Знак с той стороны - Инна Бачинская

Шибаев кивнул, и садовник обрадованно побежал из комнаты. Хлопнула дверца буфета, звякнули стаканы, и хозяин снова появился на пороге. Теперь Шибаев мог рассмотреть его как следует. Тощий, жилистый, смуглый, лет сорока пяти. Длинные, до плеч, волосы, на садовника не похож, скорее, на пьяницу-художника.

– Какой табак ты куришь? – спросил вдруг Шибаев.

– Трубочный «Дублин», – не удивился Петр. – А ты?

– Не курю.

– А пьешь?

– В хорошей компании…

Петр разлил водку, взял свой стакан:

– За знакомство!

Они выпили и закусили яблоками.

– Уважаю яблоки, полезный для здоровья фрукт, – сказал Петр.

– Что ты делал в доме Ады Романовны? – спросил Шибаев.

– Так это ты был? – попытался удивиться садовник. – А ты что делал?

– Это был я. А ты думал кто?

– А что тут думать? Ворье, думал. Вот и врезал. Ты уж извини, друг.

– А почему не вызвал полицию?

Петр ухмыльнулся, и Шибаеву стало неловко за дурацкий вопрос.

– Там все равно брать уже нечего, – сказал Петр.

– Так что ты там делал? Привидение ловил? А ключ откуда?

Петр взглянул остро:

– Ключ… случайно получилось. Привидения? И ты туда же? Бабы все уши прожужжали про эти привидения! Насчет черепов допрашивали… Я говорю, были черепа, а они так и уставились, а Зойка, дурында, креститься стала! – Он засмеялся. – Это Тинка воду мутила, шутила вроде, а они верили!

– Почему ты думаешь, что Тинка шутила?

– А что, ты думаешь, привидения там шляются?

– Она слышала треск паркета и шаги.

– Кто тебе сказал такую… э-э-э… дурь? Она прикалывалась! Вообще, Тинка девушка с юмором!

– Была, – заметил Шибаев.

– Была? Что значит была? – насторожился Петр.

– Баулина убита три дня назад.

– Тинка убита?! – Петр привстал, уставившись на Шибаева. – Ты чего? Чего ты несешь? – Он упал обратно в раздолбанное кресло. – Ты… правда? Господи!

– Правда. Ты не знал?

– Откуда? Как же это? Уже нашли, кто?

– Нашли. Парень, с которым она встречалась.

– Как зовут?

– Виктор Косых. Знаком?

Петр покачал головой. Он побледнел, лицо его словно подсохло. Он все время облизывал губы и хмурился. Руки его совершали бессмысленные движения. Он все повторял:

– Господи, господи… Тинка!

– Ты с ней… – Шибаев запнулся, не умея найти слово поделикатнее. Он видел, как Петру плохо.

– Она приходила ко мне… Я старый огрызок, у меня все в прошлом… Она была как чудо, понимаешь? Я не верил, что она со мной… Она рассказывала про детство, про сына Ады Романовны, как они собирались пожениться. Она была как… не знаю, луч света! Я тут забурел, днями слова ни с кем не скажешь… Иногда Вика звала за стол, ужинать. Светку посылала, здесь у меня телефона нет. А потом вдруг Тинка объявилась… Ада ее к себе взяла жить в память о сыне. Мы с ней и двух слов не сказали, она меня на кухне заметила, уставилась своими глазищами… А Зойка возьми да скажи: а это наш ведьмак, все зелья знает, кого хошь приворожит и присушит, имей в виду! А то и вовсе изведет до смерти. А Тинка рот открыла, на меня смотрит, не знает, то ли верить, то ли нет. А я рожу зверскую сделал, нахмурился и кивнул… Я и подумать не мог, что она придет… Она пришла на другую ночь, я телик смотрел и водку пил. Слышу, царапается в дверь. Открываю, а она говорит: «Не прогонишь? А то одной уже во как достало!» И рукой по горлу резанула. Я посторонился, и она шмыг в комнату. Упала на диван, говорит: «Неси стакан! Не пить же в одиночку!» Платье у нее задралось, коленки наверху… У меня никого не было с тех самых пор, как своих похоронил, вроде как проклятье на себя наложил, хотя были желающие… А тут меня прямо затрясло всего, глаз отвесть не могу от ее коленей… Принес стакан, налил. Выпили мы. Она смотрит на меня своими глазищами шальными, а у меня внутри все переворачивается… Она кофточку стаскивает… Я уже и забыл, как женщина выглядит раздетая… А она смотрит, губы языком облизывает, смеется, дразнит, юбку кверху тянет… тут я совсем голову потерял! Бросился к ней, а она вцепилась в меня, шепчет-приговаривает: «Ах ты, ведьмак старый! Приворожил меня, притянул к себе…»

Петр заплакал, закрыв лицо руками. Шибаев разлил водку, протянул ему стакан, тронул за плечо.

Тоже любовь…

– Ты хорошо знал Руданского? – спросил он погодя.

– Совсем не знал. Слышал, что бросил беременную жену… Разве это мужик? Я его не уважал. Потянулся за сладким куском, да он ему вылез боком. Ада его уничтожила. Она была та еще стерва, но боец! Не было в ней подлости, понимаешь? Я ей по гроб жизни обязан… Хотя не знаю, иногда думаю, лучше б она меня оставила в покое…

– Ты давно ее знал?

– Лет семь, она закупала у меня зелень и овощи, у меня было хозяйство в пригороде. Я агроном… Жена была, сын Павлик, одиннадцать лет… Погибли оба сразу, столкнулись с рефрижератором… Я был за рулем. Мне ничего, а их насмерть. Я и запил, хозяйство пошло прахом… Ада купила бизнес, хотела меня генеральным поставить, но я никакой был. Она рукой и махнула на меня. А через год я пришел к ней наниматься, хоть куда, хоть двор мести… Пропадал совсем. Она взяла садовником. Зарплата какая-никакая, отдельный дом, сад и сам себе хозяин. Мне никто не нужен, возился с цветами, сирень закупил персидскую, редкий сорт, жасмин высадил, акации… Мне с кустами и деревьями самое то, а людей не люблю. Трудно мне с ними, ворчат, жалуются, гадости творят… Не понимают, что Бога надо благодарить, что живы-здоровы. Вот и Руданский, говорили, жену бросил. Ада, конечно, тоже виновата, но ведь не силком же она его в койку тащила! Сам пошел, рассчитал, что выгоднее, и пошел. Тьфу! Не понимаю я таких! Беременную женку бросить… Это ж какую подлую душу надо иметь!

Он замолчал. Смотрел в стол, и Шибаеву казалось, он видит, как в голове Петра ворочаются тяжелые, точно булыжники, мысли. У него имелись вопросы к Петру, но время было неподходящее. Оба молчали. Пауза затягивалась.

– А потом вдруг Тинка объявилась… – опять заговорил Петр. – Ада ее к себе взяла в память о сыне. Я иногда приходил к ним ужинать, для компании, а Зойка говорит: «А ты знаешь, Тина, Петр – настоящий ведьмак, в травах понимает, все привороты знает». А Тинка на меня глазками луп, не знает, то ли верить, то ли нет. Сидело в ней какое-то детство, хотя жизнь ее побила сильно. Я и подумать не мог, что она придет… А она пришла, слышу, царапается в дверь. И говорит: «Не прогонишь?» Я посторонился, и она шмыг в комнату. Упала на диван, говорит: «Неси стакан! Выпьем вместе!» Ну, принес я стакан, налил. Выпили мы. Она смотрит на меня своими глазищами шальными, а у меня внутри все переворачивается… Красивая, молодая, свежая… Тут я совсем голову потерял! Бросился к ней, а она обняла меня да шепчет-приговаривает всякие слова, а у меня голова кругом…

– Как, по-твоему, если бы Руданский нашел первого сына, он бы ушел от Ады? – спросил Шибаев после паузы.

– Не ушел бы, – не сразу ответил Петр. – Не решился бы. Может, помогал бы втихаря, да и то… – Он замолчал и задумался.

– Что?

– Побоялся бы, он слабый был. Хотя человек под старость многое пересматривает в своей жизни и перестает бояться. Не всякий, правда. Знаешь, я думал, моя жизнь кончилась, а тут влюбился, как мальчишка. Так что никто про себя не знает, на что способен. Читаешь жизнь, как книгу, не знаешь, что завтра будет, на другой странице. Лотерея!

– А дальше что? – Вопрос был излишний, не его это дело, но история Петра и Тинки зацепила Шибаева за живое. Что дальше? Столкнуло двух, таких разных… И что дальше?

– Что дальше? Никто не знает. Говорю же. Человек предполагает, а бог располагает. Она ушла бы от меня… Молодая, куда я ей? Она была молодая не только телом, головой тоже, ничего не боялась, все планы пацанские строила, ждала, что Ада денег даст. Я ей сразу сказал: не жди, Ада не даст, а она мне: «Она мне обещала! Я свое возьму!» Дурная была… – Он вздохнул. – Веселая… Смеется, шутит, хохочет. Как солнышко в пасмурный день. Кто ж это ее не пожалел? Она встречалась с одним, женатый он, говорила, все между ними кончено. Неужели он?

– Ты ей звонил?

– Да у меня даже ее телефона нет, зачем? Я не знал, что она сбежала после смерти Ады. Света сказала, горничная. Утром пришел автобус, на кладбище ехать, а Тинки нет. Я Светку спрашиваю: а чего это твоей подружки не видно? Она мне и выложила, что Тинка сбежала, вчера еще. Я подумал тогда: вишь как, ни словечка не сказала, не попрощалась даже. А телефона ее у меня никогда не было. Зачем? У меня и мобильника нет, некому звонить. Отзвонился.

Они помолчали.

– Так что же ты в доме искал? – спросил Шибаев.

– Вика и Зойка уехали днем, бегали, барахло паковали. Богданов не мелочился, разрешил забрать. Одобряю, им нужнее. Света еще раньше ушла. А меня такая тоска взяла, не передать. Дай, думаю, схожу, посмотрю в последний раз. Хотел в Тинкину комнату зайти… Я ж там никогда не был, посмотреть, где она жила, может, осталось чего, думал. Знал, что на втором этаже, она рассказывала. Поднялся и вдруг слышу шум снизу и шаги… Я думал, меня трудно испугать, а тогда, поверишь, холодным потом так и окатило. Притаился наверху около лестницы, стою, жду, в руках кусок трубы… С собой захватил на всякий случай. Ну и вкатил… Уж извини, браток. Ты покатился, с таким грохотом, стуком, и внизу растянулся… Я подумал, убил, аж ноги подкосились. Спустился, стал перед тобой на колени, прислушался… И отлегло: дышишь! Я ходу оттуда!