Последняя почка Наполеона - Григорий Александрович Шепелев

– Непонимание. Я-то, вообще, кто, если всё так зыбко и относительно? Да, свобода неимоверная, но свобода быть всем, а значит – ничем!

– Ну, эта проблема последние лет пятнадцать довольно остро стоит и в материальной реальности, – возразил филолог, – новое поколение говорит: "Да, мы ни на что не способны, мы ничего не создали, но зато мы свободны!" Эту свободу дают высокие технологии. Но свобода пользоваться плодами чужих открытий, оставаясь ничтожеством, полностью размывает и личность, и нормы этики. Обрати внимание: анонимность при переписке или высказывании своих взглядов – это уже нормально! А аноним – это кто? Никто.

– Ну, это в вас литературовед говорит, – улыбнулась Рита, – обидно вам, что мало читают книг!

– Действительно, мне обидно видеть повальную деградацию! Кстати, уж если ты в эзотерику погрузилась – почитай Оша. Есть у меня парочка томов.

– А про что он пишет?

– Про смерть.

– Мне кажется, эта тема не стоит и пары строк, – ответила Рита и пошла дальше.

Уличных музыкантов стояло множество – струнных, клавишных, духовых. И поодиночке, и группами они все почему-то играли венские вальсы. Очень довольная таким выбором, Рита всем исполнителям делала одобрительный жест. Они ей кивали. С художниками она рассчитывала пообщаться более плотно, благо что возле них толпы не стояли – была середина дня, обычного, буднего.

– Эй, Стекляшка! Привет! – вскричал, увидев её, бородатый автор портрета Верки, – ты мне нужна! Иди-ка сюда.

– Нет, иди сюда! – воскликнул не самый сильный мастер портрета, но замечательный пейзажист, которого звали Веттель, – она, вообще, ко мне сперва подошла!

Вторая часть реплики удивила Риту. Пять-шесть других художников также звали её к себе. Однако, она приблизилась к бородатому.

– Привет, Колька! Чего хотел?

– Погоди минуточку.

Живописец оканчивал портрет трогательной семейной пары из забугорья. В сумме ей было около двухсот лет. Несмотря на это, он и она сияли юным задором глаз и безукоризненностью зубов. На даме поблёскивало и золото. Рита бодрыми старичками прямо залюбовалась. Решилась даже спросить, используя школьный курс английского языка, откуда они. Они оказались из Филадельфии. Пригласили в гости. Тем временем, пока Коля набрасывал завершающие штрихи, прочие художники объяснили Рите, что одна очень странная женщина заказала её портрет.

– Какой мой портрет? – изумилась Рита, – какая женщина?

– Погоди, говорю, минуту, – заволновался Коля, – они вообще ничего не поняли, один я всё понял! Сейчас мы с тобой выпьем по рюмашке, и объясню. Ты этой скрипачке-то позвонила?

– Да, позвонила. Колька, готово, хватит уже выдрачивать! Сколько можно? Please, take your picture!

Соседние портретисты, Димка и Роберт, из-за произношения подняли Риту на смех, а Коля стал на неё ругаться – не суйся, мол, мне виднее! Но белозубые старички, обойдя мольберт, зашлись воем:

– Great! It's an amazing picture! Really!

Расплатившись стодолларовыми купюрами, они сами сняли ватман с мольберта и зашагали вдаль, продолжая радостно верещать. Больше никого к Коле не было. Игнорируя возражения Димки, Роберта и всех прочих, повёл он Риту в кафе напротив. Сели они за стол у окна, откуда просматривалась самая живописная часть Арбата. Официантка, с которой Коля и Рита были на "ты", подала меню.

– Ты что будешь пить? – спросил портретист. – Вискарь опять?

– Ром. Самый лучший. Два по сто грамм.

– А кушать?

– Жульен. И пепси, Наташка, мне принеси!

Живописец также пожелал ром. Он был подан тотчас. Спросив Наташку, как ей живётся с новым её любовником, звонко чокнулись за удачу.

– Так что за женщина тебе мой портрет заказала? – спросила Рита, запив пиратское пойло колой.

Художник хитро утёр усы.

– Я даже не знаю.

– Как так – не знаешь? Ты обещал мне всё объяснить подробнейшим образом! Сейчас встану и пойду к Роберту.

– Объясняю самым наиподробнейшим образом, как всё было. Вчера подваливает к нам баба – очень красивая, нереально. Но шизанутая. На ней были очки без стёкол. Но на Арбате кого ведь только не встретишь, чего уж тут удивляться! Короче, трётся и трётся около нас, глядит, как работаем, задаёт разные вопросы. Достала хуже ментов! И начал я замечать, что она всё чаще ко мне вертается, да стоит около меня особенно долго. Ну, я не выдержал, говорю: "Шла бы ты отсюда, швабра обгрызанная! Терпеть не могу, когда мне мешают работать!" И тут она неожиданно затирает знаешь какую хрень? Мне, говорит, нужен портрет какой-нибудь проститутки, самой-самой отвязной! Ты, говорит, ведь наверняка таких знаешь!

– Ах ты, козёл! – возмутилась Рита, хлебнув ещё из бокала, – я – не отвязная проститутка, а очень даже разборчивая! Элитная! Я – гетера!

– Давалка ты подзаборная! Слушай дальше. Тут все ребята, конечно, стали орать – мол, я таких знаю, я таких знаю! И я сказал, что, конечно, знаю таких сотни полторы – ведь не первый год стою на Арбате, тут их как грязи. Эта безумная на меня уставилась сквозь очки, да и продолжает: я, говорит, хочу заглянуть проститутке в душу как можно глубже, до дна! Мне необходимо знать, что там происходит. Посему ты, говорит, должен нарисовать её глаза так, чтобы я смогла это сделать!

– А почему бы ей с проституткой просто не познакомиться? – удивилась Рита, – любая за сто зелёных вывернет душу перед ней так, что ей тошно станет!

– Так я примерно это же самое и спросил, вот этими же словами. А она знаешь, какой ответ мне даёт? Они, говорит, все лживые, я не получу реальной картины! А ты, как сильный художник, отлично знающий их, сумеешь подметить главное и отлично это изобразить. Твои, говорит, портреты – не просто точные до малейших нюансов, но и живые, я видела их пять штук. Они отвечают на все вопросы, и без единой капли вранья!

– И ты согласился?

– А почему я должен был отказаться? Она башляет триста гринов!

Рита издала ртом и носом какой-то кобылий звук – короткое выдыхаемое сопение под неимоверным напором.

– И что, задаток дала?

– Да нет, не дала. Но я ни одной секунды не сомневаюсь – она заплатит. Я ведь не первый год тут стою! И Роберт с Димоном – видела, как задёргались? А они ведь тоже не идиоты! Заплатит она, заплатит. Я про тебя ей коротко рассказал. Она аж запрыгала – то, что надо! Словом, тебе я отстегну сто, если согласишься позировать.

Принесли горячий жульен. Задумчиво переворошив его вилкой, Рита спросила:

– Когда она заберёт портрет?

– Сказала, на днях.

– На днях?

– Послушай, Ритуха! Я тебе дам сто долларов сразу. Устраивает тебя такой вариант?

Рита не нашла причин для отказа. Она попробовала жульен. Он ей не понравился. Опять выпили. Закурили.

– А что ещё ты можешь о ней сказать?

– Да что говорить? Повторюсь – красивая, даже очень. Одета странно, как будто всё – с чужого плеча, с чужой жопы. Волосы – светлые. Возраст – трудноопределяемый. Может, тридцать, а