Знак с той стороны - Инна Бачинская

– Она одна?

Вопрос вылетел невольно, Шибаев не собирался спрашивать ни о чем подобном, а потом если Галина Николаевна собиралась подняться сварить кофе, то ежу ясно, что никого, кроме Яны, там нет. Уж на все руки специалист Дрючин как-нибудь управился бы с кофе. Вопрос свидетельствовал об обиде и ожидании новых пакостей от бывшего друга Дрючина.

– Яночка одна, Алик побежал в аптеку, там доктор написал целый список, чего надо.

Шибаев взлетел по ступенькам, рванул дверь. Яна лежала на диване, укрытая пледом. Шибаев опустился на пол у дивана, прижался лицом к ее руке.

– Саша, откуда ты взялся? – обрадовалась она. – Ты уже вернулся?

– Вернулся. Как ты?

– Хорошо! У тебя все в порядке? Алик говорил, какие-то проблемы…

Алик говорил! Шибаев готов был зарычать от негодования, но только и сказал:

– В порядке. Проблемы есть, но решаемые. Сейчас главное ты. Галина Николаевна сказала, ты хочешь кофе.

– Хочу!

– Может, яичницу? Тебе надо кушать, вон зеленая какая!

– Зеленая? Правда? Я всегда была сиреневая…

Шибаев рассмеялся – у нее было необычное чувство юмора.

– Лучше свари яйцо, всмятку. Умеешь? Алик сказал, ты совсем не умеешь готовить.

– А что он еще сказал?

– Он рассказывал, как вы вместе расследуете разные преступления и у вас очень опасная работа, что он мозговой центр, а ты практик.

Практик – понимай, второй номер. Дрючин планирует, он, Шибаев, говорит «есть!» и бежит исполнять.

– Так и сказал? – преувеличенно удивился Шибаев. – Так все наши секреты и выложил?

Яна рассмеялась.

– Я никому не скажу, честное слово!

– Смотри мне. Что-то он зачастил к тебе, не находишь?

– Ты ревнуешь?

– Ревную, конечно. Алик не рассказывал, какой я ревнивый?

– Не рассказывал! Он вообще все больше стихи читает.

– Стихи… – проворчал Шибаев. – У вас, девушек, одни стихи на уме. О любви стихи?

Ответить Яна не успела. В дверь постучали, и, не дожидаясь разрешения войти, в гостиную влетел Алик Дрючин с сумками и букетом красных роз. При виде Шибаева он застыл с выпученными глазами. Шибаев чертыхнулся.

– Алик! Заходи, – прощебетала Яна. – Саша вернулся, и мы как раз говорили о тебе.

– Ага, Дрючин, я вернулся, и мы тут о тебе говорили, – подтвердил Шибаев. – Садись, в ногах правды нет. А я пойду кофе варить. Будешь?

Алик неуверенно кивнул, и Шибаев представил себе напуганного кролика, прижавшего уши.

– Варить яйца ты бы мне не доверил, а кофе я могу, правда? Кофе любой дурак сможет, да, Дрючин? Заходи, садись, чего стоишь как неродной? Это что? Продукты? Молоток! Давай! – Он протянул руку, и оторопевший Алик сунул ему сумки.

Театр абсурда продолжался. Шибаев принес на подносе три чашки кофе, строго попенял Алику за то, что он не убрал с журнального столика всякое барахло вроде пульта, детектива в пестрой обложке и пачки салфеток, и послал на кухню за сахарницей и сливками. Алик не посмел ослушаться и нехотя поднялся, метнув в Шибаева ревнивый взгляд.

Потом они пили кофе, Алик молчал, Шибаев разливался о погоде и лыжной вылазке в Еловицу – как только выпадет снег, так сразу. Хочешь с нами, спрашивал он Алика, прекрасно зная, что тот терпеть не может лыж, так как когда-то заблудился в лесу, целый день не мог найти тропу и испугался, по его собственному выражению, «до зеленых соплей». Кроме того, он вечно мерзнет. А мы с Яночкой собираемся, бил и колол Алика Шибаев, там такие ели и сосны, а воздух, а сугробы, а лесной ручей! Я, ребята, обязательно покажу вам лесной ручей, о нем мало кто знает, он даже в морозы не застывает, журчит себе и журчит…

Оклемавшийся Алик, глядя на Шибаева волком, сомневался, что Яночке уже можно на лыжах, лучше повременить, а пока неторопливые прогулки в парке, там тоже свежий воздух, и не так холодно, легкие надо беречь. И еще он, Алик, заказал специальные укрепляющие иммунитет женьшеневые чаи у знакомого китайца… Твоего клиента, тепло интересовался Шибаев, тебя уже и в Китае знают? Хорошего адвоката знают везде, отвечал значительно Алик. У нас тут целый квартал китайских целителей, его, Алика, знакомый проходил курс иглотерапии, так он рассказывал, что сначала китаец втыкает по всему телу иголки – в нервные узлы, а потом пускает по ним ток, и каждые десять минут добавляет напряжение, и все это в темноте, под китайскую музыку. А что он лечил, твой знакомый? – спрашивал участливо Шибаев. Нервы, нервы он лечил, отвечал Алик. Нервы – это хорошо, никому не помешает полечить нервы, кивал Шибаев. А синяки и ушибы он не лечит? Или переломы? Иголками и китайской музыкой в темноте? Кто думает головой, тому ушибы не страшны, сила всегда проигрывает интеллекту, высокомерно заявлял Алик. Ой, не скажи, осаждал его Шибаев, еще как не проигрывает! Хочешь, попробуем? Адрес китайца есть? Держи под рукой на всякий случай.

И так далее, и тому подобное. Яна была странно молчалива, оживление ее испарилось, чего не замечал ни тот, ни другой, увлеченные словесной дуэлью, разя друг друга намеками, обиняками и скрытыми угрозами. Наконец Шибаев заметил, что девушка лежит с закрытыми глазами, и заткнулся. Приложил палец к губам и выразительно посмотрел на Алика. Тот замолчал на полуслове. Некоторое время оба смотрели на спящую Яну, потом Шибаев сказал:

– Вставай, лирик!

Они попрощались с Галиной Николаевной, пообещали приходить и вывалились на улицу.

– Чего ты добиваешься? – спросил Шибаев, придержав за рукав Алика, который собирался удрать.

– Не понимаю, о чем ты, – ответил адвокат, уворачиваясь от шибаевской руки.

– Прекрасно ты все понимаешь! А Жанне зачем звонил? Ты ей позвонил, и в тот же вечер на Яну напали.

Шибаев не знал, когда именно Алик звонил Жанне, но рассудил, что адвокату неизвестно время нападения.

– Что?! – Алик от изумления даже перестал трепыхаться в сильных шибаевских руках. – Ты хочешь сказать, что это Жанна? Ты с ума сошел!

– Не я сошел, а ты, Дрючин! Врешь, путаешься в показаниях, доносишь… Не стыдно? Не знаю, Жанна или не Жанна, а только вот такое интересное совпадение получилось. Делай выводы сам. Какого черта ты ей позвонил? На что ты рассчитывал? У нас с ней все! Понял?

– Ты ей не подходишь! – выкрикнул Алик. – Вы очень разные! Ничего у вас не будет! Яна… другая!

– А у тебя будет?

– У тебя баб навалом, тебе все равно с кем!

– Фу, как грубо, Дрючин! Баб навалом… Можно подумать, это я всю дорогу женюсь, как последний идиот.

– Потому что я честный человек! А ты не женишься и бросаешь! Кидаешь! Жанну бросил!

Это было нечестно, это был удар ниже пояса.

– Ну, все, Дрючин, ты меня достал! – рявкнул Шибаев. – Ты думаешь, тебе светит?

– А что, тебе одному всегда светит? – нахально парировал адвокат.

Шибаев, недолго думая, схватил адвоката за грудки; тот замахал руками перед физиономией Шибаева, его меховый картуз упал на тротуар, и Алик наступил на него. Шибаев опомнился, тем более вокруг уже собралась небольшая группка праздного люда в ожидании бесплатного зрелища, и оттолкнул Алика. Они стояли, тяжело дыша, с ненавистью глядя друг на друга.

– Ты думаешь, она уснула? – вдруг спросил Алик, стряхивая с себя руки Шибаева.

– Не думаю, – не сразу ответил Шибаев. – Она хотела, чтобы мы убрались.

– Именно! Это из-за тебя!

– Заберешь свои шмотки, и чтоб я тебя больше не видел! – заорал Шибаев. – Здесь тоже! – Он ткнул рукой в витрину фотостудии.

– Видал я тебя! – дерзко ответил адвокат и побежал прочь.

Шибаев долгий миг смотрел ему вслед, а потом зашагал в обратную сторону. Он испытывал острое недовольство собой из-за свары с адвокатом, ему было стыдно перед Яной… Получается, он так пытался вставить фитиля этому придурку, что совершенно о ней забыл. Они оба, пытаясь вставить друг другу фитиля, напрочь о ней забыли. Он вспомнил взгляды толпы… Черт! Замедлил шаг, прикидывая, не вернуться ли, но не посмел, а кроме того, вдруг и правда уснула?

Дурацкая ситуация. Просто идиотская. Дрючин окончательно слетел с катушек или действительно влюбился, и вся прекрасная мужская дружба псу под хвост. А он, Шибаев, что чувствует к Яне? То же, что чувствовал ко всем своим женщинам, – взрыв, страсть, готовность лететь навстречу пуле? Готовность подохнуть? Драться, настаивая на своем? Бывало и такое…

Нет, скорее, жалость. То, что он испытывал к Инге, не сразу, а потом уже, рассматривая ее тонкие запястья, острые коленки, ловя виноватый убегающий взгляд…

Он вдруг понял, что Инга и Яна похожи своей беззащитностью, одиночеством, желанием вьюнка уцепиться за сильную ветку дерева, неосознанным, скорее всего. Он принимал их тонкость и хрупкость и чувствовал страх, что все вдруг оборвется. Страх и тревогу…

Откуда страх? Откуда тревога? Этого он не знал. Но внутри что-то царапало, словно трепыхалась небольшая птичка вроде колибри с колючим тонким клювом, цепляла острыми коготками, причиняя боль, и объяснения этому у него не было…