтями по столу.

— Сергей, у тебя нет проблем на работе? — спросила тётя Белла.

Так хочется сказать, что она ясновидящая.

— Всё хорошо. Текучка.

— Просто я вижу, что налицо подстава. В приглашении обычно указывается тип приёма, одежда и время прибытия. Если мы хоть что-то нарушим, это будет проявлением неуважения к принимающей стороне.