Знак с той стороны - Инна Бачинская

– Что ты в ней нашел? Она же не в твоем вкусе! Никакая! И ущербная! Никогда не знала, что тебе нравятся калеки! Извращенец!

Она сумела больно ударить и слова подобрала сильные.

Он поднялся с дивана, шагнул к ней, схватил за руку и сжал. Жанна попыталась вырваться и вскрикнула:

– Пусти! Больно!

– Если ты еще раз мне попадешься… убью! – произнес он, чеканя слог. Лицо его стало страшным. Отшвырнув прочь ее руку, он шагнул из гостиной.

Вот и все. История любви…

…Шел дождь; потоки ледяной воды низвергались с темных небес. Он поднял воротник и сунул руки в карманы плаща. Двигался вперед, едва сознавая, куда идет, не видя ничего вокруг, лишь мельком воспринимая бесконечную разноцветную реку автомобильных огней. В глубине сознания он понимал, что его бешенство, слегка наигранное и пафосное, не что иное, как щит, заслоняющий от страшной мысли, что Жанна могла пойти на убийство…

Глава 28

Разговоры в сторожке

В самом безрадостном настроении добрался Шибаев до родного дома. Еще и вымок изрядно. Алика не было, и Шибаев понял, что адвокат сегодня не придет. Он почувствовал себя брошенным и преданным. Сбросив мокрый плащ, распялил его на вешалке и в одних носках пошел на кухню. Кухня была пуста. На столе дремал Шпана. Шибаев щелкнул по твердой кошачьей башке, кот и ухом не повел. Шибаев достал из холодильника бутылку водки, налил полную чашку, залпом выпил. Часы – жестяная кукушка – плоско и хрипло прокуковали раз, другой, третий… Десять.

Он упал на табурет и задумался. Мелькнула невнятная мысль, что неплохо бы заесть водку каким-нибудь куском, но подниматься было лень. Он налил вторую дозу, выпил. В голове зашумело, буфет потерял четкие очертания и слегка покачнулся. Шибаев представил, как он падает и вся посуда с грохотом обрушивается на пол, и рассмеялся. Шпана открыл один глаз и внимательно посмотрел на хозяина.

– Чего смотришь? – спросил Шибаев. – Не узнал? Жрать хочешь?

Он поднялся, подошел к холодильнику, дернул дверцу. Шпана сипло мяукнул и спрыгнул со стола. Ткнулся головой в колено Шибаеву. Тот развернул пакет с сосисками, оторвал одну, протянул Шпане. Кот прижал уши, вцепился в сосиску зубами и заурчал.

– Шпана и есть шпана, – глубокомысленно заметил Шибаев. – Молоко будешь?

Он налил в кошачью миску молока. Добавил себе в чашку водки, отпил. Пить больше не хотелось, и он подумал, что ему не хватает Алика, к которому он, оказывается, привык как к неизбежному злу. Тем более сейчас ему хотелось сказать этому… этому… ботану все, что он о нем думает. Интриган хренов! Ишь ты, чего затеял за его спиной, в морду дать за женщину слабо, так он втихаря, засранец! Ну, Дрючин, погоди! Все тебе припомнится, и больница с розами, и Жанна… Подсуетился, надо же! Ему, Шибаеву, и в голову бы не пришло, что адвокат способен на такую подлянку! Он вдруг рассмеялся, вспомнив шкодливую рожу адвоката при виде его, Шибаева… Как он забегал глазками, как чуть ли не сунул цветочки за спину…

Он вдруг подумал, что Алик сейчас у Яны, и невольно сжал кулаки. Взглянул на часы, была уже половина одиннадцатого. Фиг бы адвокату разрешили остаться, а прятаться под кроватями или в коридоре, пережидая, пока уйдет с поста дежурная сестричка, Алик не способен, потому что трус и соплежуй. Он снова рассмеялся – никак соперники! Потянулся за мобильным телефоном, собираясь позвонить адвокату и сказать, чтобы тот прекратил шизовать и шел домой, но рука застыла на полпути. Он вспомнил, что адвокат настучал Жанне про Яну и даже рассказал, что она не слышит. Сволочь! На что, интересно, он рассчитывал? Что Жанна закатит Яне скандал и та бросит его, Шибаева? И это друг называется? Шелупонь!

Шибаев вскочил, побежал в прихожую, сорвал с вешалки куртку. Пошарил рукой на полке, достал кепку и выскочил из квартиры, сильно хлопнув дверью. Спустя минуту он уже выбегал из подъезда в холодную, сырую ночь.

Дождь уже прекратился, но поднялся ветер. Шибаев летел по безлюдным улицам, иногда останавливаясь, соображая, куда лучше свернуть. Ветер крепчал, в проулках свистели сквозняки, и ему приходилось поворачиваться к ветру спиной и передвигаться боком, по-крабьи. Погода была отвратительная; одно хорошо: хмель выветрился мгновенно, и Шибаев мысленно выстраивал допрос некоего персонажа, до которого в суете у него не дошли руки. Уже некоторое время чесались, но не дошли. Конечно, ночь не лучшее время… стоп! Почему не лучшее? Кто сказал, что не лучшее? Именно, что лучшее! Ничто так не взбадривает обывателя, как ночные телефонные звонки или стук в дверь в полночь. Последнее даже предпочтительнее.

Ему удалось поймать частника, хмуроватого здоровенного мужика на видавшем виде черном «Форде». Тот с визгом притормозил, окинул Шибаева неприветливым взглядом и буркнул: «Садись!»

…Шибаев расплатился и вышел за квартал от дома Ады Романовны. Направился к воротам, стараясь держаться в тени высокого забора. Улица была освещена, здесь жили небедные люди. Калитка оказалась закрыта, и Шибаев изо всех сил приложил по ней кулаком, прикидывая, что делать дальше. Калитка нехотя подалась, и он проскользнул во двор. Дом возвышался впереди темной громадой. Он двинулся в обход, смутно припоминая, как домоправительница Вика сказала, что садовник Петр Заброда живет в сторожке за домом, и махнула рукой куда-то вдаль. Он шел вокруг дома, стараясь ступать бесшумно и надеясь, что у садовника нет собаки. Это была излишняя предосторожность, ветер здесь был сильнее, чем в городе, а собаки, похоже, не было, во всяком случае, в прошлый визит она ничем себя не обнаружила. Сторожку он увидел сразу, как завернул за угол: маленький домик под черепичной крышей, фонарь над дверью и единственное светящееся окно. Шибаев постоял за кустом, пытаясь рассмотреть комнату через полупрозрачную занавеску. Ему удалось различить движение и мелькание разноцветных пятен – хозяин смотрел телевизор. Он не знал, женат ли садовник или живет один. Не догадался спросить, так как персонаж этот его не заинтересовал – работает всего несколько лет, ничего о первой семье Руданского не знает. Что еще сказала Вика? Пьет, но садовник дельный.

Чем больше Шибаев раздумывал о человеке, напавшем на него в доме Ады Романовны, тем больше ему хотелось посмотреть на садовника и задать ему пару вопросов. На всякий случай, хотя к делу о пропавшем сыне его ночные приключения не имели ни малейшего отношения. Раз окно светится, значит, Петр все еще здесь. Возможно, садовник перейдет по наследству к следующему хозяину.

Он приблизился к дому, ступил на ступеньки крыльца, сделал шаг, другой. Можно было не осторожничать, он собирался всего-навсего позвонить, а не взламывать дверь и не врываться в дом. Привычка, должно быть, сработала. Он протянул руку к белевшей кнопке звонка и… обостренным восприятием почувствовал рядом присутствие человека – запах и едва слышное дыхание! Легкий запашок табака и сипловатое дыхание курильщика. Шибаев метнулся в сторону, с силой выбросил кулак и ударил. Он не ошибся и не промахнулся – человек, стоявший сзади, охнул и согнулся пополам. Тут же послышался отборный мат. Шибаев схватил неудачного нападающего за шиворот и хорошенько тряхнул.

– Пусти! Что ж ты, сука… Пусти! – заорал мужик. В руке он держал обломок трубы.

– Ты Петр? – спросил Шибаев.

– А ты кто? – Мужик с изумлением всматривался ему в лицо.

– А ты бы спросил сначала, а потом лез в драку!

– Откуда я знаю кто! Ночь на дворе, а ты… Чего надо?

– Поговорить надо. Может, впустишь?

Мужик раздумывал, разглядывая Шибаева. Потом сказал:

– Ты сына Руданского ищешь? Я тебя видел. Извини, браток, не ожидал тебя.

– А кого ожидал? – спросил Шибаев.

– Кого, кого… Дом пустой, все съехали, мало ли что кому втемяшится? Я тебя из кухни заметил, ах ты, думаю, сука! Ну, я тебя!

– Много желающих? – спросил Шибаев.

– Ну… всякое может быть. Заходи, гостем будешь.

Он прислонил трубу к перилам и махнул рукой: проходи, мол, первый. Шибаев вошел боком, не выпуская из виду гостеприимного хозяина. Ему показалось, что садовник испытал облегчение, узнав его. Видимо, действительно опасался нападения. И труба… серьезное оружие. Так и убить недолго.

– Садись! – Петр махнул рукой на диван. – Как насчет принять за знакомство?

Шибаев кивнул, и садовник обрадованно побежал из комнаты. Хлопнула дверца буфета, звякнули стаканы, и хозяин снова появился на пороге. Теперь Шибаев мог рассмотреть его как следует. Тощий, жилистый, смуглый, лет сорока пяти. Длинные, до плеч, волосы, на садовника не похож, скорее, на пьяницу-художника.

– Какой табак ты куришь? – спросил вдруг Шибаев.

– Трубочный «Дублин», – не удивился Петр. – А ты?