Человек в Высоком Замке - Филип Киндред Дик

товар тщательнее нас самих», — подумал Фрэнк. Вещицы, отобранные для демонстрации, и в самом деле выглядели неплохо. Сколько труда ушло на удаление заусенцев, изъянов сварки, пятен, оставленных огнем… Ведь чтобы забраковать вещь, достаточно обнаружить небольшое пятнышко или царапину от напильника. «Мы не можем схалтурить даже в мелочах, — подумал Фрэнк. — Одно черное пятнышко на серебряном колье, замеченное продавцом — и все труды пойдут прахом».

Магазин Роберта Чилдэна стоял первым в их списке. Но туда мог идти только Эд; Фрэнка Чилдэн наверняка запомнил.

— В основном сбыт ляжет на тебя, — сказал Фрэнку Мак-Карти, но идти к Чилдэну согласился. Чтобы выглядеть солиднее, он купил добротный костюм, новый галстук и белую сорочку. Но от робости избавиться не мог.

— Наш товар — загляденье, — в сотый раз повторил он, но — черт его знает…

Большинство изделий имело абстрактную форму: свитая в спирали и петли проволока, произвольно застывший металл. Некоторые были тонкими и воздушными, как паутина, другие — по-варварски массивными. На бархатных лотках лежало не так много вещей, но создавалось впечатление большого разнообразия форм. «Вот бы нашелся магазин, где все это возьмут! — мечтал Фрэнк. — Если с Чилдэном ничего не получится, обойдем все лавки одну за другой. А если удача нам улыбнется, и вещи придутся покупателю по вкусу — нас завалят заказами на всю оставшуюся жизнь».

Эд и Фрэнк уложили обтянутые бархатом фанерки на дно изящной японской корзины.

«Если ничего не выйдет — продадим металлы, — решил Фрэнк. — Да и оборудование. Всех денег не вернем, но хотя бы часть.

Самое время обратиться к Оракулу. Спросить, чем закончится первая попытка Эда. Зря он так нервничает. Возможно, это дурной знак. Но что бы ни сказала «Книга Перемен», выбор уже сделан: мастерская открыта, украшения готовы».

— В общем, первым делом я наведаюсь к Чилдэну, — прервал его раздумья Мак-Карти. — Хотя с ним мы могли бы и повременить. Ну ладно, если он мне откажет, ты сходишь к двум другим. Ты ведь поедешь со мной, а? Подождешь в грузовике за углом?

Когда они садились в пикап, Фрэнк подумал: «Одному богу известно, какие из нас с Эдом торговцы. Чилдэну, конечно, можно что-нибудь продать, но для этого нужно произвести на него впечатление. Пустить пыль в глаза. Будь здесь Джулиана, она окрутила бы Чилдэна в полминуты. Она такая соблазнительная, бойкая на язык, а главное — она женщина». Закрыв глаза, Фрэнк попытался представить, как смотрелся бы на ее руке один из браслетов. Или большое колье. Да, было бы здорово, если бы Джулиана отправилась к Чилдэну с нашими вещичками. Ведь это женская бижутерия. Чилдэн просто упал бы в обморок при виде ее черных волос, бледной кожи, меланхоличного, скучающего взгляда и безупречной груди, чуть туже, чем следует, обтянутой джемпером, в вырезе которого поблескивает серебро…

Он представил ее так живо, будто они расстались вчера. Представил, как длинными сильными пальцами она берет безделушку и, запрокинув голову, любуется ею. У Джулианы хороший вкус.

«Больше всего ей подошли бы сережки, — размечтался он. Яркие, броские, из красной меди. Волосы лучше подстричь покороче или стянуть на затылке заколкой, чтобы видны были серьги и колье. А еще неплохо бы сделать для рекламы несколько ее фотоснимков. — У них с Эдом заходила речь о проспекте для рассылки в другие города и страны. — Она бы выглядела сногсшибательно… Интересно, если я ее разыщу и предложу с нами работать, она не откажется? Неважно, что она обо мне думает, мы же не будем лезть в личную жизнь друг друга. Только общие деловые интересы. Я даже не стану ее сам фотографировать — найдем профессионального фотографа. А что, наверное, ей бы моя затея пришлась по душе. Она всегда любила, чтобы на нее глазели и восхищались. Как дитя малое, которому всегда надо быть в центре внимания, — иначе как-то не по себе. Наверняка сейчас кто-то за ней приударяет. Говорит ей, какая она милашка. Какие у нее чудесные ноги и гладкий плоский живот…

— Что с тобой? — искоса взглянув на него, спросил Мак-Карти. — Нервничаешь?

— Нет, — ответил Фрэнк.

— Я не собираюсь стоять там дурак дураком, — сказал Мак-Карти. — У меня есть кое-какие мыслишки. Не думай, я вовсе не боюсь. Да, я не люблю рядиться под джентльмена, и мне немного не по себе. Но это пустяки. Я все равно пойду и продам наш товар этому хлыщу.

«Дай-то Бог», — подумал Фрэнк.

— Черт возьми, если б ты мог пойти к Чилдэну, как в тот раз, и снова прикинуться поверенным японского адмирала, которому нужна бижутерия… Ведь у нас отменные вещицы, верно? Оригинальной формы, самодельные…

— Не самодельные, а ручной работы, — поправил Фрэнк.

— Ну да, ручной работы. Так вот, я не отстану от Чилдэна, пока он не получит полное удовольствие за свои денежки. Дурак он будет, если откажется, вот что я тебе скажу. Где еще делают такую бижутерию, как у нас? Да я как представлю, что он посмотрит и не купит, — у меня кулаки чешутся…

— Не забудь ему сказать, что это не покрытие. Латунные украшения целиком из латуни, медные — из меди.

— Ты уж дай мне самому решать, что говорить, — обиделся Мак-Карти, — Не волнуйся, молчать не буду.

«А я сделаю вот что, — подумал Фрэнк. — Отберу тайком от Эда одну-две побрякушки и пошлю Джулиане. Пусть знает, чем мы занимаемся. Пошлю по прежнему адресу, а на почте разберутся. Интересно, что она скажет, распечатав бандероль? Надо приложить записку — моя, мол, работа, а сам я — партнер в небольшом предприятии по производству бижутерии. Распалю ее воображение и намекну: если хочешь участвовать… Расскажу что-нибудь интересное о драгоценных камнях и металлах…»

— Кажется, здесь? — Мак-Карти притормозил. Они находились в деловом центре; по улице плотным потоком шли машины. — Пожалуй, пора искать стоянку.

— Еще пять кварталов, — сказал Фрэнк.

— У тебя найдется сигарета с марихуаной? — спросил Эд. — Надо бы малость успокоиться.

Фрэнк протянул ему пачку сигарет «Небесная музыка», к которым пристрастился в «Корпорации У-М».

«Да, наверняка она с кем-нибудь живет, — со вздохом сказал себе Фрэнк. — Спит с ним, как жена. Я ее знаю. Джулиана никак не может по-другому. С наступлением сумерек, когда на улице темно и холодно и все порядочные люди сидят