Глубокая печаль - Син Кёнсук

– Что за женщина, что с ней случилось?

Он пытался затянуться, но было так влажно, что сигарета сразу же затухала, сколько бы он ни пытался.

– Да нет, ничего.

– Все равно расскажи.

– Просто у одной женщины был любимый мужчина. Однажды они встретились, но внезапно пошел дождь. Тогда мужчина сходил в магазин и купил два зонта.

Молчание.

– Это-то и грустно, – закончила свой рассказ Ынсо.

«Кто ж это мне рассказал? Продюсер Ким или ведущая передачи? Кажется, я слышала эту историю одним дождливым днем в кафе напротив телерадиостанции, когда мы втроем пили чай».

Сэ отбросил подальше от себя давно потухшую в его руках сигарету и горестно стал смотреть на капли дождя, падающие и тут же стекающие с полиэтиленового зонта Ынсо.

Почему это было так грустно, он не смел переспросить. Еще не зная, каким может быть дальнейшее объяснение Ынсо, Сэ вдруг почувствовал, что задыхается.

– Было так грустно, что те мужчина и женщина расстались.

Дорожки от дождя, бегущие по зонту, становились все толще. Юбка и брюки, сумочка и рюкзак, которые они держали у себя на коленях, – все это промокло насквозь.

– Грустно не оттого, что в дождливый день влюбленный купил два зонта, а из-за того, что им стало грустно, они и разошлись. Интересно же?

Сэ молча смотрел на противоположный берег. Ынсо усмехнулась, и вдруг от сильнейшего порыва ветра зонт вывернулся наизнанку. Выражение лица Сэ мгновенно исказилось.

«О, что за выражение! Неужели Сэ может быть таким?»

До этого Сэ ни разу не показывал своего волнения в ее присутствии. Он, как и Ван, всегда оставался уравновешенным, неизменно спокойный и доброжелательный, не выражал и капли тревоги, даже когда узнал, что она ушла к Вану, – выражение лица его не отразило внутреннего состояния.

Сейчас, под дождем, искаженное лицо Сэ показалось таким несчастным, что она невольно протянула руку к нему, но тотчас опустила. Сэ поймал отведенную в сторону руку и сжал, а потом в отчаянии уткнулся лицом в плечо Ынсо.

«Неужели он под конец расплачется?»

Скоро плечо Ынсо почувствовало тепло слез, ей захотелось обнять Сэ, но она только еще больше съежилась.

– Страшно, – произнес Сэ.

– Что?

– Всё.

Ынсо наклонила голову. «Конечно, страшно. Мне тоже страшно, когда думаю о Ване. Когда стою перед ним, я всего боюсь».

Через некоторое время Сэ поднял лицо с плеча Ынсо.

Толстые струи дождя стали тоньше.

«Да, Ынсо, меня страшит все на свете. Мне страшно, потому что я стал ничем для тебя. Страшно, потому что ты все больше отдаляешься. Я страшен сам себе, потому что полностью привязан к тебе, такой далекой и чужой».

Внезапно к Ынсо вернулась головная боль. «Мне страшно оттого, что не знаю, кто я есть на самом деле. Страшно то, что я не знаю, кто такой Ван. И мне точно так же страшно оттого, что я не могу вспомнить, что мы делали вместе с тобой, хотя столько времени провели рядом. И даже сейчас я не знаю, кто я, не могу разобраться в себе!»

Ынсо встала, сказала:

– Я провожу тебя до вокзала.

«Ты, наверное, хочешь сказать, что не знаешь, смогу ли я и дальше любить тебя, все больше и больше отдаляющуюся от меня?»

Сэ тоже встал, не раскрывая зонта.

Они поднялись по набережной и сели в такси. По дороге к Сеульскому железнодорожному вокзалу они проезжали по мосту через реку Ханган. Ынсо наблюдала за рекой – капли дождя падали в воду и сливались в один поток, так быстро, что было не понять, где вода речная, а где дождевая.

«Если бы и нам так быстро слиться, если бы только это было возможно…»

Пока Сэ покупал билет, Ынсо в зале ожидания сложила сломанный ветром зонт, купленный другом, и выкинула в мусорное ведро – ветер привел его в полную негодность.

Сэ купил билет и сел рядом, заметив выброшенный зонт, выкинул и свой.

– Если решил ехать, езжай. Уже поздно, наверное, пол-одиннадцатого, – сказала Ынсо и посмотрела на часы – было только восемь часов.

– Не приедешь летом в Исырочжи? – спросил Сэ.

– Не знаю.

– Как было бы хорошо снова увидеться, как в детстве, вместе: ты, я и Ван.

Когда Сэ произнес имя Вана, неожиданно взгляд Ынсо на мгновение потеплел: «С Ваном в Исырочжи?»

Сэ замолчал, но от его слов живо встрепенулась грудь Ынсо.

Она удивилась, что сама до сих пор не додумалась поехать вместе с Ваном в Исырочжи. Ван не говорил, что хочет поехать в Исырочжи, но и Ынсо ни разу не предложила ему поехать туда вместе, ей было неловко заговаривать с ним об этом, так как он говорил, что и думать даже забыл о родном селе. Его родной дом давно разрушился и слился с подножием горы, у которой был построен, а Ван теперь слился с этим огромным городом.

«Но Сэ?

Сэ был полной противоположностью Вана. Где бы он ни был, от него веяло родным Исырочжи. Даже находясь в самом центре города среди людей, он не сливался с ними, не слился и после окончания университета, и когда поступил на работу в городскую компанию.

Что для него значит Исырочжи? А вдруг он больше всего сожалеет не обо мне, а об Исырочжи? Если бы я не была родом из Исырочжи, был бы он рядом со мной?»

Ынсо посмотрела на ухо Сэ. Все еще виден тот шрам.

Сэ почувствовал пристальный взгляд Ынсо на своем ухе, закрыл его ладонью и усмехнулся.

Когда же это было? Помнится, тогда на дереве каркас только-только начали поспевать ягоды, а на самой его вершине какая-то птица свила гнездо и ухаживала за птенцами. Тогда Сэ и пообещал Ынсо достать одного птенчика и стал подниматься на самую верхушку дерева. Но уже почти у самого гнезда он сорвался и упал в глубокую яму под деревом. Падая и порвал ухо о ветку и несколько дней не ходил в школу.

Пока Сэ, закрывая окровавленное ухо рукой, выбирался из ямы, Ван с легкостью залез на дерево, вынул из гнезда птенца и вложил его в руки Ынсо.

– Как называлась та птица? – вспоминая прошлое, спросила Ынсо.

– Птенец, – ответил Сэ.

Видимо, Сэ тоже вспомнил этот случай, поэтому так быстро и ответил на вопрос, ответил и грустно улыбнулся. Она тоже улыбнулась, когда услышала в ответ «птенец».

– Он был такой красивый. Такой маленький.

Да, птенчик на самом деле был очень маленьким, таким маленьким, что через несколько дней умер.

Хотя Ван залез на дерево, достал птенца из гнезда и вручил Ынсо, червей для