Знак с той стороны - Инна Бачинская

И Алик принялся рассказывать о нарытом суеверии. Он раскраснелся и не сводил с девушки взгляда, а в голосе его появились «танцующие» модуляции.

«Твердолобы»? Это кто, интересно, твердолобый? Ну, Дрючин, договоришься ты у меня, обиделся Шибаев. Он представил себе Алика в виде нахального павлина, трясущего хвостом, с выпученными глазами на дурной маленькой головенке, и спросил себя: а не ревность ли это? Мысль была сама по себе абсурдна! Ревновать к Алику… Даже не смешно. Принесла же нелегкая… на помеле, не иначе! Он переводил взгляд с оживленного лица девушки на нахальную рожу размахивающего руками адвоката и мысленно загибал пальцы: раз! Два! Три! Ну, Дрючин, погоди! И настроение у него стремительно сползало вниз…

Глава 27

Раздумья. Жанна

Здесь воспоминаний стая,Добрых и плохих,Здесь и призраков хватает,И еще живых…

Шибаев шел из больницы… Они ушли вместе, вернее, их попросили уйти – мертвый час, а они шумят. На улице Алик, не глядя ему в глаза, торопливо попрощался и сбежал, сделав вид, что страшно спешит на встречу с клиентом. А Шибаев, не торопясь, направился в «Детинец» выпить кофе и скоротать пару часов до шести вечера. В шесть заканчивался рабочий день у Жанны, и Шибаев хотел задать ей пару вопросов. Ему не хотелось ее видеть, но тянуть дальше не имело смысла. Поговорить с ней все равно придется. И задать вопросы тоже придется.

Он отхлебывал кофе и чертил на салфетке кривые геометрические фигуры. Поиски Руданского-младшего продвигались в русле, еще пару дней, если повезет, и можно отчитаться о проделанной работе и получить заслуженный гонорар. Если отделить от последних событий линию пропавшего сына, то все путем, вопросов нет. А если не отделять, то вопросы появлялись.

Внезапная смерть Ады Романовны – раз. Скрип паркета в коридоре ночью, музыкальная шкатулка, которая вдруг включалась, свежие царапины на механизме. Убийство Тины Баулиной – два. Тины, которая верила или не верила в привидения. Скорее, не верила, так как выскакивала и пыталась поймать. Правда, после бутылки коньяку. Кто, спрашивается, в здравом уме и трезвой памяти будет ловить по ночам привидение? Наоборот, еще и двери запрут, и с головой под одеяло залезут.

Неизвестный в доме, который спустил с лестницы его, Шибаева, – три. Сюда можно добавить необычную болтливость обычно смурного капитана Астахова с фирменным неприятным взглядом, который, неизвестно с какого перепуга, взял и сообщил ему, Шибаеву, что убийца Тины задержан. Оставив того в приятном недоумении.

А неожиданное признание Богданова, что он и Руданский много лет обирали Аду Романовну? Четыре и пять. Пять вопросов. Навскидку. Если покопаться, вылезут и другие. Правда, если не соваться в теорию заговора, как говорит Дрючин… Тьфу! Ну, Дрючин, погоди! Шибаев с силой ткнул ручкой в салфетку и проделал в ней дырку. Если не соваться в теорию заговора, на все вопросы можно найти ответы, просто надо быть проще и не искать приключений себе на… пятую точку.

Например.

Вопрос: царапины на барабане музыкальной шкатулки? Ответ: Ада Романовна пыталась запустить механизм, ковырялась там ножницами… Вспомнила мужа, и накатило настроение. Может такое быть? Вполне.

Вопрос: а ее внезапная смерть? Ответ: не было внезапной смерти. Ада Романовна умирала… Месяцем раньше, месяцем позже – не суть. Никто не стал бы брать грех на душу, не имеет смысла.

Вопрос: как насчет убийства Тины? Оно тут каким боком? Ответ: никаким. Случайность. Девушка вела опасный образ жизни, водилась с бездельниками всех мастей, кроме того, пила. А привидений не бывает.

И так далее, и тому подобное.

Тут скорее интересен главный вопрос: стоит ли ему, Шибаеву, туда соваться? Искать черную кошку в темной комнате… или как там говорят умные люди? У него есть задача, он ее успешно решает, и какого черта нарушать баланс?

В начале седьмого он подошел к дому Жанны. Окна ее квартиры уже светились. Он постоял, рассматривая розовые пятна света и пытаясь уговорить себя, что должен увидеться с Жанной и узнать, что она задумала. Жанна – девушка горячая, она и нож в сумке носила, и обидчика выслеживала… С нее станется. Что именно станется, Шибаев точно не знал, но чувствовал, что должен вывести ее из игры. Они были близки, встречались, строили планы на будущее… А теперь все. Амба. Как в море корабли. И нечего звонить, подстерегать под домом, звать и плакать… Тут ему пришло в голову, что подстерегает под домом как раз он, а не Жанна. Шибаев зло сплюнул и направился к подъезду.

Он чувствовал, что Жанна рассматривает его в глазок, и вспоминал, как полтора года назад, приплясывая от нетерпения, давил на звонок, и она торопливо пробегала по коридору и распахивала дверь. В черном кружевном халатике, босая… Он влетал внутрь, совал под тумбочку сумку из «Магнолии» с ананасом, коньяком и конфетами, хватал ее на руки… Жанна смеялась, обнимала его за шею, дрыгала ногами, он впивался в ее смеющийся рот и, уворачиваясь от стен и мебели, мчался в спальню…

Господи, как он ее хотел! Голова шла кругом, в глазах меркло, и стучало в висках… Еще на лестнице… Да что там на лестнице! Даже при виде ее окон…

Сейчас он стоял под ее дверью, хмурый, недовольный, прикидывая, что и как сказать и как отвечать на ее вопросы. Дурацкая ситуация. Так проходит слава земная, как любит говорить эрудированный Алик. Так проходит все. Любовь, интерес, страсть… Почему, по-актерски вопрошает Алик, мня себя на сцене. Куда она девается, химия эта? Ведь выпадает же кому-то счастье – любовь до гроба, качает головой Алик. Брехня, отвечает Шибаев, не бывает до гроба. У тебя вон галстук каждый день новый и костюмчик, а тут до гроба! Как ты можешь, кричит Алик, вздымая руки к потолку. То галстук, а то любовь! А чего же ты тогда всю дорогу женишься? Я шут, я циркач, говорит позер Алик, я неудачник в любви. А вообще, как говорили древние, вариацио делектат[4]. Что в переводе значит: разнообразие радует. Вот видишь, даже древние понимали, говорит Шибаев. Ты циник! – заявляет Алик. А ты многоженец, парирует Шибаев.

В один прекрасный день Жанна сказала ему, что возвращается к мужу. Как же, как же… Одного круга, да и одиннадцать лет брака коту под хвост не кинешь. Ах, такая пара – все восхищались, так много общего, как сказала ее мама, попросив оставить дочку в покое. Короче, «в одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань…». Жанна тогда уверяла, что никогда не простит измены мужа, ни за что на свете, лучше смерть, а в один прекрасный день сказала ему, Шибаеву…

Дверь распахнулась, и Жанна уставилась на Шибаева своими выпуклыми зеленоватыми глазами. Жабьими…

«У нее жабьи глаза, – сказал однажды Алик. – Никогда не думал, что это может быть красиво…»

На долгий миг они сцепились взглядами. Потом Жанна молча посторонилась, и Шибаев также молча вошел.

Он уселся на «свое» место – в угол дивана. Раньше он подгребал под себя подушки, располагаясь как дома, а она звенела на кухне чашками – готовила бутерброды и кофе…

Жанна опустилась в кресло напротив.

Шибаев не придумал ничего лучшего, как спросить:

– Как живешь?

– Нормально, – пожала плечами Жанна. – А ты?

– Нормально.

– Ты с кем-то встречаешься? – пошла она в атаку.

– Да. Ты же знаешь.

– Знаю. Мне позвонил Алик… Это серьезно?

Алик?! Такой подлости от сожителя Шибаев не ожидал и на миг растерялся. Ну, Дрючин, предательская твоя морда, погоди!

– Это серьезно, – сказал он после паузы. – Жанна, зачем тебе это?

– Что именно?

– Подглядывать, выслеживать… Зачем? Ты сильная, умная…

– Ага, я сильная, она слабая, и без тебя ей никак, да? – В ее голосе зазвенели близкие слезы. – Ты это хочешь сказать?

– У тебя есть муж! – Шибаев стал терять терпение.

– Я ушла от мужа к тебе, забыл?

– Ты ушла от мужа? Насколько я помню, это он ушел от тебя. А ко мне ты пришла, потому что тебе понадобилась помощь. «Как пришла, так и ушла», – хотел добавить он, но решил не усугублять.

– Я могла вернуться к нему, если бы не ты! – выкрикнула Жанна.

Логика, однако.

– Ты и вернулась, о чем сообщила мне полгода назад, помнишь?

– Если бы я вернулась к нему раньше, у нас бы получилось!

– Если бы… Сейчас все, Жанна. Все! Не мучай ни себя, ни меня. Переступи и иди дальше.

Шибаев не узнавал себя: больше всего ему хотелось схватить ее за руку, причинить боль, сказать: «Если ты посмеешь еще хоть раз к ней подойти… имей в виду!» Но он понимал, что лучше действовать миром. Она раздражала его своей дурацкой вывернутой логикой, и в то же время ему было ее жаль. И еще поднималось чувство скуки и ненужности… Вот уж воистину так проходит слава земная! Жанна теперешняя ничуть не напоминала Жанну прежнюю, ту, которую он знал, – жесткую, решительную, не умеющую прогибаться и просить… Сейчас перед ним сидела вздорная женщина, настроенная на скандал.